плечу, подводил всякие турусы на колесах и, наконец, подсунул ему бумагу для подписи. Фернес уперся было, но Мэк-Шэн шепнул ему на ухо:
— Подпишитесь, чтобы отвязаться. Ну его!
И Фернес подписался на вербовочном листе и получил серебряный шиллинг. Майор тем временем скрылся. Когда Фернес на другой день проспался, то оказалось, что его под конвоем везут в Портсмут. Никакие протесты не помогли. Фернес очутился матросом военного флота.
ГЛАВА XXVI. Джо опять встречает старого знакомого
Около двух лет пробыл Джо канцлером казначейства при мистрис Чоппер. Иногда ему приходилось и трудно на этой работе, в особенности зимой, когда пальцы у него застывали до такой степени, что он насилу мог держать перо. Должность Джо было далеко не синекурой, вставал он рано и работал до вечера.
Нэнси стала относиться к Джо с большим уважение после того, как он предложил ей свой соверен, Джо тоже относился к ней дружески, потому что имел доброе и отзывчивое сердце. Она часто приходила в комнату мистрис Чоппер поболтать со старушкой и поглядеть на Джо, причем всегда приносила с собой иголки и наперсток, чтобы пересмотреть платье и белье мальчика и починить, что нужно.
— Я вас видела, Питер, как вы гуляли с Эммой Филипс, — сказала она ему один раз. — Откуда вы ее знаете?
— Я встретился с ней на дороге в тот самый день, когда шел в Грэвсенд.
— Вы разве имеете обыкновение заговаривать с каждой дамой, которую встретите на дороге?
— Вовсе нет. Но я тогда был очень печален, и она пожалела меня.
— Она, правда, очень добрый ребенок или, по крайней мере, была такою, когда я ее знала.
— А вы когда ее знали?
— Года четыре тому назад. Я ведь жила у мистрис Филипс, я тогда еще была хорошая.
— А чем же вы теперь плохая, Нэнси? — спросил Джо.
— Тем, что нехорошая, — отвечала Нэнси. — Не расспрашивайте меня, Питер, а то я заплачу. Скажите лучше, где теперь ваши родители?
— А я и сам не знаю. Я ушел из дома.
— Ушли из дома — и с тех пор не слыхали о них ничего и сами не писали им?
— Да.
— Почему же так? Вы такой хороший мальчик, и они, вероятно, тоже хорошие люди. Разве же нет?
Джо молчал. Как он скажет про отца, что он хороший, когда он совершил убийство?
— Почему вы не отвечаете, Питер? Неужели вы не любите отца с матерью?
— Напротив, я их очень люблю. Но писать им я не могу.
— Для меня самой многое непонятно относительно Питера и его родителей, — заметила мистрис Чоппер. — Браконьерство вовсе уж не такое тяжкое преступление, в особенности для малолетка. Во всяком случае я не вижу причины, почему бы ему нельзя было переписываться с родителями. Я надеюсь, Питер, что вы сказали мне правду?
— То, что я вам сказал, сущая правда. Но мой отец браконьер, это всем известно. Если меня не накажут, то накажут его и отправят в ссылку, потому что с меня снимут показание под присягой. И мне останется или лгать под присягой, или показывать на родного отца. Могу я на отца показывать, как вы полагаете?
— Нет, нет, дитя, это невозможно. Я понимаю, — сказала мистрис Чоппер.
— Теперь мне вас больше и спрашивать не нужно, Питер, — объявила Нэнси. — Я угадала все. Вы с отцом были на браконьерской охоте, наткнулись на сторожей, произошла схватка и даже пролилась, может быть, кровь. Так ли я говорю?
— Вы очень близки к истине, — сказал Джо, — но я не могу вам больше ничего сказать.
— И не говорите, милый Питер. Я отворю окно, а то уж у вас здесь очень душно.
Нэнси растворила окно и высунулась из него, рассматривая прохожих.
— Боже мой! Вот ведут пойманного дезертира со связанными руками! — воскликнула она. — Кто бы это был? Ах, знаю кто: это Сэм Оксенгэм с «Томаса-и-Мери». Да, это он, бедненький.
Джо тоже подошел к окну.
— Это что же за солдаты? — спросил он.
— Это не солдаты, это военные моряки — унтер-офицер и два простых матроса.
Когда они проходили мимо окна, Нэнси не удержалась и сказала громко:
— Господин сержант, вы и два ваших товарища молодцы, нечего сказать. Зачем вы так скрутили этого молодого человека? Неужели вы боитесь, что он один убьет вас троих?
Сержант и матросы разом взглянули в окно, увидели хорошенькую молодую женщину и засмеялись. Третий моряк, впрочем, смотрел не столько на нее, сколько на Джо, и смотрел пытливо. Джо узнал его, побледнел, как смерть, и быстро отодвинулся от окна.
— Что с вами, Питер? — спросила Нэнси. — Отчего вы так побледнели? Вы разве знаете этого человека?
— Знаю, — отвечал Джо, — и он меня знает.
— Чего же вы испугались?
— Посмотрите, ушел ли он, — попросил Джо.
— Да они прошли все, но он часто оборачивается и смотрит на наше окошко. Впрочем, это он, может быть, на меня оборачивается.
— Питер, чем встревожил тебя этот матрос? — спросила мистрис Чоппер.
— Он меня узнал, и теперь через меня доберутся до моего отца! — воскликнул Джо, заливаясь слезами.
— Передайте мне мою шляпу, Питер, — сказала Нэнси. — Я сейчас побегу и все разузнаю.
Она быстро сбежала вниз.
Мистрис Чоппер старалась утешить Джо, но успеха не имела. Ему все мерещились шаги Фернеса по лестнице (матрос был не кто иной, как Фернес).
— Мистрис Чоппер, я боюсь, что должен буду от вас уйти, как ушел от прежних своих друзей.
— Уйти от меня?.. Что ты, дитя мое, зачем? И как же я без тебя останусь?
— Мистрис Чоппер, я вновь повторяю вам, что я лично не сделал никакого проступка. Но меня ищут, обещана премия за мою поимку. Этот человек жил в нашей деревне и меня знает. Я знаю, он давно стремится заработать эту премию.
— Премия обещана? Значит, Нэнси правильно угадала: была пролита кровь?
Мистрис Чоппер заплакала.
Джо ничего не ответил, а прошел в свою спальню и стал связывать в узел свое платье и белье.
Покончив с этим, он сел на край постели и глубоко задумался, потом, незаметно для самого себя, положил голову на подушку и крепко заснул.
Тем временем Нэнси догнала моряков на улице и увидела, что они входят в трактир. Она вошла за ними, подсела, перекинулась несколькими словами с арестованным дезертиром, с которым была знакома, и завела беседу с Фернесом. Тот, по своему обыкновению, в скором времени напился пьяный и рассказал Нэнси всю подноготную об убийстве в Грасфорде. Под конец он тут же заснул, положив голову на стол, а Нэнси вернулась в квартиру мистрис Чоппер.
Старушка сидела со свечкой и перелистывала одну из своих счетных книг.
— Знаете, Нэнси, я всякий раз вздыхаю о вас, когда мне попадается на глаза счет за вашу свадьбу. Мне ужасно вас жаль.
— Если бы вы знали, мистрис Чоппер, до чего мне надоела моя жизнь, до чего я сама себе надоела! Так бы, кажется, и убежала куда глаза глядят. Как жаль, что мне нет необходимости спасаться бегством, как вот нашему Питеру.
