капитан Силби объявил пассажирам при посадке в шлюпки:
– Запомните! Сначала садятся женщины и дети, потом пассажиры из кают первого класса, затем все остальные!
На «Титанике» не объявлялось о таком правиле посадки, но его концепция все еще коренилась в умах публики, и пресса поначалу попыталась предупредить возможную критику действий и поступков пассажиров первого класса. Когда стало известно, что Исмею удалось спастись, «Нью-Йорк сан» поспешила объявить:
«Исмей вел себя с исключительным благородством… никто не знает, как мистер Исмей сам попал в спасательную шлюпку; предполагается, что он лично захотел объяснить своей пароходной компании обстоятельства катастрофы».
Позже первому классу никогда не сходило все с рук так гладко. Фактически положение стало резко меняться сразу же после гибели «Титаника». Уже через считанные дни Исмей оказался у позорного столба. Не прошло и года, как одна – спасшаяся с «Титаника» видная в обществе особа развелась со своим мужем только из-за того, что ему, как гласила молва, «посчастливилось» спастись. Самым неудобным из доставшегося в наследство от тех, кто был на «Титанике», оказался новый стандарт поведения, ставший эталоном для оценки действий и поступков известных или выдающихся людей в чрезвычайных ситуациях.
До этого было проще, ибо «Титаник», помимо всего прочего, являлся последним выставочным стендом богатства и высшего общества, еще вызывавшего восхищение рядовой публики. В 1912 году не существовало звезд кино, радио и телеэкрана; выдающиеся спортсмены еще очень низко котировались в глазах общественного мнения, а мир богемы пока прозябал В полнейшей безвестности. Поэтому весь блеск и сияние чужого великолепия для скрашивания своей беспросветной жизни рядовая публика могла получать только от людей, занимавших высокое положение в обществе.
Подобного рода интерес публики к высшему свету хорошо понимала и в полной мере использовала пресса. Когда «Титаник» отплывал в Америку, «Нью-Йорк таймс» поместила на первой полосе список его высокопоставленных пассажиров. После того как «Титаник» затонул, «Нью-Йорк америкэн» сообщила об этом 16 апреля в развернутом подзаголовке, почти полностью посвященном Джону Джекобу Астору; в конце материала сообщалось, что, кроме Астора, погибло еще 1800 человек.
18 апреля «Нью-Йорк сан» в таком же ключе рассказала о страховых аспектах катастрофы; большая часть этого материала была посвящена жемчугам миссис Уайднер.
Никогда позже признанное богатство не занимало умы столь основательно. С другой стороны, никогда больше богатство не выставлялось столь откровенно напоказ, не было таким по-театральному зрелищным. Джону Джекобу Астору, например, ничего не стоило выбросить, не задумываясь, 800 долларов за кружевной жакет, который демонстрировал на палубе какой-то торговец во время стоянки «Титаника» в Квинстауне. Для Райерсонов не было необычным брать с собой в дорогу 16 сундуков. Ста девяноста семьям, ехавшим на «Титанике» в первом классе, помимо сотен стюардов и стюардесс, прислуживали служанки, камердинеры и всевозможные няньки и гувернантки. Для этих личных слуг на палубе C был предусмотрен особый салон с тем, чтобы джентльмены могли заводить на корабле разговор с любым приличным незнакомцем без риска оконфузиться, узнав, что заговорили, например, с драгоманом Хенри Слипера Xapпepa.
Или взять прибытие спасшихся в Нью-Йорк. Миссис Астор встречали на двух автомобилях, в которых находились два врача, квалифицированная медсестра, секретарша и Винсент Астор. Миссис Джордж Уайднер встречали не на автомобиле, а на особом поезде, состоявшем из личного пульмановского вагона, еще одного вагона – балластного – и локомотива. Для миссис Чарлз Хейс тоже был подан особый железнодорожный состав из двух салон-вагонов и двух спальных вагонов.
Такие встречи были под стать людям, которые имели возможность заплатить – ни много, ни мало – 4350 долларов (а это были доллары 1912 года!) за каюту-люкс на лайнере. В таком номере имелась даже личная прогулочная палуба, шестидневное пользование которой оплачивалось из расчета примерно 130 долларов за каждый метр ее длины.
Такой образ жизни, разумеется, был доступен далеко не каждому. Чтобы заплатить за проезд в подобной роскоши, Хэролду Брайду, например, который получал 20 долларов в месяц, нужно было бы отдать всю его зарплату за 18 лет. Те, кто наслаждался подобным образом жизни, постепенно становились частью небольшой и чрезвычайно обособленной группы людей.
Этот предвоенный мирок богачей был на редкость интимным. Никто из его членов не проявлял ни малейшего удивления, если они неожиданно сталкивались друг с другом возле египетских пирамид (их излюбленного места времяпровождения), в городе Kaуce во время международных состязаний парусных яхт или на водах в Баден-Бадене. Казалось, они даже мыслят в унисон друг другу, и в голове у всех у них одновременно возникают одинаковые идеи. Одной из таких идей было совершить поездку в Америку с первым рейсом самого большого в мире парохода.
Поэтому «Титаник» был для них не столько средством переправы через океан, сколько местом встречи старых знакомых. Это произвело очаровательное впечатление на миссис Хенри Б. Хэррис, жену театрального продюсера, которая, разумеется, никак не могла принадлежать к указанному кругу людей. Спустя двадцать лет она все еще с благоговением вспоминала: «Среди них царил дух товарищества, ничего похожего на который я не замечала в предыдущих своих поездках. Судя по доброприятельской атмосфере, преобладавшей среди этих пассажиров, им не нужно было заглядывать в список людей, едущих первым классом, поскольку они и так знали друг друга и встречались на палубе, как члены одной большой компании».
Люди из этого мирка знали членов экипажа почти так же хорошо, как и друг друга. Планируя поездку через океан, они, пожалуй, выбирали не столько судно, сколько определенных капитанов, и капитан Смит имел среди них очень много личных приверженцев, что в глазах руководства компании «Уайт Стар Лайн» являлось его неоценимым достоинством. Капитан Смит платил этим приверженцам признательностью в виде мелких любезностей и привилегий, которые помогали ему сохранить желательную клиентуру. В последнюю ночь «Титаника» Джон Джекоб Астор (равно как и другие члены этой привилегированной группы) узнал о катастрофе непосредственно от капитана Смита еще до того, как началась общая тревога.
Однако неписаными условиями взаимоотношений капитана с привилегированными пассажирами исключалось злоупотребление привилегиями: несмотря на доверительную информацию капитана, из указанной группы мужчин спаслись очень немногие.
Такие же доверительные отношения с привилегированными пассажирами поддерживали стюарды и официанты. Им часто приходилось обслуживать постоянных клиентов. Они знали, что этим пассажирам требуется и как им нравится, чтобы их обслуживали. Стюард Каннингэм, бывало, каждый вечер входил в каюту A-36 и раскладывал платье Томаса Эндрюса именно так, как это нравилось мистеру Эндрюсу. Затем, ровно в 6 часов 45 минут вечера, он опять входил в эту каюту и помогал Эндрюсу переодеваться. Подобное происходило во многих каютах первого класса.
Когда «Титаник» тонул, чувство искренней привязанности заставило стюарда Этчеса убедить мистера Гуггенхейма надеть свитер, стюарда Кроуфорда зашнуровать ботинки мистеру Стьюарту, второго стюарда Додда сообщить Джону Б. Тэйеру, который думал, что его жена давным-давно покинула «Титаник», о том, что она все еще находится на борту тонущего лайнера. Руководствуясь тем же духом верности, стюард обеденного салона Рей втолкнул Уошингтона Доджа в шлюпку Э13: он уговорил Доджей ехать на «Титанике» и поэтому чувствовал себя обязанным выручить их из беды.
Члены привилегированной группы платили экипажу за привязанность доверительностью и расположением, какие они редко проявляли по отношению к своим менее известным собратьям- пассажирам. В последние часы «Титаника» такие люди, как Бен Гуггенхейм и Мартин Ротшильд, провели, пожалуй, больше времени в обществе своих стюардов, чем в обществе пассажиров.
С гибелью «Титаника» начался упадок подобного образа жизни, и былое его великолепие безвозвратно ушло, чему способствовали сначала первая мировая война, а потом – подоходные налоги14.
С этим ушедшим миром ушли и некоторые из характерных для него предрассудков, в частности, глубоко укоренившееся и громко проповедуемое убеждение о превосходстве англосаксонского мужества.
