– Остановитесь, профессор, вы никуда не пойдете. Сами передадите ваше сообщение Янчи.
– Вы... вы имеете в виду? Я не понимаю.
– Вы никуда не пойдете.
– Но тогда... тогда Юлия...
– Знаю.
– Но... но Граф сказал, что вы любите ее!
Рейнольдс молча кивнул.
– И вы сознательно?..
– В жизни есть вещи более важные, чем любовь. – Голос Рейнольдса был тихим, и Дженнингсу пришлось наклониться, чтобы расслышать его.
– Вы твердо это решили?
– Да.
– Я доволен, очень доволен, – пробормотал Дженнингс. – Он сделал вид, что поворачивается обратно к дому, но в тот момент, когда Рейнольдс прятал пистолет в карман, толкнул его изо всей силы. Рейнольдс, не ожидавший ничего подобного от старика, потеряв опору на мокрой гальке и упав навзничь, ударился головой о камень и на мгновение потерял сознание. А когда, тряхнув головой, пришел в себя и поднялся на ноги, Дженнингс уже был в лодке и кричал что-то. Лишь позже Рейнольдс понял, что он кричал Гидашу отправлять Юлию и ее мать.
– Вернитесь, вернитесь, профессор! – кричал Рейнольдс резко и сипло. Не сознавая, что делает, он яростно потянул за веревку, забыв, что веревка закреплена и лодка совершенно от нее не зависит. Дженнингс даже не оглянулся на его крик. Нос лодки заскрежетал по камешкам на том берегу, когда Рейнольдс услышал Янчи, кричавшего из дверей домика:
– Что такое? Что случилось?
– Ничего. Все идет точно по плану. – Рейнольдс вскарабкался на берег, посмотрел на Янчи, на его белые волосы и запекшуюся кровь на одной стороне лица от виска до подбородка. – Вы бы умылись. Ваша жена и дочь с минуты на минуту будут здесь. Они уже подходят к лодке.
– Что? – Янчи прижал ладонь к голове.
– Не имеет значения. – Рейнольдс нашарил сигарету и закурил. – Мы выполнили нашу часть соглашения, и Дженнингс ушел. – Он посмотрел на сигарету, прикрывая ее ладонями, потом перевел взгляд вверх. – Я забыл. Он сказал, чтобы я передал вам его слова: довидзенья.
– Довидзенья? – Янчи отнял руку от головы и с недоумением взглянул на перепачканные кровью пальцы, потом переспросил: – Он так и сказал?
– Да. Он добавил, что вы поймете. Что это означает?
– До свидания – по-польски.
– О Господи! О Боже! – прошептал Рейнольдс. – Какой я дурак! – Он отшвырнул сигарету и прошел в комнату. В дальнем углу, у огня, около печки на полу, сидел профессор Дженнингс без шляпы и пальто. Рейнольдс пересек комнату, Янчи следом. Обняв старика за плечи, он спросил: – Как это произошло?
– Он зашел, вытащил из сумки две гранаты и положил на стол. Я, помню, спросил, для чего, и он ответил: «По дороге в Будапешт их грузовики надо поднять в воздух». Потом подошел ко мне, пожал руку... и больше я ничего не помню.
– Спасибо, профессор. Ждите нас здесь. Мы скоро вернемся. А вы встретитесь с женой и сыном через сорок восемь часов.
Рейнольдс и Янчи вышли в прихожую, Янчи прошептал:
– Граф... – В его голосе звучало восхищение. – Он умрет так же, как жил, не заботясь о себе. Гранаты... он думал о том, чтобы полковник Гидаш не отрезал нам дорогу перед самой границей.
– Гранаты! – Гнев охватил Рейнольдса. – Вы говорите о гранатах в такую минуту! Я полагал, что он стал вам другом.
– Да. Он был моим другом! Он был моим лучшим другом, поэтому я не остановил бы его, даже если бы смог. Граф готов был принять смерть в любой день и в любой час уже тогда, когда я только познакомился с ним. Делом чести считал помогать страдающим, помогать обрести им то, что было нужнее всего, – свободу, счастье. Он никогда не боялся рисковать. Потому что всегда был готов к смерти. И я знал, что, когда появится шанс, он не упустит его. – Янчи покачал перепачканной кровью головой, и Рейнольдс заметил в свете, падающем из окна, что в его светло-серых глазах стоят слезы.
– Вы молоды, Майкл, не ощутили еще бесцельность и ужасную пустоту, в которой бесконечно тянутся дни, когда желание жить давно умерло. Я любил Графа. Пусть снег будет ему мягким покровом этой ночью.
– Жаль, что все так получилось, Янчи. – Рейнольдс говорил искренне.
Они стояли в дверях дома, и он напрягал глаза, вглядываясь в другой берег реки. Он ясно различил Юлию и ее мать: они медленно направлялись к берегу, но он никак не мог увидеть Графа. Наконец глаза его привыкли к темноте, и он уловил движущуюся фигуру, не более чем размытый контур на фоне деревьев. Внезапно Рейнольдс понял, что его фигура слишком близка к этим деревьям, а Юлия с матерью еще не прошли и половины пути до берега.
– Смотрите! – Рейнольдс схватил Янчи за руки. – Граф почти дошел, а Юлия и ваша жена еле-еле идут. Что с ними? Их могут застрелить, вот черт!
Громкий всплеск воды, словно гром нарушивший тишину ночи, испугал его своей внезапностью. Он выбежал на берег. Шандор раньше его заметил опасность, и, сбросив пальто и куртку, кинулся в воду, и поплыл на противоположный берег.
– Они в опасности, Майкл. – Янчи уже стоял рядом и взволнованно говорил: – Одна из них еле идет, наверное, Катерина, видишь, это слишком для Юлии...
Шандор уже был на другом берегу, выпрыгнул на гальку: трехфутовая насыпь как бы не существовала для него. И в тот момент, когда он исчез за насыпью, они услышали взрыв гранаты. Он донесся из-за деревьев, а потом, не успело замереть эхо, второй взрыв и сразу же четкие хлопки автоматического карабина – и тишина.
Рейнольдс вздрогнул и посмотрел на Янчи. В темноте он не рассмотрел выражение его лица, но расслышал, как тот что-то пробормотал себе под нос. Рейнольдсу показалось, что он говорил по-украински. Раздумывать над этим не было времени, должно быть, в этот момент полковник Гидаш рассматривал человека, которого принял за профессора Дженнингса...
Шандор подбежал к женщинам. Обхватив каждую рукой, он устремился по замерзшей корке снега к берегу. Он не столько помогал им бежать, сколько буквально тащил их. Рейнольдс обернулся, рядом стоял Козак.
– Беги в дом, – быстро сказал ему Рейнольдс, – возьми карабин и, когда Шандор будет ниже уровня берега...
Козак уже мчался к дому, и только галька захрустела под его ногами.
Рейнольдс сжимал пальцы в кулаки. Его угнетала его беспомощность. Оставалось тридцать ярдов, двадцать пять, двадцать, из зарослей на том берегу не доносилось ни звука. Рейнольдс уже поверил было в благополучное возвращение Юлии и Катерины, когда донеслись возбужденные крики, отрывистые слова команды, и сразу «заговорил» автоматический карабин. Первые же пули просвистели в нескольких дюймах от головы Рейнольдса. Он бросился на землю и дернул за собой Янчи. Он лежал на гальке, бессильно стуча кулаком по промерзшей земле, пули пролетали по верху, и недоумевал, почему стреляет только один человек, Гидаш должен бы ввести в бой всех своих людей.
Затем с другого берега донесся приглушенный звук шагов: в пелене снега показался Шандор. Он поднял Юлию и ее мать на руки, прыгнул с откоса и, скользя по гальке, с шумом приземлился футов на десять ниже того места, где их ожидали. Пока он вставал, пытаясь восстановить равновесие, раздалось несколько выстрелов из дома паромщика. Козак выверил время с точностью до секунды. Навряд ли он видел кого-нибудь на темном фоне деревьев, однако огонек вспышек карабина выдал позицию солдат АВО. И стрельба из зарослей почти немедленно прекратилась.
Шандор добежал до лодки, посадил одну женщину, потом помог забраться в лодку второй женщине, одним могучим движением оттолкнул тяжело нагруженную лодку от берега и так сильно начал перебирать руками, что бурлящая вода образовалась у носа лодки.
