– Кажется, у вас с Моной были хорошие, дружеские отношения?
– Да. Она знала, что я их не использую в своих интересах. Что не выдам ее никому. Мы ничего не скрывали друг от друга. Но настоящими подругами не были – ведь я работала на нее. Понимаете? А разговаривали мы часто, доверяли друг другу. Она вернется. Скажите мистеру Йомену, пусть не сомневается. Да он и сам знает. Устроит маленькое пекло, но примет ее. Задаст хорошую взбучку, она ее заслужила, и все опять пойдет по-старому. Просто не понимаю, зачем, собственно, она решилась на такую глупость. Почему бросила мужа, с которым жилось так хорошо? Клянусь, своими глазами видела: стоило ему дотронуться – и у нее уже дрожь в коленках и дышит часто-часто.
– Может, она вообще не уезжала с Джоном Уэббом?
– Господи, ведь любой об этом знает.
– Долорес, кое-кому известно, что она вообще не уезжала. По некоторым признакам кто-то убил обоих, а трупы спрятал.
Утюг застыл, и Долорес в изумлении уставилась на меня. Но тут же подняла его, озабоченно рассматривая рубашку, отставив утюг, подошла к столу. Села напротив, не спуская с меня глаз.
– Мистер Йомен никогда, никогда ничего такого не сделал бы.
– Я и не думаю, что это сделал он.
Она прикусила губу.
– Но тогда кто же? Глупости! – Она слабо усмехнулась: – Младшая сестра Джона Уэбба... такая чудачка... Мона о ней говорила... она бы на такое тоже не решилась. – Она покачала головой. – Вы, конечно же, ошибаетесь, мистер Макги, конечно. Все говорят, что они вдвоем улетели в Эль-Пасо.
– В самолете летела парочка, немного похожая на них.
Долорес испытующе смотрела на меня. Очень привлекательная женщина – с золотистой кожей, выразительными чертами лица, прекрасными черными глазами.
– Пожалуй, вы меня вдруг сбили с толку. Но я никак не могу представить Мону... мертвой. В ней столько жизни!
– Извините, Долорес, я так расстроил вас. Мне казалось, вы что-нибудь вспомните.
– Как-то она приехала сюда, пожаловалась. Ее донимали люди из налогового управления – так они представились. Наверное, действительно оттуда, но Мона вообразила, что их подослал Джас. Вечно она все драматизировала. Бедный Джас! Если это окажется правдой, его просто подкосит.
– Зачем кому-то понадобилось разыгрывать бегство Моны?
Она непонимающе смотрела на меня.
– Не знаю. Может, чтобы отвлечь внимание.
Долорес проводила меня до веранды.
Когда я направился к машине, на другой стороне улицы остановился обшарпанный, запыленный грузовик. Из него вышли двое молодых мужчин в рабочих комбинезонах, постояли у заднего борта – высокие, загорелые силачи, с широкими индиано-латинскими лицами, настороженно-холодным взглядом.
Проходя мимо них, я понял, почему миссис Эстобар так старалась побыстрее избавиться от меня. На этой улице в такое время выглядит подозрительным, если красивую домохозяйку навещает незнакомый гринго. Коммивояжер, инкассатор, сыщик или друг дома? На всякий случай держи глаза открытыми, подожди, узнай, кто это был.
Есть предостаточно ловкачей, наживающихся на инородцах, придумавших массу способов обмануть. Неудивительно, что жертвы находят пути, как позаботиться о своих. Когда я сворачивал с улицы, подумалось: не дай Бог, если эти двое с грузовика дурно истолкуют мой визит.
На углу я снова оглянулся на дом миссис Эстобар – она кивнула мне с веранды. Проехав пару кварталов, из аптеки позвонил в резиденцию Йомена. Мужской голос сообщил, что мне нужно звонить ему в офис, дал номер. Там уже женский голос поведал: минуту назад вышел. Выяснив мое имя, она сказала, что застану его в Хлопковом клубе, в «Кендрик Армз» на Главной Восточной улице. Подняться нужно в специальном лифте.
Я уже видел это огромное здание, забитое конторами, сплошное стекло и алюминий на высоких колоннах из шершавого бетона. В обширном холле внизу стояла посеребренная скульптура золотоискателя в натуральную величину, ведущего нагруженного осла. Клубный лифт, о чем гласила надпись из серебряных буковок, поднял меня на тринадцатый этаж. Выйдя, я очутился в клетке из толстых стальных стоек. Дежурный, выслушав меня, что-то поворчал в телефон и только потом нажал кнопку. Двери клетки разъехались в стороны. Меня встретил невысокий мужчина и по оклеенному обоями коридорчику провел к другому лифту, доставившему нас на пятнадцатый этаж. Я шел за ним мимо душевых кабинок, гимнастических залов, теннисных кортов, затем мы оказались в небольшом помещении с тренажерами, и мой проводник показал в противоположный конец, где Джас Йомен в трикотажных брюках, голый до пояса, упражнялся со штангой – тяжело дышал, пот струился по груди, а под кудрявыми волосами на плечах бугрились могучие мышцы.
Когда я приблизился, Джас бросил штангу и, сняв с вешалки полотенце, вытер лицо.
– Вместо пота из меня выходит лучшее виски, парень... Жду звонка от Чарли. Как вам здесь? Был у нас хороший старый клуб, но стоял на очень выгодном, дорогом участке. Так мы его продали, содрали оттуда панели, забрали оформление, сняли у компании Кендрика три верхних этажа и устроили здесь еще лучше. У нас лучшая кухня на сто пятьдесят километров в округе. Даже на триста. И самая лучшая выпивка. Ну-с, что вы надумали?
– Что возможна двойная игра, Джас. Сначала Мона, потом вы. У вас много козырей, поэтому они немного замаскировались. Допустим, она погибла в автокатастрофе. Вы стали бы помышлять о новом завещании.
Он помолчал, неторопливо потирая грудь, потом объявил:
– Даже если идея неверная, свои обгоревшие деньги вы заслужили, Трев.
– Кто наследники?
– Если что-то случилось бы с нами обоими, то, что останется после всяких отчислений, будет представлять внушительное состояние. Только ведь мы не вместе попали в аварию. Мона меня опередила. Сейчас я смутно представляю, как получилось бы. У Моны нет родственников. Моя единственная близкая родня – незамужняя кузина в Юме. Положим, если меня сейчас кто-то прихлопнет и я умру без завещания, наверное, обнаружатся ее претензии, когда потянется своими грязными лапами к моим деньгам. Потом у меня есть еще, кажется, девять страховок, нужно проверить. Знаете что? Скоро обед, поднимитесь на крышу – в бар, скажите Арманду, чтобы смешал вам виски. А я сейчас подойду.
Воспользовавшись лифтом, я добрался до крыши. Кресла были глубокие, выпивка отменная, вид открывался замечательный. Потягивая виски, я раздумывал, не стоит ли позвонить шерифу, передать пару соображений, чтобы расширить его кругозор. В остальном я не бездельничал: переселился в другой мотель, зашел в банк, положил в сейф четыре тысячи пятьсот долларов, заплатив за годовую аренду 7 долларов 70 центов. Мне нравятся сейфы. Когда получите деньги, подумайте об этом. Позвонил Изабелл Уэбб. Усталым голосом она сообщила, что спала хорошо, но чувствует себя еще более утомленной, чем вчера. Странный у нас получился разговор, ни к чему не обязывающий, полный длинных пауз. Я предложил навестить ее, как только выберу свободную минуту, и она без восторга согласилась.
Интересно, как продвинулся Бакльберри в поисках ее машины, розыске высокого худого незнакомца со шрамом на шее; что обнаружили индейцы в скалистых холмах возле дома, где умерла Мона. В утренних газетах я не нашел об этом ни строчки.
На крышу стали стекаться по одному или группками пышущие здоровьем и благополучием мужчины, заказывая аперитивы перед обедом. Я спросил официанта, где найти телефон. Он принес аппарат, включив в розетку на панели, предложил справочник. Немного помешкав, я набрал номер конторы Бакльберри.
Его подозвали, хотя он как раз собирался идти обедать.
– Поздравляю, Макги.
– Что вы имеете в виду?
– Утром у нас был небольшой разговор с Джасом. Очень хотелось разыскать вас, потребовать, чтобы вы не перегибали палку.
