Квартира

которая должна выходить сюда.

Он потряс головой, выглянул на площадку, убедился, что с этой стороны дверь есть, снова прошёл на чердак, где не было никакой двери. Может быть, она просто заложена кирпичом с этой стороны? Нет, вся стена одинаково старая – никаких следов новой кладки.

Он вернулся на площадку, с неожиданной робостью приблизился к запертой двери. Связка ключей оттягивала руку. Приложил ладонь к замочной скважине. Через узкое отверстие тянуло сквозняком. Он выбрал ключ, тот, которым не пользовался никогда в жизни, зажал его в кулаке, понимая, что не осмелится вставить его в скважину. Замер, прислушиваясь. По ту сторону двери что-то было. А быть может, не что-то, а кто-то. Слишком уж тихо было там. Такой тишины не бывает, где ничего нет. Безусловная, ждущая, недобрая тишина.

Он подумал, как хорошо было бы спать, не зная ни о чём. Теперь та прежняя жизнь не вернётся. Он не сможет забыть о сквознячке в замочной скважине. А оно, ждущее там, будет знать, что он помнит о нём.

Неужели ему придётся отворять дверь? Вон она какая: тяжёлая, обитая кровельным железом, крашенная коричневой половой краской. Знал бы, чем дело закончится, ни за что не пошёл бы искать старую фотографию. И зачем она ему потребовалась? Или хотя бы топор захватил, всё уверенней чувствовал бы себя.

Ведь недаром исчезла тогда проклятая фотография, уползла в щель под запертой дверью и ожидает теперь с той стороны, улыбаясь неведомо чему. Или это мама, пытаясь оградить его от беды, уничтожила опасный портрет. Теперь можно думать что угодно, беды всё равно не миновать.

Он шевельнулся, собираясь пойти за топором, но не сдвинулся с места, осознав, что стоит ему отойти и оно отворит дверь своим ключом или вовсе просочится через скважину. Он остался стоять возле запертой двери, прислушиваясь к тишине, неизменной все эти годы.

Внизу приглушённым домашним звуком пробили часы. Пора пpосыпаться, застилать постель, готовить завтрак, мыть посуду, а он стоял, слушал безмолвие и ждал.