который не вернет их, а оставит себе, надеясь потом продать.
— Уж если взялся что-то сделать, надо доделывать до конца, — закончила она.
Они выкопали шары. Ана завернула их в газету так, чтобы сверток не обнаруживал их формы, и положила в сундук.
— Теперь дождемся подходящего случая, — сказала она. Но прошло две недели, а случай все не подвертывался.
Поздно вечером двадцатого августа, ровно через два месяца после кражи, Дамасо, придя в бильярдную, увидел дона Роке за стойкой; пальмовым веером он отгонял насекомых. Радио молчало, и это еще сильнее подчеркивало его одиночество.
— Ну что, правильно я тебе говорил? — воскликнул дон Роке, словно радуясь, что его предсказание сбылось. — Все пошло к черту!
Дамасо опустил монету в музыкальный автомат. Мощный звук и разноцветные мелькающие огни во всеуслышание, как ему показалось, подтверждали его преданность бильярдной. Однако до дона Роке, похоже, это не дошло. Дамасо сел рядом с ним и попытался его утешить сбивчивыми, малоубедительными аргументами. Дон Роке слушал с безразличным видом, лениво обмахиваясь веером.
— Ничего не поделаешь, — сказал он. — Чемпионат по бейсболу не мог длиться вечно.
— Но шары могут найтись.
— Не найдутся.
— Не мог же негр съесть их.
— Полиция искала повсюду, — с раздражающей уверенностью сказал дон Роке. — Он бросил их в реку.
— А вдруг случится чудо и шары найдутся?
— Брось фантазировать, сынок, — ответил дон Роке. — Дело гиблое. Ты что, веришь в чудеса?
— Иногда.
Когда Дамасо покинул заведение, из кино еще не выходили. Чудовищно гулкие фразы то смолкали, то снова разносились над спящим городком, и немногие двери, еще остававшиеся открытыми, казалось, вот-вот закроются. Побродив немного вокруг кино, Дамасо направился к танцевальному залу.
В зале был только один посетитель, оркестр играл специально для него, и он танцевал с двумя женщинами сразу. Остальные женщины чинно сидели вдоль стен, словно дожидаясь какого-то известия. Дамасо занял столик, махнул буфетчику, чтобы тот подал пива. Он стал пить прямо из бутылки, отрываясь только чтобы перевести дыхание, и наблюдал через стекло за мужчиной, танцующим с двумя женщинами. Обе они были выше мужчины.
В полночь появились женщины, которые были в кино, а за ними не отстававшие от них мужчины. Среди женщин оказалась и подруга Дамасо. Она села к нему за столик.
Дамасо даже не посмотрел на нее. Он выпил уже полдюжины пива и по-прежнему не отрывал взгляда от танцора. Тот танцевал теперь уже с тремя женщинами, но не обращал на них никакого внимания, а был поглощен только тем, что выделывали его ноги. Он казался счастливым, и было видно, что он был бы еще счастливее, если бы, кроме рук и ног, у него был также и хвост.
— Этот тип мне не нравится, — сказал Дамасо.
— Тогда не смотри на него, — посоветовала девушка.
Она попросила у буфетчика немного выпить. Площадка заполнялась танцующими парами, но мужчина с тремя женщинами по-прежнему чувствовал себя так, будто он один в зале. Во время какого-то па его взгляд встретился со взглядом Дамасо; мужчина заработал ногами еще бойчее и, улыбнувшись, показал ему свои мелкие заячьи зубы. Дамасо, не мигая, выдержал его взгляд, и в конце концов тот перестал улыбаться и отвернулся от него.
— Считает себя весельчаком, — сказал Дамасо.
— Он и вправду весельчак, — сказала девушка. — Всегда, когда приезжает, заказывает музыку за свой счет, как все коммивояжеры.
Дамасо посмотрел на нее блуждающим взглядом.
— Тогда иди к нему, — сказал он. — Где кормятся трое, хватит и для четвертой.
Она ничего не ответила, а только повернула голову в сторону площадки для танцев, отхлебывая маленькими глотками спиртное. Бледность желтого платья подчеркивала ее нерешительность.
Они пошли танцевать. Дамасо все мрачнел и мрачнел.
— Я умираю от голода, — сказала девушка и, схватив его за локоть, потащила за собой к стойке. — Тебе тоже надо поесть.
Весельчак шел со своими тремя женщинами им навстречу.
— Послушайте, — сказал Дамасо.
Мужчина улыбнулся, но не замедлил шага. Дамасо стряхнул с себя руки спутницы и преградил ему дорогу.
— Мне не нравятся ваши зубы.
Мужчина побледнел, но продолжал улыбаться.
— Мне тоже, — сказал он.
Прежде чем девушка успела остановить Дамасо, он двинул мужчину кулаком в лицо, и тот так и сел на середине площадки. Никто из посетителей не вмешался. Три женщины с визгом обхватили Дамасо, пытаясь оттащить его в сторону, а его спутница тем временем стала заталкивать его в глубину зала. Мужчина с разбитым, почти вмятым лицом встал на ноги, подпрыгнул, как обезьяна, на середине площадки и крикнул:
— Играйте!
К двум часам ночи заведение почти опустело, и женщины без клиентов сели ужинать. Было жарко. Девушка принесла тарелку риса с фасолью и жареным мясом и, усевшись за столик, стала есть все это одной ложкой. Дамасо бессмысленно глядел на нее. Она протянула ему ложку риса.
— Открой рот.
Дамасо уткнулся подбородком в грудь и качнул головой.
— Это для женщин, — сказал он. — Мы, мужчины, не едим.
Чтобы встать, ему пришлось упереться руками в стол. Когда он смог наконец обрести равновесие, то увидел, что перед ним стоит, скрестив руки, буфетчик.
— Девять восемьдесят, — сказал тот. — Этот монастырь государственный.
Дамасо отстранил его.
— Педерастов не люблю, — сказал он.
Буфетчик схватил было его за руку, но, взглянув на девушку, отпустил и только сказал вслед:
— Потом поймешь, как много ты потерял.
Дамасо вышел пошатываясь. Таинственный серебристый блеск реки под луной прорезал было в его мозгу светлую щель, но она тут же исчезла. Когда, уже на другом конце городка, Дамасо увидел дверь своей комнаты, он готов был поспорить, что всю дорогу домой прошел во сне. Он потряс головой. Смутное, но сильное чувство подсказало ему, что,.начиная с этой секунды, он должен следить за каждым своим движением. Тихонько, чтобы не было скрипа, он толкнул дверь.
Ана проснулась и услышала, что он роется в сундуке. Она повернулась от света карманного фонарика лицом к стене и вдруг поняла, что Дамасо не раздевался. Внезапное озарение словно подбросило ее, и она села'в постели. Дамасо со свертком и карманным фонариком стоял около открытого сундука. Он приложил палец к губам. Ана соскочила с постели.
— Ты с ума сошел, — прошептала она и, подбежав к двери, быстро закрыла ее на засов.
Дамасо сунул фонарик вместе с ножом и остроконечным напильником в карман брюк и со свертком под мышкой двивулся прямо на нее. Ана закрыла дверь спиной.
— Пока я жива, ты отсюда не выйдешь, — вполголоса сказала она.
Дамасо попытался оттолкнуть ее.
— Уйди, — прохрипел он.
Ана вцепилась в косяк обеими руками. Они, не мигая, глядели друг другу в глаза.
— Ты осел, — прошептала Ана. — Бог тебя наградил красивыми глазами, но обделил мозгами.
Дамасо схватил ее за волосы, вывернул руку и заставил нагнуться, процедив сквозь зубы:
