доходило до общения, ирландцы общались с ирландцами, черные дружили с черными, а пуэрториканцы встречались с пуэрториканцами:
Эйлин Берк с ее кожей цвета персиков со сливками, рыжими волосами и зелеными глазами могла бы сойти за девушку с иберийскими корнями – именно на это они и надеялись. Если Трусоватый бандит, как остроумно прозвали его ребята из 87-го участка, ворвется в прачечную самообслуживания со своим «магнумом» калибра 0,357, увидит Эйлин и поймет, что она из полиции, то в ее груди он проделает дыру, в которую сможет пролететь бильярдный шар. Нет, Эйлин Берк не хотела превращаться в мертвую героиню. Эйлин Берк хотела стать первой женщиной – начальником розыска в городе, но не через свой труп. Для сегодняшней работы она была одета несколько более скромно, чем если бы вышла на уличную прогулку в качестве приманки для насильника. Ее рыжие волосы были стянуты резинкой на макушке и прикрыты бурым платком, завязанным под подбородком. Платок скрывал ее золотые серьги, которые она считала «счастливыми» амулетами. На ней было пальто под цвет платка, коричневые гольфы до колен, коричневые резиновые сапожки. Она сидела на желтом пластиковом стуле в очень холодной прачечной и смотрела, как ее грязное белье (или довольно грязное белье, которое ей выдали в 87-м участке) крутилось в стиральной машине. Над входом в прачечную то и дело вспыхивала неоновая вывеска. Оранжевая надпись «Прачечная» сменялась на зеленую: «Самообслуживание». В приоткрытой сумке на коленях под салфетками «Клинекс» лежал «специальный» пистолет калибра 0,38.
Менеджер прачечной не знал, что Эйлин из полиции. Менеджер прачечной работал всегда в вечернюю смену. Он приходил в четыре и уходил в полночь: он запирал дверь и отправлялся домой. Каждое утро хозяин прачечной приходил отпирать стиральные машины, высыпал монетки в большой серый мешок и отвозил его в банк. В этом состояла работа хозяина: он извлекал монеты из стиральных машин. У хозяина было тридцать семь прачечных самообслуживания по городу, и он жил в очень хорошем районе Маджеста. Он не забирал деньги из стиральных машин при закрытии, так как считал, что это опасно. Да так оно и было на самом деле. Он считал, что пусть лучше его тридцать семь ночных менеджеров по городу просто запрут двери, включат сигнализацию и идут домой. В этом состояла их работа – этих ночных менеджеров. Другие их обязанности включали размен мелочи для дам, которые приносили грязную одежду, вызов технической службы, если происходила поломка, они также должны были следить, чтобы не крали дешевую пластиковую мебель из разных прачечных. Впрочем, о мебели хозяин не слишком беспокоился, так как мебелью его снабжал кузен. Бывало, хозяину приходило в голову, что у каждого менеджера есть ключ от сигнализации и если все тридцать семь менеджеров сговорятся с одним взломщиком, то они откроют прачечные, взломают стиральные машины – и что дальше? Да ничего страшного. Кроме того, ему приятно было считать всех своих менеджеров чистыми и непорочными.
Детектив Хэл Уиллис знал, что ночной менеджер в прачечной на углу Десятой и Калвер был чист и непорочен: тот не догадывался, что Эйлин Берк из полиции. Он также не догадывался, что Хэл Уиллис, сидящий в неприметном зеленом «Торнадо» напротив соседнего бара,
Трусоватый бандит не был мелким воришкой. За два месяца, в течение которых он орудовал на авеню Калвер, вначале на соседнем участке, затем, продвинувшись на территорию 87-го, он награбил – как следовало из заявлений женщин, ставших его жертвами, – шестьсот долларов наличными, двенадцать обручальных колец, четыре золотых медальона, золотое кольцо с бриллиантом в один карат и двадцать две пары трусиков. Эти трусики он не вынимал из сумок с бельем. Он требовал, чтобы несчастные женщины, оказавшиеся в прачечной, снимали эти трусики с себя – отсюда прозвище Трусоватый – и отдавали ему. Женщины охотно повиновались: для убедительности он размахивал «магнумом» калибра 0,357. Пока еще ни одна не была изнасилована. И физически никто не пострадал – пока. И пусть в этих ограблениях был некий черный юмор – представьте себе грабителя, который уносит домой трусики своих жертв, – никакого юмора не было в убойной силе «магнума». Сидя в машине напротив бара, Уиллис очень хорошо представлял себе калибр ствола, который носил с собой Трусоватый. Сидя в прачечной между пуэрториканкой слева и толстой негритянкой справа, Эйлин Берк еще более отчетливо представляла себе разрушительную силу этого оружия.
Она посмотрела на настенные часы.
Было только четверть одиннадцатого, а прачечная закроется не раньше полуночи.
Узенькая закладка, вложенная в программку, извещала зрителей, что некто по имени Алисон Грир заменит Салли Андерсон в этот вечер, но ни у кого из танцовщиц в шоу не было характерных ролей, все они выглядели очень похожими друг на друга, за исключением двух черненьких девушек (которые на самом деле тоже были очень похожи друг на друга) и Тины Вонг, которая не была похожа ни на кого в труппе, кроме себя самой. Блондинки были неотличимы одна от другой. Они были высокие, с длинными ногами и, пожалуй, излишне грудастые для танцовщиц. У них у всех были ослепительные улыбки. Они все были облачены в костюмы, которые делали их еще более похожими друг на друга, с высокими вырезами на бедрах и живописными лохмотьями, болтающимися вокруг их потрясающих ног. В таком одеянии, по мнению авторов, какая-нибудь глупая молоденькая южанка могла появиться посреди болота: именно на болоте и происходило действие «Жирной задницы», именно такими южанками и должны были быть танцовщицы. Декорации изображали на сцене самое настоящее болото, а над ним туман и огромные деревья, с которых что-то капало на осклизлые валуны. Карелла приготовился к худшему. Он повернулся направо к Тедди. Она обернулась к нему. Вот перед ними еще один пример того, как журналисты расхваливают до небес очередное заурядное шоу, чтобы угодить инвесторам.
Тедди Карелла была глухонемая.
Она часто испытывала трудности в театре. Разумеется, она не слышала, что говорили актеры, и обыкновенно они с Кареллой сидели слишком далеко, чтобы читать по губам. С годами они выработали следующую технику: он держал руки на уровне груди, чтобы не мешать сидящим сзади, и знаками передавал ей диалоги актеров. Она же при этом переводила глаза со сцены на его руки и обратно. Как правило, мюзикл был легче для ее восприятия. Певец обычно поворачивался лицом к залу, движения его губ были отчетливее, чем при простой речи. Но всего предпочтительнее для нее был балет, и сегодня она была счастлива, когда – не прошло и десяти секунд после того, как поднялся занавес над зловещим болотом, – вся сцена наполнилась прыжками, курбетами, кружением, верчением, клокочущими энергией танцовщицами, которые буквально спрыгивали с верхушек деревьев и превращали это покрытое туманом болото в самое сочное, сексуальное и ослепительное представление, какое Тедди когда-либо видела в жизни. Очарованная, она сидела рядом с Кареллой на протяжении десяти минут, затаив дыхание, сжимая его руку, следя за развитием действия. Когда вступительная часть закончилась, зрители разразились аплодисментами. Он приготовил руки для «перевода», который, как ему казалось, потребуется по мере развития действия, но Тедди нетерпеливо отмахнулась. Она понимала все, что происходило, и могла читать по губам, потому что они сидели в середине шестого ряда.
Она задала несколько вопросов во время паузы. На ней было черное вязаное платье с простой камеей на груди, черные кожаные сапоги, золотой браслет на запястье. Длинные черные волосы она собрала на затылке и закрепила золотой заколкой. За исключением помады, туши и теней для глаз, она была не накрашена. Да ей краска и не была нужна, она была одной из самых красивых женщин, каких он встречал в жизни. Он смотрел на ее руки, смотрел, как меняется выражение ее лица. Тедди хотела знать, правильно ли она поняла, что между охотником с капканом и контрабандисткой когда-то был роман и сейчас они встретились впервые с того времени? Нет? Тогда почему они обнимались и целовались? Карелла объяснил, отвечая вслух, чтобы она могла читать по губам, помогая руками (и среди публики всегда попадались восхищенные наблюдатели: ну, давай, взгляни, Чарли, как тот человек разговаривает с немой). И она читала по его губам и по рукам и затем показывала ему знаками, мол, «они слишком
