Глава 17
…Получасом позже, когда они втроем дружно шагали по направлению к барановскому 'Рассвету' на Княжеской, Крячко, тронув Курзяева за плечо, сказал с изрядным ехидством:
– Печаль в душе и слезы на глазах… Это я в том смысле, что в столице такие свидетели, как этот пожарный подполковник, перевелись. Поделились бы, что ли, провинциалы! Он же тебе, считай, точную картину преступления нарисовал. Сам, без наводящих вопросов и мутоты обычной.
– Да, кстати, – подхватил Лев, – ты что, майор, дальше предпринять по пиротехнике на Воскресенской собираешься? Не секрет?
– Какие секреты – возьму за известное место котяевских левых поставщиков, Шурик с перепугу как бы на него тухлятину не навесил, мне их с потрохами сдаст, прижму водилу, прослежу поминутно маршрут этой непроливашки. Рутина!
– Вот увидишь, – убежденно сказал Гуров, – прокол будет на водиле. Или купили, или запугали, а вернее всего – отвлекли чем-то по дороге в родной гараж минут на пять-десять. Теперь вот что. С ягненочком говорить буду я, а вы, дорогие коллеги, при сем присутствовать. Молча. Что бы фигурант не блеял. И, майор, не в обиду, ты же опер не первый год! Когда я сделаю вот такой знак, – Гуров изобразил двумя пальцами левой руки что-то вроде колечка, – ты незаметно и вежливо исчезаешь. Когда операция завершится, все объясню.
– Гм-м… – несколько смущенно произнес при этих неожиданных словах Крячко. Ему стало неловко перед симпатичным майором за Льва.
– Ты, Станислав, не терзайся. Майор все правильно понял, так? Ну вот видишь! Тем более самому тебе и знаков особых не понадобится, не первый год со мной в одной упряжке. Я по-нашему подмигну, и тогда уже ты тихонько последуешь за майором, оставив меня ягненку на растерзание. А то иногда своей принципиальностью ты мне песню портишь.
– Обидеть подчиненного – дело нехитрое, – улыбнувшись, с явным облегчением откликнулся 'друг и соратник'.
– Но перед тем как оставлять меня на съедение нашему травоядному приятелю, подчеркиваю: совсем перед уходом, ты этак невзначай упомянешь фамилию Марджиани. Дескать, работал вот в Москве по убийству вашего земляка, Виктор Владимирович, а теперь некоторые ниточки сюда потянулись… Дескать, не знали, случаем, такого? И уходи, можешь даже ответа не дожидаться. А дожидайся меня, и я, прямо по Симонову, вернусь. Минут через несколько.
– Лев, – вступил в разговор было приумолкший Курзяев, – мы тут со Станиславом, пока тебя из инфоцентра ждали, пообщались малость. Просвети, что за НЛП такая на наши сыщицкие головы? Это как, из любого психа можно сделать? Я тогда из розыска уйду: обычных бандитов ловил, как хороший капкан, нариков тоже, но с такой публикой…
– Нет, майор. Из любого не получится. Из тебя, меня, Стаса – нет. А вот из налитого по уши дурью юнца с неустойчивой психикой – Переверзева вашего, к примеру, который Дусеньку ухлопал, а потом и сам ну очень странно скончался – сколько угодно. И хорошо, что напомнил: возьми Дорошенко под 'наружку'. Плотненько. Знаю, что людей нет, но ты уж извернись! Как бы в этой неприглядной больничной истории не был его хвостик! Озаботься словесным портретом Нефедова, свой рисуночек я тебе дам, но этого мало. Достань его фотографии. Попытайся объявить в розыск. Проверь все серые 'Шевроле' города. Знаю, что трудно в розыск на таких-то основаниях, но это твой хлеб! Будет возможность – мы тоже подключимся.
– Во-он даже как! – Курзяев был явно ошарашен, но поверить до конца в эту, отдающую дурным триллером, страшилку, скрывающуюся за малопонятной аббревиатурой НЛП, все же не спешил.
– Эх, сыскари мы, сыскари, – чуть наигранно, однако с совершенно подлинной грустью обратился к друзьям Гуров, – серая рабочая скотинка, скорохваты… 'Соседи' вот, не к ночи будь их контора помянута, нейролингвистикой еще со времен Карибского кризиса занимаются. Конечно, втихую, без рекламы. Уверен, и сами программировали, только вот нам и широкой общественности доложить забыли. А в наши бурные времена докатились сверхсекретные разработки до господ жуликов и бандитов. Грустно, однако, нам с этим жить!
– Но, Лев, – прервал его Курзяев, – я же точно уверен, объясняли нам: ни под каким гипнозом нельзя человека заставить себя убить! Да и другого тоже, если никаких реальных мотивов нет.
– Под гипнозом – нельзя, – согласился Гуров. – Но здесь – другое. Человек после НЛП себя прекрасно сознает, способен на вполне разумное, порой довольно хитрое поведение. Вот только основная установка этого поведения у него сбита. Как бы паранойя наведенная получается.
– Паранойя, это точно, – добавил Крячко. – У 'воина' моего самая натуральная!
– А когда соответствующие препараты используют, – продолжал Лев, – которые всякие тормоза отключают, вот тут и имеем мы нашу картинку неприглядную. Ты же сам мне про 'экстази' говорил, что все равно им становится – где, с кем… Хоть со столбом фонарным. Так и здесь: планка контролирующая сломана, убить – а почему нет?
– Так он не направо-налево, в кого попало, а вполне определенно!
– Конечно. Зачем той сволочи, которая его обработала, направо-налево. Детали, надеюсь, узнаем позже, но приблизительно, думаю, что-то вроде того, что впервые им увиденный Дунчонкин нанес ему какой-то непоправимый вред, страшное оскорбление, после которого оскорбитель жить права не имеет!
– Типа маму его принародно изнасиловал, – полувопросительно продолжил Крячко, – или, там, невесту…
– Ну да. Или, скажем, лично его самого. Да тут масса вариантов, что я вам – Достоевский? – Гуров недовольно хмыкнул. – Важно другое: после такого оскорбления и самому ему жизнь не нужна! Не забудьте: уровень мотивации предельно снижен. Вот и готово дело. Поэтому Переверзев и шмальнул в себя, да неудачно, неумело. Но явно искренне хотел себя убить! Тут ведь что? Он должен был выжить по характеру нанесенной себе раны. Оклемался бы. И заговорил, возможно, тем же проклятым утром, со мной! Вот его и заставили замолчать навсегда.
– А в нашем с тобой случае, – спросил Станислав, – с Марджиани то есть?
– Тут, судя по тому, что парень несет, уже не достоевщина, а мистика запредельная, пополам с какой-то поганенькой фантастикой в петуховском стиле. Петухов – это автор есть такой. Не читали? Вот и не читайте никогда! У него всю дорогу одинокие герои Вселенную спасают. Путем отстрела галактических негодяев. Похоже? Может, и ошибаюсь, конечно…
Станислав Крячко, открывший дверь в комнатушку бутягинского дома, ставшую их с Гуровым временным приютом, чуть не присвистнул от удивления. Сам он только что закончил копаться во внутренностях хозяйского 'жигуленка' и теперь испытывал законную гордость: карбюратор, столь любимый Андреем Петровичем, был отлажен идеально и работал как часы.
Все три часа, прошедшие после их возвращения со свидания с Барановым, которое тоже затянулось почти до полудня, Крячко ждал, когда же Гуров соизволит поделиться с ним содержанием тех последних сорока минут беседы наедине с 'ягненочком'. 'Ну, прямо Шерлок Холмс новоявленный, – думал Станислав, без всякой, впрочем, обиды на друга. – Видишь ли, поразмышлять ему надо! В одиночку. Скрипки вот только не хватает. А он, Станислав Крячко, вроде как доктор Ватсон. Андрей Петрович, глядишь, на миссис Хадсон потянет, так что полный антураж! До чего же, интересно, додумался великий сыщик, что решил тоже прикладной механикой заняться? Только вот не мирной штуковиной, типа карбюратора…'
На бутягинской табуретке, застеленной чистой полотняной салфеткой, лежали детали пистолета, тускло отблескивающие в свете низко наклоненной настольной лампы. 'Немецкий десятизарядный 'штайр' семидесятого года выпуска, любимое оружие полковника Гурова, – с ходу определил Станислав. – Возвратная пружина уже протерта, смазана, прицельная планка и газоотводник дожидаются своей очереди, а в руках великого сыщика экстрактор. Не хило, однако! И обойма заполненная рядышком лежит…'
– Что, Лев, по родному шпалеру соскучился? – Тон вопроса был слегка ернический. – Думать
