Я взял у девушки все еще пустой пакет, сунул в него правую руку и выбил середину безосколочного лобового стекла. Теперь отверстие стало в сотню раз больше и не столь подозрительным. Лобовые стекла в те дни делали из напряженного и неровного стекла, поэтому на разбитые непонятным образом лобовые стекла не обращали большого внимания. Стекло мог разбить камешек, внезапное изменение температуры, даже достаточно громкий звук на резонансной частоте.
Но этого было недостаточно, и когда диктор ворвался в очередную «мыльную оперу» и возбужденным голосом дал краткое, но красочное сообщение о моем побеге и попросил всех водителей докладывать о «шевроле», я понял: машину придется бросить, и как можно быстрее. На этой единственной протянувшейся с севера на юг дороге шансов остаться незамеченным не было.
Нужна была новая машина, и срочно.
Найти ее удалось почти сразу. Мы проезжали через один из новых городов, которые, как грибы, расплодились по всему побережью Флориды, когда я снова услышал экстренное сообщение о себе, и сразу же за чертой города мы наткнулись на стоянку на левой стороне шоссе. Здесь находилось три машины, владельцы которых, очевидно, путешествовали вместе, поскольку ярдах в трехстах от нас между деревьями я заметил семь или восемь человек, направлявшихся к морю. Они несли мангал, плитку и корзинки для ленча похоже, собирались остановиться надолго.
Я выпрыгнул из «шевроле», потянув девушку за собой, и быстро осмотрел все три машины. Две из них были с открывающимся верхом, а третья оказалась спортивной моделью, и все — открыты. Ключей зажигания не было, но владелец спортивной машины, как и многие другие, хранил запасные ключи в тайничке у руля, прикрытом лишь смятой замшевой тряпкой.
Я мог уехать, бросив полицейскую машину на стоянке, но это было бы глупостью. До тех пор, пока местонахождение «шевроле» неизвестно, искать будут исключительно его и уделят мало внимания обычному угонщику. Но если «шевроле» обнаружат на этой стоянке, то по всему штату немедленно начнут искать спортивную машину.
Через полминуты я вернулся на «шевроле» в город и притормозил у первого же почти достроенного дома с квартирами на разных уровнях. Никого не было вокруг, и я, не раздумывая, свернул на ведущую к дому бетонную дорожку, въехал в открытые ворота гаража, выключил двигатель и, выйдя, быстро закрыл ворота.
Когда две-три минуты спустя мы вышли из гаража, тем, кто разыскивал нас, пришлось бы повнимательней приглядеться к нам, прежде чем у них зародились бы подозрения. По случайному совпадению девушка была одета в зеленую блузку с коротким рукавом точно такого же оттенка, что и мой костюм, о чем дважды повторили по радио. Любая проверка, и — конец. Теперь же блузки не было, а в белых купальниках в этот жаркий вечер ходило столько женщин, что она не выделялась из этой массы. Блузку я засунул в пальто, пальто свернул и повесил на руку так, что была видна только серая подкладка, а галстук спрятал в карман. К тому же я забрал у девушки косынку и повязал себе на голову так, чтобы свободные концы закрывали шрам. Но рыжие волосы на висках могли выдать меня, и я намазал их тушью для ресниц, которую тоже взял у девушки. Посмотрев на себя в зеркало, я убедился, что таких волос ни у кого не видел, но зато теперь они не казались рыжими.
Под блузкой и пальто я сжимал в руке револьвер.
Шли мы медленно, чтобы не так заметна была моя хромота, и через три минуты добрались до спортивной машины. Это был «шевроле-корвет» с таким же двигателем, как у моей прежней машины, но на этом сходство кончалось. Это была двухместная машина с пластиковым кузовом. Я водил такую в Европе и знал, что реклама не обманывала — она действительно могла развивать скорость до 120 миль в час.
Подождав, пока мимо нас поедет тяжелый грузовик с гравием, я завел под рев его двигателя «шевроле» — владельцы машин уже расположились на берегу, но они могли услышать характерный звук двигателя и у них могли возникнуть подозрения. Быстро развернувшись, я поехал вслед за грузовиком.
И девушку весьма удивило, что мы едем в том направлении, откуда только что приехали.
— Знаю, скажете, что я сумасшедший. Только я не сумасшедший. Если ехать на север, то вскоре мы наткнемся на новое заграждение на дороге, и оно уже будет сделано не наспех и сможет остановить пятидесятитонный танк.
Они, возможно, догадываются, что я понимаю это, и считают, что я сверну с дороги на какую- нибудь грунтовку и поеду на восток. Я бы на их месте так и подумал. Поэтому-то мы едем на юг — они не догадаются об этом. И там спрячемся на несколько часов.
— Спрячемся? Где? Где вы можете спрятаться? — И, не получив ответа, попросила:
— Пожалуйста, отпустите меня. Вы теперь в безопасности, вы уверены в себе, иначе не поехали бы на юг.
— Не будьте глупой, — сказал я устало. — Отпущу вас, а через десять минут каждый полицейский штата будет знать, в какой машине еду и куда. Вы, должно быть, действительно считаете меня сумасшедшим.
— Но вы не можете доверять мне, — настаивала она.
За последние двадцать минут я никого не застрелил, и поэтому она больше не боялась, по крайней мере боялась не настолько, чтобы не попытаться что-нибудь предпринять.
— Откуда вы знаете, что я не стану подавать людям знаки, кричать или, скажем, не ударю вас, когда вы отвернетесь? Откуда вы знаете?
— Этот полицейский, Доннелли, — ни с того, ни с сего спросил я. Успели ли врачи?
Она поняла, что я имел в виду. Румянец, который было вернулся на ее лицо, снова исчез. Ее храбрость была лучшим видом храбрости, а может, наоборот — худшим, тем, который ввергает вас в неприятности.
— Мой папа — больной человек, мистер Толбот, — она первый раз назвала меня по фамилии, и мне понравилось это «мистер». — Я ужасно боюсь, что с ним будет плохо, когда до него дойдет известие обо всем этом. У него очень плохое сердце, и...
— А у меня жена и четверо голодных детей, — прервал ее я. — Мы можем утереть друг другу слезы. Сидите тихо.
Она ничего не ответила и вела себя тихо даже тогда, когда я остановился у аптеки на несколько минут, чтобы быстро позвонить по телефону. Ее я захватил с собой, но она находилась достаточно далеко, чтобы подслушать мой разговор, и достаточно близко, чтобы видеть очертания револьвера под сложенным пальто. Затем я купил сигарет. Продавец посмотрел на меня, затем на «корвет», припаркованный у аптеки.
— Слишком жарко, чтобы ездить на машине, мистер. Издалека приехали?
— С озера Чиликут. — В трех или четырех милях к северу я видел указатель. Я старался говорить с американским акцентом, но это удавалось мне с трудом. — Рыбачили.
— Рыбачили? Да?
Это было сказано достаточно нейтральным тоном, но в глазах его читалась хитринка, поскольку он видел девушку за моей спиной.
— Поймали что-нибудь?
— Немного. Я понятия не имел, какая рыба водилась в местных озерах и водилась ли вообще. И когда я стал размышлять над этим, мне показалось маловероятным, чтобы кто-нибудь поехал на эти мелкие заболоченные озера, когда перед ним — весь Мексиканский залив.
— Однако мы остались без рыбы, — в моем голосе зазвучало раздражение.
— Поставили ведро с рыбой на дороге, а какой-то идиот пролетел со скоростью не менее восьмидесяти миль в час — тут и пришел конец и ведру, и рыбе, а вместе с ней и завтраку. А эти боковые дороги такие грязные, что я не смог разобрать его номера.
— Идиоты встречаются везде. — Внезапно он задумался, а потом быстро спросил:
— А что за машина, мистер?
— Голубой «шевроле» с разбитым лобовым стеклом. А в чем дело-то?
— 'В чем дело', он спрашивает. Хотите сказать, что не знаете?... Вы разглядели водителя?
— Нет, он ехал слишком быстро. Я видел только копну рыжих волос, но...
— Рыжие волосы, озеро Чиликут. Боже!
Он бросился к телефону, а мы вышли на улицу.
