шла прямо ко входу в узкий пролив. Ветер снова упал, потом подул в прежнем направлении, и пришлось опять ставить паруса по-старому.
— А вот и «Нухива», — сказал Гриф. — Они пустили в ход мотор. Смотрите, как несется!
— Все готово? — спросил капитан у механика, португальца-метиса, который высунулся из маленького люка перед самой рубкой и утирал потное лицо комком промасленной пакли.
— Готово, — ответил механик.
— Ну, пускайте.
Механик скрылся в своей берлоге, и тотчас послышалось фырканье и шипение глушителя. Но шхуне не удалось удержать первенства. Пока она продвигалась на два фута, маленький тендер успевал пройти три; он быстро настиг ее, а затем и обогнал. На палубе его были одни туземцы. Человек, управлявший тендером, насмешливо помахал рукой тем, кто был на «Малахини».
— Это и есть Нарий Эринг, — сказал Гриф Малхоллу. — Высокий у штурвала — видели? Самый отъявленный негодяй на всех островах Паумоту.
Пять минут спустя канаки — матросы «Малахини» подняли радостный крик, и все взгляды обратились на «Нухиву». Там что-то случилось с мотором, и теперь «Малахини» обходила ее. Канаки карабкались на ванты и осыпали насмешками остающихся позади соперников; тендер круто накренился под ветер, и течение сносило его назад в открытое море.
— Вот у нас мотор так мотор! — одобрительно сказал Гриф, когда перед ними раскрылась лагуна и «Малахини» переменила курс, готовясь стать на якорь.
Капитан Уорфилд, хотя и очень довольный, только буркнул в ответ:
— Будьте покойны, он окупится.
«Малахини» прошла в самую середину небольшой флотилии и наконец выбрала свободное место для стоянки.
— Вот и Айзекс на «Долли», — заметил Гриф и приветственно помахал рукой. — И Питер Джи на «Роберте». Когда объявлена такая распродажа жемчуга, разве он останется в стороне! А вот и Франчини на «Кактусе». Все скупщики собрались. Можете не сомневаться, старик Парлей возьмет хорошую цену.
— А они все еще не исправили мотор, — с торжеством сказал капитан Уорфилд.
Он смотрел туда, где за редкими стволами кокосовых пальм, окаймлявших лагуну, виднелись паруса «Нухивы».
2
Дом у Парлея был большой, двухэтажный, из калифорнийского леса и крыт оцинкованным железом. Он был несоразмерно велик для тонкого кольца атолла и торчал над узкой полоской песка, точно огромный нарост. Едва «Малахини» стала на якорь, прибывшие, как полагается, отправились на берег с визитом. Капитаны и скупщики с остальных судов уже собрались в большой комнате, где можно было бы осмотреть жемчуг, назначенный на завтра к продаже. Темнокожие слуги, они же родня хозяина — последние жители Хикихохо, — разносили виски и абсент. И среди этого разнообразия сборища, покашливая и посмеиваясь, расхаживал сам Парлей — жалкая развалина, в которой нельзя было узнать когда-то рослого и сильного человека. Глаза его ушли глубоко в орбиты и лихорадочно блестели, щеки ввалились. Он неровно, местами, оплешивел, усы и эспаньолка у него были тоже какие-то клочковатые.
— О господи! — пробормотал Малхолл. — Прямо долговязый Наполеон Третий! Но какой облезлый, высохший! Кожа да кости. До чего же жалок! Не удивительно, что он держит голову набок, иначе ему на ногах не устоять.
— Будет шторм, — сказал старик Грифу вместо приветствия. — Вы, видно, очень уж неравнодушны к жемчугу, если явились сюда сегодня.
— За таким жемчугом не жаль отправиться хоть к чертям в пекло, — со смехом ответил Гриф, оглядывая стол, на котором разложены были жемчужины.
— Кое-кто уже отправился туда, — проскрипел Парлей. — Вот посмотрите!
— Он показал на великолепную жемчужину размером в небольшой грецкий орех, лежавшую отдельно на куске замши. — Мне за нее давали на Таити шестьдесят тысяч франков. А завтра, пожалуй, и больше дадут, если всех не унесет ураган. Так вот, эту жемчужину нашел мой родич, вернее, родич моей жены. Туземец. И притом вор. Он ее припрятал. А она была моя. Его двоюродный брат, который приходился и мне родней — мы тут все в родстве, — убил его, стащил жемчужину и удрал на катере в Ноо-Нау. Я снарядил погоню, но вождь племени Ноо-Нау убил его из-за этой жемчужины еще раньше, чем я туда добрался. Да, тут на столе немало мертвецов. Пейте, капитан. Ваше лицо мне незнакомо. Вы новичок на островах?
— Это капитан Робинсон с «Роберты», — сказал Гриф, знакомя их.
Тем временем Малхолл обменялся рукопожатием с Питером Джи.
— Я и не думал, что на свете есть столько жемчуга, — сказал Малхолл.
— Такого количества сразу и я не видывал, — признался Питер Джи.
— Сколько все это может стоить?
— Пятьдесят или шестьдесят тысяч фунтов — для нас скупщиков. А в Париже… — Он пожал плечами и высоко поднял брови, не решаясь даже назвать сумму.
Малхолл вытер пот, стекавший на глаза. Да и все в комнате обливались потом и тяжело дышали. Льда не было, виски и абсент приходилось глотать теплыми.
— Да, да, — хихикая, подтвердил Парлей. — Много мертвецов лежит тут на столе. Я знаю свои жемчужины все наперечет. Посмотрите на эти три! Недурно подобраны, а? Их добыл для меня ловец с острова Пасхи — все три в одну неделю. А на следующей неделе сам стал добычей акулы: она отхватила ему руку, и заражение крови его доконало. Или вот эта, она крупная, но неправильной формы, — много ли в ней толку; хорошо, если мне дадут за нее завтра двадцать франков, а добыли ее на глубине в сто тридцать футов. Я видел, как он вынырнул. У него сделалось не то кровоизлияние в легкие, не то судороги — только через два часа он умер. И кричал же он перед смертью! На несколько миль было слышно. Такого силача туземца я больше не видывал. Человек шесть моих ловцов умерли от судорог. И еще много людей умрет, еще много, много умрет.
— Довольно вам каркать, Парлей, — не стерпел один из капитанов, — Шторма не будет.
— Будь я крепок, как когда-то, живо поднял бы якорь и убрался отсюда,
— ответил хозяин старческим фальцетом. — Живо убрался бы, если б был крепок и силен и не потерял еще вкус к вину. Но вы останетесь. Вы все останетесь. Я бы и не советовал, если б думал, что вы послушаетесь. Стервятников от падали не отгонишь. Выпейте еще по стаканчику, мои храбрые моряки. Ну- ну, чем только не рискуют люди ради нескольких соринок, выделенных устрицей! Вот они, красавицы! Аукцион завтра, точно в десять. Старик Парлей распродает свой жемчуг, и стервятники слетаются… А старик Парлей в свое время был покрепче их всех и еще не одного из них похоронит.
— Экая скотина! — шепнул второй помощник с «Малахини» Питеру Джи.
— Да хоть и будет шторм, что из этого? — сказал капитан «Долли». — Хикихохо никогда еще не заливало.
— Тем вероятнее, что придет и его черед, — возразил капитан Уорфилд.
— Не доверяю я этому Хикихохо.
— Кто теперь каркает? — упрекнул его Гриф.
— Черт! Обидно будет потерять новый мотор, пока он не окупился, — пробурчал капитан Уорфилд.
Парлей с неожиданным проворством метнулся сквозь толпу к барометру, висевшему на стене.
— Взгляните-ка, мои храбрые моряки! — воскликнул он торжествующе.
Тот, кто стоял ближе всех, наклонился к барометру. Лицо его вытянулось.
— Упал на десять, — сказал он только, но на всех лицах отразилась тревога, и казалось, каждый готов сейчас же кинуться к выходу.
— Слушайте! — скомандовал Парлей.
