– Нет, я уже договорился. Это вы, миссис Герролд? Я вас не узнал в темноте. Как там ваша свекровь?
– Она умерла, мистер Бенсон, сразу после того, как мы доставили ее к врачу.
– Та девушка, Муни, так и подумала, только не хотела вас расстраивать. Мне очень жаль. Вот ключи от «бьюика». Я как раз собирался вернуть их вам. Могу перегнать вашу машину, если хотите. Но вы, наверное, возьмете назад ключи?
– Да, будьте так добры.
Он вышел из машины, передал ей ключи, отвернулся и запер дверцу своего «хамбера».
Билл и Линда подошли к «бьюику». Билл передвинул машину на две позиции вперед.
– Что это с мистером Бенсоном? – спросила Линда. – Начитался Дейла Карнеги?
– Подозрительно как-то.
– Что ты имеешь в виду?
– Знаю я парней вроде него. Они становятся сладкими как мед, только когда затеют какую-нибудь похабщину.
– Тогда берегись его, милый. Господи, что я говорю? Ну да, милый.
– Ты даже не представляешь, как это здорово звучит.
– Билл, интересно, с кем он едет?
– Держу пари, с девчонкой Муни. И с ее престарелым дружком. Я заметил: у него вроде как от сердца отлегло, когда ты взяла ключи. Как-то уж слишком он юлил. А еще – я в жизни не видел, чтобы кто- то так быстро протрезвел. Хочешь еще что-нибудь спеть?
– Давай! – Она вздохнула. – Вообще-то мне бы не следовало...
– Не думаю, что это имеет какое-то значение.
– Только больше не держи меня за руку, ладно?
– Если ты настаиваешь.
И они побрели на звуки музыки. Ночь снова окутала их своим волшебством. «Я, Уильям, беру тебя, Линда, в законные жены...» Каково это – становиться вторым мужем? Вторым по очереди. А вдруг после первого неудачного брака во второй раз, наоборот, повезет? Билл знал одно: все равно Господь назначил им встретиться. Он опоздал всего на несколько недель. Милая! Пусть думает и собирается с мыслями сколько хочет, но рано или поздно она все поймет, и прозрение поразит ее так же сильно, как поразило его.
Глава 12
Бетти Муни стояла в мелкой канаве у самой воды – испуганная рослая девушка в мятом, пропотевшем желтом платье. Она дрожала с головы до ног. Какой ужас! У нее за спиной – труп! Всего в трех метрах... там, под деревом. Господи, как же она влипла!
Дел Бенсон ушел отогнать в сторону свою машину, чтобы она не мешала остальным, и оставил ее наедине с... этим.
Бетти сразу положила глаз на этого коротышку: сразу видно, он тертый калач и понимает, что к чему. Ему случалось попадать в переделки. Ее возбуждали его крепкие, широкие плечи, грубоватое, задиристое лицо и ежик черных волос, которые так и тянуло взъерошить. Ей показалось, что она нашла хороший способ развязаться с этим тупицей Дарби Гароном. А теперь Дарби Гарон умер. Перестал быть человеком. Там, на берегу, сидит просто злобный истукан.
Бывают же люди, которые относятся к жмурикам равнодушно – что они есть, что их нет. Например, гробовщики. Бетти Муни терпеть не могла мертвецов. Ей вспомнилось детство, и она вздрогнула.
'В то лето мне было пятнадцать. Только что исполнилось. Но на вид мне давали все восемнадцать. Я дружила с соседской девчонкой, Салли Грэхем. В ту весну мы с ней только и говорили о том, каково это – переспать с парнем и что мы при этом почувствуем; старшая сестра Салли научила ее, как избежать неприятностей; мы без конца болтали на такие темы, и наконец нам захотелось попробовать сделать это со всеми знакомыми мальчишками. Мы обсуждали достоинства каждого и что он скажет после и без конца хихикали. Наверное, в ту весну мы с ней смотрелись полными дурочками, но во время таких разговоров внутри все разгоралось; только от одних мыслей об этом прошибал пот.
Мы частенько захаживали на ферму старика Мэрфи у ручья; дом у них сгорел, и они переехали; наверху лежала копна сухого сена. Однажды мы с Салли Грэхем разделись и снова заговорили об этом и начали дурачиться друг с другом, а потом вдруг застеснялись; у нас мурашки побежали по коже. Было так странно! Наверное, поэтому на следующий день, когда Габби Гарфилд позвал меня купаться, я наврала, что в ручье около фермы старика Мэрфи есть хорошая пещера! Гарби заявил, что рыбачил по всему ручью, исходил его вдоль и поперек и уж он-то непременно знал бы о пещере; наверняка там ничего нет или воды только по колено.
Но я заверяла его, что там точно есть пещера, – я, дескать, в нее заплывала. Она такая глубокая, что можно нырять. В его старой разбитой машине не было одного крыла, а вместо сидений, как сейчас помню, ящики. Машина у него была настоящая развалюха – открытая, без бортов и крыши; он называл ее «порнухой». В маленьком боковом кармашке сумки, куда я положила купальник и полотенце, лежали два пакетика, которые Салли утащила у старшей сестры; всю дорогу я дергалась, потому что мне было страшно. Мы переоделись в кустах, но охота дурачиться у меня уже прошла, а потом пришлось притворяться, будто я не помню, где пещера, а он даже рассердился. Все равно мы искупались – в том месте воды действительно было по колено, так что мы доставали руками до дна, а иногда и ударялись коленями. Ну и пекло же было в тот день!
Потом я предложила искупаться голышом – мне захотелось подразнить его, испытать. Я притворилась, будто ничего не понимаю, и сказала: давай разденемся, ведь день такой жаркий, а он так посмотрел на меня, словно готов был запрыгнуть в свою машину и укатить куда подальше. Так что я поняла, что все нужно сделать по-другому. Ему тоже только что исполнилось пятнадцать, я запомнила, потому что наши дни рождения были близко.
Мы немного проплыли вверх по течению, вроде как обследовали местность, а потом он перестал злиться на меня из-за пещеры, потому что был хорошим ныряльщиком. Вдруг из-за холмов, словно товарный поезд, налетела гроза; прежде чем мы успели переодеться, наша одежда промокла насквозь; в общем, все было как будто нарочно подстроено. Гроза закончилась так же неожиданно, как и началась, и я предложила пойти в амбар Мэрфи – самим обсушиться и высушить одежду. Мы побежали к амбару, зубы у нас стучали от холода, а он все причитал, что у него, дескать, мотор отсыреет. Мы поднялись на сеновал, развесили одежду на гвоздики, и он начал меня целовать. Тут до него дошло, что к чему; мы разделись и сделали это. У него это тоже был первый раз, но он знал, как пользоваться теми штучками. Мне нисколько не было больно, но и особенно здорово тоже не было, в первый раз не было так сладко, как я себе это представляла. Мы поговорили о том, что сделали, а потом стали говорить о плавании и нырянии, потом – о его машине, а потом он снова завелся и захотел повторить, но я отказалась, а он сказал: какая разница, если мы уже сделали это один раз? Я не смогла придумать ничего вразумительного, и он снова лег на меня, а я все время думала, как все это глупо и вдруг кто-то за нами подсматривает. От жары мы двигались как вареные или под кайфом. А затем все изменилось, стало не так, как в первый раз, словно дурацкий амбар опрокинулся, перевернулся и я улетела прямиком на небо. Словно раскололась на тысячу мелких кусочков и собирала себя ложкой по частям. Когда я вернулась с небес на землю, он стал хныкать, что я, мол, его оцарапала и оставила засос на плече – наверное, прикончить его захотела. Мне не терпелось вернуться домой и поделиться впечатлениями с Салли Грэхем. Оказывается, мы совершенно неправильно все себе представляли, – то, что испытываешь при этом, так клево, что не описать словами.
Наша одежда уже почти высохла; мы спустились на первый этаж, но не сразу пошли на улицу, а еще заглянули в амбар. Габби захотелось посмотреть из окна на машину, поэтому мы протиснулись в дверцу, прошли бывшую конюшню... Там она и висела – Салли Грэхем, в том синем платье, которое так мне нравилось. Она медленно качалась на ветру; туфля свалилась у нее с ноги и валялась возле опрокинутой колоды. Голова была повернута набок; на виске – странный черно-синий кровоподтек; распухший язык
