— Вас это не касается. Уходите.
— Думаю, мне надо остаться с вами.
Я сел рядом с ней на уплотненный песок, так близко, что коснулся ее. Она отпрянула от этого соприкосновения, но не отошла. Ее черноволосая неухоженная голова неожиданно повернулась ко мне. И она произнесла своим обычным голосом:
— Хелло.
— Здравствуйте, Изабель. Где вы пропадали весь день?
— Преимущественно на пляже. У меня возникло настроение совершить длительную прогулку. Маленькая девочка дала мне мороженое, но заплакала, когда я взяла его у нее. Я — старая ведьма. Но это было все, что я съела за весь день. Я обещала ей выслать чек, но боюсь идти домой. Там может оказаться этот мерзкий старик.
— Какой мерзкий старик?
— Тот самый, который стал ухаживать за мной, когда я приняла сонные таблетки. Я видела его, когда потеряла сознание. Из его рта пахло гнилью, как от отца, когда он умер. И вместо глаз у него были черви. — Она что-то замурлыкала себе под нос.
— У кого были такие глаза?
— У старого посланца смерти с длинной белой нечищеной бородой. — У нее было безобразное и неопределенное настроение. Она еще не слишком свихнулась, чтобы не понимать, что она несет, просто «поехала по фазе», раз начала такое говорить. — Он начал за мной ухаживать, но я очень устала. И вот вам, утром я была опять на старом месте с теми же разгоряченными и хладнокровными бегающими людьми. Что мне делать? Я боюсь воды. Мне невыносима сама мысль о насильственных путях, а сонные таблетки не помогают. Они просто выкачивают вас, заставляют ходить взад и вперед, пить кофе, и вот вы опять на старом месте.
— Когда вы пытались принимать сонные таблетки?
— О, очень давно, когда отец заставил меня выйти замуж за Саймона. Я любила тогда другого мужчину.
— Кларенса?
— Он был единственным, кого я когда-либо любила. Клар был так ласков со мной.
Стена тумана закрыла черту пенящейся воды и приблизилась к нам вплотную. Прибой шумел в тумане, как разозлившийся посетитель. Я не знал, что мне делать — смеяться или плакать. Я посмотрел на ее лицо, которое близко склонилось ко мне — бледный призрак с двумя большими темными глазницами, отнюдь немолодое, но в туманную ночь оно больше чем когда бы то ни было выглядело лицом ребенка, а не женщины. Заблудившийся ребенок, который заблудился и погиб, пытаясь найти дорогу.
Голова Изабель легла на мое плечо.
— Я запуталась, — устало сказала она. — Весь день пыталась найти в себе мужество броситься в воду. Что мне делать? Я не могу вечно оставаться в комнате.
— Самоубийство, согласно религии, грех.
— Я совершала более тяжкие грехи.
Теперь туман окутал нас со всех сторон, и мы оказались в среде, состоявшей из воздуха, воды и холода, пропитанного запахом рыбы. Наш мир превращался в преддверие ада, где можно было говорить что хочешь. Изабель Графф сказала:
— Я совершила самый тяжкий грех. Они были вместе на свету, а я находилась в темноте. Затем свет резанул мне глаза, как осколок стекла, но я видела, куда надо стрелять. Я выстрелила ей в пах, и она умерла.
— Это произошло в вашей кабинке?
Она слабо кивнула. Я скорее почувствовал этот кивок, нежели увидел его.
— Я застала ее там с Саймоном. Она доползла сюда и здесь, на пляже, умерла. Нахлынули волны и унесли ее. Я бы хотела, чтобы они унесли и меня.
— Что случилось с Саймоном в ту ночь?
— Ничего. Он убежал. Чтобы делать то же самое на следующий день, потом опять и опять. Он пришел в ужас, когда я вышла из своей кабины с пистолетом в руке. Именно его я и хотела застрелить, но он улизнул в дверь.
— Где вы взяли пистолет?
— Это был пистолет Саймона. Он хранил его в закрывавшемся на ключ ящике. Он сам научил меня из него стрелять, на этом самом пляже. — Она дрожала под моей рукой, обнимавшей ее. — Что вы думаете обо мне теперь?
Мне не пришлось ей отвечать. Где-то над нашими головами раздался голос, зовущий настойчиво: «Изабель! Изабель!»
— Как это? Не позволяйте им захватить меня. — Она повернулась и сжала мою руку. Ее руки были холодны, как лед.
Голос, шаги и свет фонаря спускались одновременно по бетонным ступенькам. Я встал и пошел им навстречу. В тумане показалась неясная фигура. Это был Графф. Лучом фонарика он шарил по пляжу. Длинное, тонкое дуло пистолета торчало из другой его руки. Но я уже взял наизготовку свой револьвер.
— Графф, вы — на мушке. Бросьте оружие прямо перед собой.
Его пистолет мягко шлепнулся в песок. Я нагнулся и поднял его. Это был немецкий «вальтер» старой модели 22-го калибра со сделанной по заказу рукояткой, которая была слишком маленькой для моей руки. Пистолет был заряжен. Он мог легко выстрелить, я поставил на предохранитель и сунул пистолет под пояс.
— Фонарь тоже отдайте мне.
Он подал мне фонарь. Я осветил его и на мгновение застал выражение его лица врасплох: рот скривился, в глазах таился испуг.
— Я слышал голос жены. Где она?
Я направил луч света вдоль пляжа. Изабель Графф кинулась бежать. Перед ней в сером тумане дергалась черная огромная тень. Как будто ее увлекала вперед фурия, превратившая ее в пигмея, мучившая и передразнивавшая ее движения.
Графф опять громко позвал и побежал за ней. Я последовал за ними, увидел, как она упала, поднялась и упала опять. Графф помог ей встать. Они повернули ко мне, шли медленно и неуклюже. Она едва волочила ноги, опустив голову, избегая света. Рука Граффа, обнимавшая ее за талию, подталкивала вперед.
Я вынул из-за пояса пистолет и показал ей.
— Это то самое оружие, из которого вы стреляли в Габриэль Торрес?
Она посмотрела на пистолет и молча кивнула головой.
— Нет, — возразил Графф. — Не признавай ничего, Изабель.
— Она уже призналась, — заметил я.
— Моя жена невменяема. Ее признание не является достоверным свидетельством.
— Пистолет является таким свидетельством. Баллистический отдел шерифа сравнит соответствующие пули. Пистолет и пули станут надежной уликой. Где вы достали этот пистолет, Графф?
— Карл Вальтер сделал его специально для меня в Германии, много лет назад.
— Я говорю о последних двадцати четырех часах. Где вы его взяли на этот раз?
Он ответил осторожно:
— Он непрерывно находится у меня вот уже двадцать лет с лишним.
— Черта с два! Вчера ночью он был у Штерна, перед тем как его убили. Не сами ли вы его прикончили из-за этого пистолета?
— Это нелепо.
— Значит, вы организовали его убийство?
— Я этого не делал.
— Кто-то убил Штерна, чтобы завладеть этим оружием. Вам должно быть известно, кто это сделал, и
