Да, вот это была тишина. Мертвая тишина. Первым нарушил ее генерал.
Холодно посмотрев на человека в смокинге, он потребовал объяснений:
— Это возмутительно, Вайленд. Вы приводите в мой дом человека, который не только наркоман и вооружен, но и отсидел в тюрьме. А что касается присутствия здесь полицейского, то следовало проинформировать меня...
— Успокойтесь, генерал, — тихо и без всякого удивления произнес Ройал. — Я был не совсем точен, следовало сказать: бывший лейтенант. В свое время самый способный парень в ФБР — сначала занимался наркотиками, затем — убийствами. Больше арестов и убежденности в их необходимости, чем у любого другого полицейского в восточной части Штатов. Но ты поскользнулся, Яблонски, не так ли?
Яблонски ничего не ответил, и на его лице ничего не отразилось, но это не означало, что он сейчас не прокручивал в голове различные варианты.
На моем лице тоже ничего не отразилось, но я напряженно думал. Думал, как бы сбежать. Слуг генерал отпустил, а все присутствующие, казалось, потеряли ко мне интерес. Как бы невзначай я огляделся: я ошибся — в комнате находился еще кое-кто, не потерявший интереса ко мне. В коридоре с внешней стороны двери стоял Валентино, мой знакомый по залу суда, и его интерес ко мне более чем восполнял отсутствие интереса ко мне у находившихся в библиотеке. Меня порадовало, что он носил правую руку на повязке. Большой палец руки он засунул в карман пальто, но как ни огромен мог быть этот палец, вряд ли он бы так оттопыривал карман. Ему просто безумно хотелось посмотреть, как я попытаюсь сбежать.
— Яблонски был центральной фигурой самого крупного после войны полицейского скандала, который разразился в Нью-Йорке, — продолжал Ройал.
— Ни с того, ни с сего в его округе случилось множество убийств, и важных убийств, а Яблонски хлопал ушами. Все знали, что за убийствами стояла банда, которая платила полиции. Все знали, кроме Яблонски. Все, что Яблонски знал, — это то, что он получает десять штук, чтобы смотреть куда угодно, но только не в нужную сторону. Но врагов в полиции у него было больше, чем вне ее, и они накрыли его. Полтора года назад. Целую неделю тогда его имя не сходило со страниц газет. Помните, мистер Вайленд?
— Теперь вспомнил, — кивнул Вайленд. — Шестьдесят тысяч уплыли, а полиции не удалось и цента заполучить. Кажется, он получил три года.
— И через полтора года уже на свободе, — закончил Ройал. Перепрыгнули через стену, Яблонски?
— Выпущен досрочно за примерное поведение, — невозмутимо ответил Яблонски. — И снова добропорядочный гражданин, чего нельзя сказать о вас, Ройал. И вы наняли этого человека, генерал?
— Я не понимаю...
— Если бы вы поняли, это обошлось бы вам в лишние сто долларов. Сто долларов обычно берет Ройал со своих работодателей на венок для своих жертв. Очень красивый венок. Или цены уже поднялись, Ройал? Кого ты теперь щупаешь?
Никто ничего не сказал.
— На Ройала заведены учетные карточки в половине штатов, генерал.
Никто не схватил его за руку, но все о нем все знают. Наемный убийца номер один в Штатах. Он берет много, но никогда еще никто из его клиентов обратно не возвращался. Действует на свой страх и риск, но его услуги пользуются бешеным спросом среди разного рода людей, и не только потому, что он еще никогда не подводил, но и потому, что в его кодексе поведения есть пункт о том, что он никогда не трогает того, кто когда-либо пользовался его услугами. Куча людей спит спокойно лишь потому, что знают: они занесены в список неприкасаемых. — Ладонью, больше смахивающей на лопату, Яблонски потер щетину на щеке. — Интересно, за кем он сейчас охотится? Не за вами ли, генерал?
Впервые генерал проявил свои эмоции. Даже борода и усы не смогли скрыть того, как сузились его глаза, сжались губы и слегка побледнели щеки. Медленно облизнул он пересохшие губы и посмотрел на Вайленда:
— Вы знали что-нибудь об этом? Что здесь правда?
— Яблонски просто плетет, что на ум придет, — заметил Вайленд. Отправьте их в другую комнату, генерал. Нам надо поговорить.
Рутвен кивнул, и Вайленд глянул на Ройала. Тот улыбнулся и сказал: Пошли. Оставь пистолет здесь, Яблонски.
— А если не оставлю?
— Ты еще не получил деньги по чеку, — уклончиво ответил Ройал.
Я был прав — они все слышали.
Яблонски положил свой пистолет на стол. У Ройала пистолета в руке не было. При той скорости, с какой он выхватывал пистолет, это было бы излишним. Наркоман Ларри подошел ко мне сзади и ткнул стволом пистолета по почкам с такой силой, что я застонал от боли. Никто ничего не сказал, поэтому пришлось сказать мне:
— Попробуй это сделать еще раз, «наркота», и врачам придется целый день чинить твое лицо.
Он снова, и вдвое сильнее, ткнул мне по почкам, и, когда я повернулся к нему, он оказался слишком быстрым — стволом ударил меня по лицу, разорвав щеку, затем отскочил фута на четыре и направил пистолет мне в пах. Его бегающие сумасшедшие глаза и отвратительная улыбка приглашали меня броситься на него. Я стер со щеки выступившую кровь, повернулся и вышел из библиотеки.
Валентино ждал меня с пистолетом в руке. К тому времени, когда Ройал лениво вышел из библиотеки, закрыл за собой дверь и остановил Валентино единственным произнесенным словом, я не мог двигаться. Бедро у меня нормальное, оно служило мне верой и правдой долгие годы, но сделано оно не из дуба, а тяжелые ботинки у Валентино были с накладками на мысках. Мне очень не везло в эту ночь. Яблонски помог мне доковылять до соседней комнаты. Я остановился в дверях, оглянулся на ухмылявшегося Валентино и на Ларри и занес их обоих в свой маленький черный список.
Мы провели в этой комнате около десяти минут. Яблонски и я сидели, наркоман прохаживался с пистолетом в руке, надеясь, что я пошевелю хотя бы бровью. Ройал небрежно облокотился на стол. Все молчали. Потом пришел дворецкий и сообщил, что генерал хочет видеть нас. Мы все пошли обратно.
Валентино снова стоял там же, но мне удалось войти в библиотеку, не получив пинка. Возможно, он отбил ногу, но я знал, что это не так — Ройал приказал ему отдохнуть, а Ройал своих приказаний дважды не повторял.
С того времени, как мы покинули библиотеку, обстановка несколько изменилась. Девушка все так же сидела на стуле у камина, наклонив голову, и огонь бросал блики на ее косы цвета спелой ржи, но Вайленд и генерал вели себя непринужденно, спокойно, с доверием друг к другу, а генерал даже улыбался. На столе лежало несколько газет, и я подумал, не имеют ли эти газеты с крупными заголовками на первых полосах «Разыскиваемый убийца убил констебля и ранил шерифа» и моими портретами, на которых я был красивее, чем в жизни, отношения к возникшему между ними доверию. Как бы подчеркивая изменения в обстановке, в библиотеку вошел лакей, неся поднос со стаканами, графином и сифоном с содовой. Это был молодой человек, но двигался он волоча ноги так, будто они налиты свинцом, и поставил поднос на стол с таким трудом, что, казалось, можно было слышать скрип его суставов. У него был плохой цвет лица. Я глянул в сторону, затем снова посмотрел на него и равнодушно отвернулся, надеясь, что на моем лице не отразилось то, что я внезапно понял.
Они явно читали книги по этикету: лакей и дворецкий точно знали, что делать. Лакей принес напитки, а дворецкий обнес ими присутствовавших. Он предложил девушке «шерри», каждому из четырех мужчин, подчеркнуто обойдя «наркоту», виски и остановился передо мной. Я посмотрел на его волосатые запястья, затем на его перебитый нос, затем на генерала. Генерал кивнул, поэтому я посмотрел на серебряный поднос. Гордость говорила «нет», а великолепный аромат янтарной жидкости, налитой из треугольной бутылки, говорил «да», но гордости пришлось выдержать голод, мокрую одежду и побои, поэтому аромат победил. Я взял стакан и глянул через него на генерала: Последний стаканчик для осужденного, да, генерал?
— Пока не осужденного. — Он поднял свой стакан. — Ваше здоровье, Толбот.
