перемещался на ином фоне. Мое сердце учащенно забилось. Ведь там было три огня, и нижний — красный. Судно, повернутое ко мне правым бортом! Наверху, над далекими огнями города, плыл белый огонь, а прямо над ним — еще один красный. Они передвигались, эти огни, пропадая и появляясь вновь на фоне звездной панорамы города. Но я прекрасно понимал эту открытую книгу моря: «В дополнение к боковым огням два огня кругового обзора — красный над белым — рыбачье судно с заброшенным тралом».
Я находился от них не более чем в полумиле. И трал у них был заброшен. Стиснув зубы, я быстро поплыл по направлению к судну.
Вот теперь-то я по-настоящему хотел жить. Все видения исчезли. Осталась только боль. Огни остановились. Я мог уже различить очертания мачты и такелажа и слышал тарахтенье старого дизеля.
«Не уходи, — молил я его мысленно, — оставайся здесь!»
Руки онемели, они с трудом двигались, как лопасти старого парохода. До судна оставалось всего ярдов двести. Я уже видел черную стену его борта, фигурки людей, копошащихся на верхней палубе под рабочим освещением, и мог слышать характерный звук лебедки. Я остановился в воде, поднял руку и закричал. Но на палубе было слишком шумно, и мой голос утонул в этом гаме, как камень в глубоком болоте. Я снова поплыл, заклиная: «Не уходи, оставайся на месте».
Оставалось всего каких-то сто ярдов. На палубе у лебедки спиной ко мне стоял матрос. Я орал и бил ладонями по воде. Он таки не повернулся. Я замолк, соображая, что же делать дальше. Потом закричал снова. Плечи горели огнем, ноги были налиты свинцом. Мне оставалось ярдов двадцать. Силуэт этого человека я видел на фоне бортовых огней, видел, как трепетали короткие рукава его рубашки под бризом. Стук дизелей был очень громок. Я открыл рот, чтобы закричать снова. Но тут шум дизелей изменился. Белая пена вскипела за кормой. Сначала медленно, а потом все быстрее, траулер двинулся вперед.
Я опоздал!
Я чуть не сошел с ума от отчаяния, руки меня не слушались, а ноги висели мертвым грузом. Я проплыл последние двадцать ярдов до траулера и почувствовал, как струя от винта разворачивает меня. Теперь я сидел только высокую корму, уходящую в темноту. Десять ярдов от меня, пятнадцать, а вот уже и огни Марбеллы, отделенные от меня черным корпусом траулера, снова открылись и подмигивали мне с расстояния в восемь миль.
Я медленно загребал воду, наблюдая, как мое спасение таяло в темноте ночи.
И вдруг что-то коснулось моей руки. Я инстинктивно отпрянул в сторону, думая, что это акула, дельфин или какое-нибудь создание тьмы. Потом прикосновение повторилось. Мое сердце в ужасе забилось. Меня обуял сумасшедший страх перед тем, что могло возникнуть из этой черной тьмы. Я протянул руку, чтобы оттолкнуть от себя это, но нащупал гладкий круглый предмет.
Поплавок сети!
Моя рука уверенней потянулась к веревке. Она двигалась. Я старался зацепиться за ячейки сети. Мои ноги попали наконец в сеть, и она потащила меня на борт траулера. Когда меня поднимало вверх, я кричал изо всех сил. Кто-то услышал мой вопль и остановил большой стальной барабан, на который наматывалась сеть. Я увидел яркий огонь и около него троих коренастых небритых мужиков, которые, разинув рты, уставились на свою необыкновенную добычу. Один из них в этот момент вытаскивал из сети маленькую меч-рыбу.
— Добрый вечер, — сказал я по-испански.
Потом все окуталось туманом. Смутно помню, что меня положили на скамью, провонявшую тухлой рыбой, вином и черным табаком, и смотрели на мои разъеденные водой пальцы, напоминающие пальцы прачки.
Помню еще, как меня трясли за плечи, причиняя немалую боль. Один из этих троих рыбаков все совал мне кружку с кофе, улыбаясь небритым обезьяньим лицом.
Когда я спустил ноги со скамьи, сердце сильно зачастило, а плечи схватило так, словно там было битое стекло. Я не был уверен, что не заболею, но постарался улыбнуться и глотнуть кофе, хорошо разбавленного бренди. Это согрело меня изнутри, как факелом. Рыбак дал мне сухой комбинезон, который оказался слишком маленьким.
Я вышел на палубу.
Порт Марбеллы был залит ослепительным светом утреннего солнца.
— Хорошо спали? — сказал тот же рыбак.
— Который час? — спросил я по-испански.
Он показал мне часы, прекрасную японскую модель. Десять часов пять минут. Я кивнул и улыбнулся. Солнце уже поднялось над гаванью, и я почувствовал, как сух и горяч воздух. Это было так не похоже на холод и мрак прошедшей ночи, что можно было усомниться в реальности происшедшего.
Но только на один миг.
Я обошел весь экипаж и каждому пожал руку. Они все были заинтригованы, но, казалось, радовались моему спасению. Потом я сбежал по сходням и сел в такси — черно-зеленый «мерседес». Я неважно выглядел в своем комбинезоне, но здесь была Марбелла, и никто этому не удивлялся. А у меня в голове засела более важная, по сравнению с одеждой, проблема — надо поговорить с Хелен!
Но еще важнее, чем Хелен, были гонки.
В конце мола я увидел уже поднятые паруса. Таксист прошел со мной сквозь толпу. Чарли заметил меня с кокпита и крикнул:
— Где тебя черти носили?
У него было усталое лицо с черными кругами под глазами. Я спустился вниз. Чарли заплатил таксисту, а Скотто одолжил мне шорты.
— Сожалею, что заставил вас поволноваться.
— Мы и не чаяли увидеть тебя живым, — сказал Чарли. — Лодку нашли в шесть утра, в шестидесяти милях отсюда, автопилот был включен, а на борту никого. Кто-то сказал, что видел, как ты, пьяный, садился в нее.
— А кто это сказал?
Чарли пожал плечами:
— Всякие ходят слухи.
Кто-то еще тоже слышал об этом. Внизу, в доке, Поул Уэлш устанавливал эластичные связи на своем спинакере. Вернее, должен был это делать, потому что в данный момент, ошеломленный, уставился на меня, как на привидение.
Я крикнул:
— Доброе утро, Поул! Вы готовы?
Он улыбнулся слабой неясной улыбкой, исказившей его лицо.
Чарли спросил:
— Что это такое с ним?
— Его друг Деке Келльнер вывез меня в море на этой потерявшейся лодке. Они ударили меня по голове и вышвырнули за борт вон там! И я показал на голубое, сверкающее под солнцем море.
Чарли посмотрел на море, а потом на меня.
— За борт? — Он нахмурился. — Прямо там?
Я подтвердил. Тогда он спросил меня:
— Ты уверен, что сможешь участвовать в гонках?
Я посмотрел на Поула. Он затягивал болт, и пальцы его дрожали. Перед ним раздался щелчок фотокамеры. Он поднял голову и автоматически улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
Ну, хватит, решил я. Этим утром я, Мартин Деверо, смету тебя со своего пути.
Я ответил:
— Еще никогда в жизни не чувствовал себя лучше!
Глава 27
Лодки со зрителями вышли вместе с нами, чернея на фоне отблесков солнца. Там был сам Хонитон
