всевозможные варианты спасения Попова и при этом разве что до высадки десанта не дошел. Сеня в тактических изысках омоновца не участвовал, был задумчив и молчалив.
Капелькуаль вернулся, как и обещал, прямо перед закатом. Выглядел он озабоченным, но и довольным одновременно. Трактирщик сначала выложил уже известную ментам информацию о готовящемся завтра жертвоприношении, а потом сказал, что ему удалось увидеться с человеком, который приносит Попову еду. По его словам выходило, что Андрей чувствует себя нормально и, кроме большой шишки на голове, никаких повреждений не имеет. Никаких признаков беспокойства из-за завтрашней казни Попов не проявляет, хотя, по словам трактирщика, это может быть из-за наркотика, который иногда загодя начинают подмешивать в пищу будущим жертвам.
— Ну, еще только не хватало, чтобы они нам из Попова наркомана сделали! — возмутился Иван.
— Вообще-то случаев привыкания к этому наркотику еще не было замечено, — покачал головой Капелькуаль.
— Это еще почему? — удивился Жомов.
— Так те, кто его пробовал, на следующий же день и умирали, — ответил ацтек.
— Это ты так пошутил, что ли? — мрачно поинтересовался у него омоновец, но Рабинович не дал трактирщику ответить.
— Вань, оставь его в покое, — встрял он в разговор. — Пусть дальше рассказывает, что узнал.
Собственно говоря, больше ничего ценного в информации, добытой трактирщиком, не содержалось. Капелькуаль узнал, кто именно из жрецов завтра будет совершать жертвоприношение, кто будет сопровождать Андрея из темницы к храму и кто из них будет вести церемонию богослужения. Мог трактирщик назвать по именам и солдат, которые сегодня и завтра до самой казни будут нести охрану комнаты, в которой содержался Попов, но каши из этих данных, согласитесь, не сваришь!
— Нет, проникнуть к Андрею в темницу не получится, — отвечая на один из вопросов Рабиновича, проговорил ацтек. — Его содержат во дворце. Даже если бы потайной ход не охраняли, изнутри открыть дверь мы не сможем. Подкупить стражников тоже не получится. Они все из личной охраны Чимальпопоке и преданы ему, как псы. Допустим, в город я вас незамеченными проведу, но во дворце столько солдат, что даже если к нам присоединится гвардейская рота и войско тольтеков в придачу, штурмом взять его мы не сможем.
— А как насчет храма? — поинтересовался Рабинович. — Есть туда какой-нибудь потайной ход?
— Нет. Да и зачем? — пожал плечами Капелькуаль. — Храмы же не жилища и не крепости. Они служат лишь для публичных богослужений. В большинстве храмов даже ценностей никаких нет. Да и кто рискнет взять то, что предназначено богу? А Уицилопочтли очень сильно жаждет крови вашего друга. Говорят, что он до сих пор во дворце тлатоани и всё еще не может шевелить руками. Он считает, что смерть Попова избавит его от наложенного Андреем проклятья.
— Значит, до конца жизни безруким останется, — пообещал Жомов. — А если ему чего-то не нравится, я еще и ноги этому типу вдобавок переломаю.
— Эксмоэль во дворце не появлялся? — задал новый вопрос кинолог.
— Не знаю, — пожал плечами ацтек — Мой информатор сказал, что Чимальпопоке весь день не выходит из своих покоев. Оттуда постоянно доносятся голоса, но есть ли там кто-нибудь, кроме самого тлатоани и Уицилопочтли, неизвестно.
— Да, хорошо бы, если бы и этот урод там был, — вздохнул омоновец. — Одним махом и Андрюху бы спасли, и эльфа этого к ногтю прижали.
— С Эксмоэлем еще успеем разобраться, — махнул рукой Сеня. — Главное — Попова спасти. Хотя, мне кажется, эльф абсолютно уверен, что мы явимся вытаскивать Андрея, и наверняка какую-нибудь гадость нам приготовил.
— Пусть готовит. У меня тоже кое-что для него приготовлено, — Ваня демонстративно погладил рукой кобуру.
— И всё же я бы вам не советовал рисковать, — предостерег друзей Капелькуаль. — Я не вижу ни одной возможности для спасения вашего друга. И ему не поможете, и себя погубите.
— Это мы уже слышали, — отрезал Рабинович.
— Ну, почему?! Всё не так мрачно, — неожиданно встрял в разговор до сих пор молчавший Кецалькоатль. — Помните, что я всё же бог и кое-что могу. Ну а если Уицилопочтли действительно пока не в состоянии использовать свою магическую силу, нам стоит попытаться спасти вашего друга.
— Но как? — не унимался трактирщик.
— Похоже, план у меня есть, — задумчиво проговорил Сеня. — Слушайте сюда…
Весь остаток вечера ушел на обсуждение предложения Рабиновича. Аборигены посчитали его невероятным, но именно поэтому имеющим шанс на успех. Кецалькоатль, напротив, пришел от Сениного плана в восторг и живо принял участие в обсуждении, надеясь здорово повеселиться на завтрашней казни Попова. Жомов же предложение Рабиновича раскритиковал, но поскольку сам ничего лучшего предложить не смог, принялся уточнять детали и продумывать возможные осложнения. И лишь ближе к полуночи обсуждение решили прекратить, согласившись, что большего к плану добавить уже не получится.
— Главное, чтобы каждый в точности выполнил свою задачу, и всё у нас будет хорошо! — подвел итог Сеня и первым отправился спать, а за ним угомонились и остальные.
Поначалу Жомов хотел, чтобы все члены «группы спасения» по очереди несли вахту, но Сеня установить дежурство помешал. Во-первых, считал, что завтра все нужны будут хорошо выспавшиеся и готовые ко всему. Во-вторых, вполне справедливо полагал, что искать сегодня их точно не будут, поскольку Уицилопочтли и компания станут ждать их появления на завтрашней казни. Ну и в-третьих, полностью рассчитывал на чутье Мурзика, вполне способного заранее предупредить всех об опасности. Да и Кецалькоатль обещал, что, пока он с ментами, никакое зверье тревожить их ночью не будет. Жомов что-то недовольно пробормотал себе под нос, но настаивать на назначении дежурных не стал, отправившись-таки спать.
Утром Ваня, как обычно, проснулся первым и тут же устроил побудку всем остальным, торопясь идти в город. Однако стремление омоновца остальной частью «спасателей» поддержано не было. Во- первых, до назначенной казни было еще более шести часов, тогда как до города — не более двух часов ходьбы. Во-вторых, бежать куда-то на голодный желудок было глупо, и сначала, прежде чем идти в Теночтитлан, решено было позавтракать той нехитрой снедью, которую вчера принесли с собой и Ачитометль, и Капелькуаль. Ну и в-третьих, дотошный Рабинович хотел, чтобы каждый еще раз повторил, что должен будет делать около храма Уицилопочтли. Впрочем, сейчас эта дотошность была вполне оправдана, поскольку речь шла, ни много ни мало, о жизни Попова.
— Ну что, когда змейка запускать будем? — поинтересовался нетерпеливый омоновец, едва с завтраком было покончено.
— Я уже тысячу раз вас просил не сравнивать меня со своими рептилиями, — возмутился Горыныч, увеличиваясь в размерах. — Если бы мне в школе учителя столько раз задания повторяли, я бы из первого класса никогда бы не вылез.
— То-то я смотрю, ты во втором два года сидел, — хмыкнул Жомов, на что Ахтармерз обиделся еще больше, но не нашелся, что сказать.
— Ваня, хватит ребенка доставать, — урезонил омоновца Рабинович и повернулся к трехглавому летуну. — Ты сколько времени в воздухе можешь находиться?
— Парить могу практически сутки, — ответил Ахтармерз. — А лететь не больше двух часов. Вот только энергии на это много уходит. Боюсь, в Теночтитлане я только один, максимум два залпа дать смогу.
— А большего и не потребуется, — заверил его Рабинович. — Смотри не потеряйся. Без тебя у нас ничего не получится. И помни, пока будешь в воздухе, вспоминай все самые обидные слова, какие только в голову придут. Нам нужно, чтобы ты был настолько большим, насколько это вообще возможно.
— Не волнуйся. Сделаю всё так, как надо, — гордо ответил Ахтармерз.
И только теперь Рабинович согласился с Жомовым, что «змейка запускать» уже можно. Соорудив из Ваниного кителя что-то похожее на гамак, два российских милиционера усадили на него трехглавый
