необходимо увидеть бомбу собственными глазами. Потому, когда дома и улицы Зефира постепенно опустели, он оставил группу добровольцев, с которыми, на случай, если кому-то понадобится помощь, объезжал город, и отправился к дому мистера Моултри.
Дом четы Моултри был деревянным, с выкрашенными голубой краской стенами и белыми ставнями на окнах. Через пробитое в крыше жилища Моултри сквозное отверстие в небо лился свет. Перед крыльцом дома Моултри стояла машина шерифа с включенными мигалками. Отец поднялся на крыльцо, перекосившееся от чудовищного удара, сотрясшего дом. Входная дверь была нараспашку, стены были испещрены трещинами. Сила удара бомбы сдвинула дом с фундамента. Войдя внутрь, отец сразу увидел в просевшем полу огромную дыру, занявшую едва ли не половину гостиной; Вокруг дыры на полу валялись елочные украшения, на самом краю, балансируя непонятным образом, висела маленькая серебряная звездочка. Самой елки видно нигде не было.
Отец подошел к дыре в полу и заглянул вниз. Стропила и балки были перекручены под самыми немыслимыми углами, словно гигантские макаронины. Слои пыли походили на пармезан. Бомба тоже была видна; большая часть металлического хвостового оперения высовывалась наружу из обломков, наваленных внизу в подвале, а ее нос воткнулся в земляной пол подвала.
— Вытащите меня отсюда! Ох, мои ноги! Мне нужно в больницу, слышите! Я умираю!
— Ты не умрешь, Дик. Просто старайся не двигаться. Лежи тихо.
Мистер Моултри лежал посреди груды мусора в середине подвала, сверху на нем покоилось то, что осталось от нового верстака, припертое сверху балкой, толстой как ствол столетнего дуба. Расколовшаяся вдоль балка, как догадался отец, в обычное время служила опорой большей части пола в гостиной. Поперек же балки, крест-накрест, лежала елка — осколки елочных украшений и еще целые шары поблескивали по сторонам от мистера Моултри. Бомба вовсе не придавила мистера Моултри, но находилась возле него, всего в каких-то четырех футах от его головы. Рядом с Моултри на коленях стоял шериф Марчетте, рассматривая мистера Моултри и, вероятно, оценивая ситуацию.
— Джек! Это я, Том Мэкинсон!
— Том? — Шериф Марчетте поднял вверх голову, и отец увидел, что все его лицо покрыто пылью и известкой. — Тебе нельзя здесь находиться — немедленно уезжай из города!
— Я заглянул, чтобы узнать, как у вас дела! А бомба-то совсем не такая здоровая, как про нее болтали!
— Но заряд в ней приличный, — отозвался шериф. — Если бомба взорвется, то от квартала вблизи этого дома камня на камне не останется.
— О-о-о-ох-х! — застонал Дик Моултри. Острые щепки разорвали на нем рубашку, и было видно, Как его объемистый живот переваливается с одной стороны на другую. — Джек, я не хочу умирать!
— Что с Диком? — спросил шерифа отец. — Он сильно ранен?
Под обломками трудно разобрать, что к чему. Он говорит, что у него сломана нога. Кроме того, может быть, у него сломано несколько ребер, судя по тому, как он хрипит, когда разговаривает.
— Он всегда так разговаривает, — крикнул сверху отец.
— Как бы то ни было, “скорая помощь” скоро прибудет. — Шериф Марчетте взглянул на свои наручные часы. — Я вызвал “скорую” сразу же, как сюда прибыл. Не знаю, что они там возятся.
— А что ты сказал им? Что несчастного парня привалило неразорвавшейся бомбой?
— Да, именно так, — ответил шериф.
— Если ты действительно так сказал, то Дику придется долго ждать помощи.
— Вытащите меня отсюда! — снова заорал мистер Моултри, пытаясь спихнуть с себя особенно острый и пыльный кусок штукатурки, но, поморщившись от боли, отказался от своей затеи и снова откинулся на спину. Потом, повернув блестящее от пота лицо, он взглянул на бомбу.
— Господи, ради всего святого, вытащите меня отсюда! — взмолился он. — Иисус Мученик, помоги мне!
— А где миссис Моултри? — поинтересовался отец.
— Эх! — Припорошенное белой штукатурочной пылью лицо мистера Моултри горестно сморщилось. — Она как уразумела, что здесь происходит, задала стрекача. Она и пальцем не пошевелила, чтобы помочь мне!
— Ну это не совсем верно, Дикки! Ведь это она позвонила мне, так? — подал голос шериф.
— Ну и что толку? Господи, о-ох, мои ноги! Говорю вам, у меня переломы в двух местах!
— Может быть, мне спуститься? — спросил шерифа отец.
— На твоем месте я бы не стал этого делать. На твоем месте я бы рванул из города куда глаза глядят, как и все остальные разумные люди. Но если тебе невтерпеж, то, конечно, спускайся. Но, ради всего святого, будь осторожен! Лестница обвалилась, поэтому я воспользовался стремянкой.
Отыскав глазами стремянку, отец осторожно к ней приблизился. Спустившись вниз, он несколько минут стоял, обозревая кучу штукатурки, стенных рам, досок, стропил и балок, под которой покоился мистер Моултри, а на ее вершине красовалась елка.
— По-моему, мы сможем снять с Дика вот эту балку, — заметил наконец отец шерифу Марчетте. — Ты, Джек, возьмешься за один конец, я за другой, и мы вместе…
Он не стал продолжать дальше — все было ясно и так. Встав по обе стороны кучи щебня и первым делом сняв сверху елку, они со всеми предосторожностями подняли и перенесли самую большую балку, ту, что в диаметре могла поспорить с дубом и была ужасно скользкой и так и норовила выскользнуть из рук. Однако все прошло удачно, первый этап был закончен. Груз, возложенный на мистера Моултри, тем не менее по-прежнему был велик.
— Мы осторожно выкопаем Дика, — предложил отец, — перенесем его в твою машину, Джек, и отвезем в госпиталь. — Потому что сдается мне, что “скорая помощь” не приедет.
Шериф снова опустился рядом с мистером Моултри на колени.
— Эй, Дик? Когда ты последний раз вставал, на весы?
— Когда я последний раз вставал на весы? Черт возьми, я не помню! А зачем тебе это понадобилось?
— Сколько ты весил, когда тебя последний раз осматривал врач?
— Сто шестьдесят фунтов, если это тебе так хочется знать.
— Когда это было? — поинтересовался шериф Марчетте. — Когда ты учился в третьем классе? Я спрашиваю, сколько ты весишь сейчас, сегодня, понимаешь меня, Дик?
Мистер Моултри нахмурился и раздраженно что-то пробормотал себе под нос. Потом ответил:
— Поболе двухсот фунтов.
— А точнее?
— Черт, Джек! Я вешу двести девяносто фунтов! Теперь ты доволен, садист ты окаянный?
— Дело в том, Дик, что у тебя могут быть сломаны ноги. И ребра тоже. Вполне возможно, что у тебя вдобавок пострадали какие-то важные внутренние органы. А теперь оказывается, что весишь ты чуть больше двухсот фунтов — почти триста, если быть точным. Как ты думаешь, Том, сможем мы затащить его вверх по стремянке?
— Ни за что на свете, — ответил отец.
— Не могу с тобой спорить, поскольку сам считаю так же. Вытащить отсюда Дика можно будет только талью.
— К чему это вы клоните? — взвизгнул вдруг мистер Моултри. — К тому, что мне придется лежать тут до тех пор, пока не прибудут саперы и спасатели с талями?
И он испуганно оглянулся на бомбу.
— Если уж мне придется лежать здесь, тогда, может быть, вы оттащите от меня хотя бы эту чертову штуковину?
— Я все готов сделать. Дик, чтобы облегчить твои страдания, все на свете, — отозвался шериф. — Но бомбу я трогать не могу. Что, если взрывной механизм бомбы уже взведен и все, что нужно, чтобы она взорвалась, это прикоснуться к ней пальцем? Думаешь, я хочу брать на себя ответственность и рисковать твоей жизнью? Не говоря уж о Томе и самом себе? Нет уж, увольте, сэр!
— Мэр Своуп сказал мне, — подал голос отец, — что разговаривал с каким-то военным с авиабазы
