разбрызгивающий снопы искр фейерверк. На пляже перед Санта-Моникой почти никого не было, за исключением нескольких парочек, понадеявшихся на любовный пыл, а скорее, на автомобильные обогреватели.
Дул сильный береговой бриз, и передние колеса моей машины елозили по песку. Над морем стояло пыльное облако.
Отвернувшись, Молли наблюдала за этим серым вторжением.
— Ненавижу это место, — сказала она. — Страна нелюдей. Смотрю на океан, думаю, насколько он глубок и широк, и это приводит меня в бешенство. Керри рассказывал, что он шириной в десять тысяч миль. Вы это знали?
— Во время войны мне приходилось пересекать его.
— Керри тоже. Корабль, на котором он служил, избороздил океан вдоль и поперек. Минуту назад я подумала — видимо, действительно свихнулась, — что, быть может, Керри снова куда-то поплыл, но на этот раз путешествие завело его в такую даль, что ему оттуда никогда не вернуться. — Она наклонилась вперед и прижалась лицом к ветровому стеклу. — Здесь так темно. И одиноко.
Она подняла воротник пальто до ушей. Макушка ее блестела, словно золотое яичко в коричневом гнезде. Когда я свернул на шоссе, в глубь материка, Молли обернулась и стала наблюдать за морем в заднее окошко до тех пор, пока полоска воды не скрылась из виду.
— Так откуда же вы приехали, Молли?
— Не скажу. А то вы еще отправите меня обратно.
— А я-то думал, что вы захотите вернуться домой после того, как столько здесь наколбасили.
— Я и не надеялась, что мой жизненный путь будет чересчур легким. — Ее голос стал монотонным, словно у цитирующего Библию фанатика. — Стать звездой не так уж просто, даже если ты красотой и талантом наделена. Если не верите мне — почитайте кинематографические журналы.
— Вы весьма симпатичны. Так, значит, у вас и талант имеется?
— Не симпатична, а красива, — поправила она меня. — Компетентное жюри признало меня красивой. Во-первых, классические пропорции: тридцать пять — двадцать три — тридцать пять. Хотите продемонстрирую? Некоторые роли я знаю наизусть.
— Пока веду машину, я вряд ли смогу оценить вашу игру по достоинству. Скажите, а для чего вы сюда приехали? Чтобы участвовать в конкурсе красоты?
— Дома я запросто выигрывала все конкурсы. Вот тогда мне судьи и сообщили о классических пропорциях. В финале конкурса штата я заняла первое место. В одном купальнике, заметьте. Но сюда приехала сама по себе.
— Сбежали из дому?
— Разумеется, нет. У меня было разрешение от матери. Она даже оплатила мне билет на автобус. У меня очень состоятельная мама. Владелица сети салонов красоты.
— Где?
— Прекратите выпытывать. Все равно не скажу.
— Почему нет, если вашей матери известно, где вы находитесь.
— Ничего ей не известно.
— Почему?
— А она умерла. Прошлой зимой, во время наводнения.
— А ваш отец?
— Он тоже умер. Вообще всю мою семью смыло потопом.
— Так, значит, вы унаследовали салоны красоты?
Она замолчала.
— Так оно и было бы, но наводнение ничего не пощадило. Так что, как видите, нет смысла отсылать меня обратно. Буду сидеть здесь, пока не получу контракт, а я его обязательно получу, вот увидите. Ведь Бог в равной степени отметил меня и красотой, и талантом.
— Сколько вам лет, Молли?
— Двадцать один.
— Не может этого быть. Если бы вы в течение двадцати одного года практиковались во лжи, то ваши байки в конце концов стали бы правдоподобнее.
Но девушка лишь тупо повторила:
— Двадцать один.
Я устал, и сегодня мне пришлось слишком много ездить, поэтому, прежде чем она окончательно замкнулась, я изменил тему:
— На каком корабле служил Керри?
— На каком-то «носце». Керри называл его «джыпоносцем», хохмил: мол, перевозили «джипы», но на самом деле они таскали самолеты. Керри был судовым фотографом. Он начал свою фотографическую карьеру во флоте.
— Вы не помните название корабля?
— Вполне возможно. Дайте подумать. Там было слово «Бэй».
— 'Юрика Бэй'? Фред Майнер тоже служил на этом корабле. Он был авиационным механиком. Керри никогда не упоминал его имени?
— Вы уже спрашивали меня о нем. И я сказала, что никогда раньше не слышала этого имени. А что в нем такого особенного, в этом Майнере?
— Именно его машина тогда, в феврале, переехала Керри.
— Вы же сказали, что это сделал Арт Лемп.
— Идея принадлежала вам. Но я думаю, что Лемп как-то с этим связан.
— Я тоже. Арт всегда меня ревновал. С ним я познакомилась раньше, чем с Керри, и поэтому он считал, что у него есть все права на меня. После того, как мы с Керри поженились...
— Вы действительно были женаты?
— Разумеется. Я могу это доказать. Так вот, даже после этого Арт все время крутился вокруг, что-то вынюхивал, старался добраться до меня, втянуть Керри в свои сомнительные предприятия. Арт Лемп — мошенник. Когда-то он был полицейским, а вы знаете, что те, кого погнали из полиции — самые отвратительные негодяи. Подгнившие лилии воняют еще хуже, чем отбросы. Этому я в школе выучилась.
— А Керри не был мошенником?
— Сравнили тоже! У Керри была душа артиста. Поэтому мы с ним так хорошо ладили. Может, он и оступился... В конце концов, кто не без греха?
— Вы говорили, что он сидел в Портсмуте?
— Шесть лет, но не по своей вине. Его обманули.
— Откройте «бардачок». Там лежит камера. Я бы хотел, чтобы вы на нее взглянули.
— Фотокамера? Что еще... — Но сделала, как ей велели.
Я включил свет в кабине.
— Вы видели ее раньше?
— Может, и видела. А где вы это взяли? Мне кажется, это тот самый фотоаппарат, который он потерял.
— Он принадлежал Керри?
— Он находился у него.
— Это еще что такое?
— Я как раз хотела вам объяснить. На самом деле Керри не воровал эту камеру. Он мне все рассказал. Его корабль стоял в доках в Сан-Диего, и тогда он встретил на вечеринке ту рыжеволосую женщину...
— Как ее звали?
— Он никогда не называл ее по имени, а только: рыжая баба. Он сказал, что она просто свела его с ума. Эта женщина заставила его бросить службу на корабле, а когда Керри ей надоел, то навела на него ФБР. С собой у него было несколько фотоаппаратов, которые он не успел вернуть на корабль, так что власти припаяли ему дезертирство, кражу государственного имущества и все в таком духе. Но эту камеру они не
