начинать какой бы то ни было разговор с начальством. Он из кожи вон лез, стараясь продемонстрировать окружающим свою независимость, и даже приказы выполнял так, как будто делал одолжение. То, что Йорн решил изменить своим привычкам, не предвещало ничего хорошего. Вряд ли он явился, чтобы покаяться в неблаговидных поступках.
— Ну что ж, садись, — сказал Родриго.
Хальберг сел и посмотрел на него в упор.
— Почему вы не наказали меня, командир? Не думайте, что я забыл. Сколько можно ждать?
Родриго оторопел. Чтобы десантник, да еще такой себялюбивый, как Йорн, сам пришел требовать наказания? Это было неслыханно!
— Так, — сказал он. — Звездный ас Йорн Хальберг смертельно обиделся. Он совершил такой ужасный проступок, чуть не поднял оружие на человека, а про него элементарно забыли, как про нашкодившего юнгу. Ноль внимания! И вот тогда вышеупомянутый великий звездоплаватель явился за своей долей тернового венца. Угадал?
— Красиво говорите, командир, — хрипло произнес Хальберг. — Но я не слышу ответа.
Родриго вздохнул.
— Не терпится попасть на принудительные работы к Ольшанцеву и там без помех посчитаться с ним? Имей в виду, я этого не допущу.
Хальберг поморщился.
— Ерунду говорите, командир. Перед этим сказали лучше. Плевал я на вашего Ольшанцева. Он мозгляк, я в любой момент могу его раздавить пальцем, и большой чести в этом нет. Но я не привык, чтобы ко мне относились несерьезно. Когда я — сила, я ломаю. Когда надо мной сила, пусть попробует сломать меня. Но унижать пренебрежением… Вы — сила, командир. Воспользуйтесь своей властью, накажите меня! Не заставляйте думать, что вы испугались испортить со мной отношения. Мне хочется верить, что судьбы двух десятков отчаянных парней находятся в твердых руках. Иначе я откажусь признавать над собой вашу власть. И ребята откажутся. Тогда я вам просто не завидую.
«Осел, — подумал Родриго. — Какой осел!»
— Слушай, Йорн, — сказал он. — Конечно, в моих руках власть, и уж будь уверен, делиться ею я ни с кем не собираюсь. А в данном случае моя сила проявится в том, что я не буду тебя наказывать. Не буду, и все. Потому что я деспот. Самодур. Как захочу, так и будет. Удовлетворен? Тоже мне вояка, пришел права качать. Нарочно не буду тебя наказывать, чтобы ты не подумал, будто твое мнение что-то для меня значит.
Каким бы тугодумом ни был Хальберг, он понял, что над ним смеются.
— Не надо так со мной, командир, — сказал он. — Не надо.
— Ладно, Йорн, — сказал Родриго, — поговорим как мужчина с мужчиной. Недоволен мной — набей морду. Если получится, конечно. За последствия не отвечаю. Могу только пообещать, что шеф ничего не узнает. А вот так приходить и трепать своей воспаленной гордостью — это… Ну можешь ты хоть иногда не видеть во мне командира? Пришел бы как-нибудь, поговорил. Я же в конце концов вместе со всеми вами варюсь в одном соку. Так что давай не будем ставить друг другу ультиматумы. Договорились?
Хальберг поднялся. Решимости на его лице уже не было. Людей, привыкших все на свете взвешивать с позиции «или — или», всегда ставит в тупик наличие третьего, неучтенного варианта. Командир отказался поставить его на место, козыряя служебным положением, но он не производил впечатления слабака. «Пришел бы как-нибудь, поговорил…» Это еще надо было переварить!
— Иди, Йорн, подумай, — сказал Родриго. — Честное слово, меня сейчас занимают совсем другие проблемы.
Хальберг молча повернулся и вышел. Родриго облегченно вздохнул и опять склонился над столом, но минуты через две сигнализатор вновь напомнил о себе.
На сей раз это был Ольшанцев.
— Привет, Родриго, — сказал он, входя. — Не забыл еще про тот наш высокоученый разговор? Ну, насчет пришельцев, наводнивших планету своими поделками? Сегодня можешь снять со своих уст печать молчания. Иджертон решил, что пора раскрыть карты. Слышал объявление?
— Слышал. — Родриго нарисовал очередную завитушку и отложил листок в сторону. — Как раз об этом сейчас и думаю.
— Да? Что-то не похоже. — Иван взял в руки творение Родриго и стал его внимательно разглядывать. — Да у тебя никак талант прорезался? Что это такое?
— Мой маленький секрет, — с нарочитой важностью произнес Родриго, но не сумел сохранить серьезную мину, и его рот помимо воли растянулся в улыбке. — Понимаешь, был у нас в училище один чудик. Когда нашему отделению ставили трудную задачу, особенно на пространственное воображение, вес хватались за голову, а он — за люмограф. Доставал листок и начинал вырисовывать кружки и квадратики. Говорил, что это ему здорово помогает сосредоточиться. Поначалу все над ним просто угорали, подшучивали, как могли. Но вскоре оказалось, что с подобными заданиями он справлялся лучше всех. У меня с воображением всегда было неплохо, но мысли часто путались. Легко отвлекался, когда в голову начинала лезть всякая ерунда. Короче, стал я наблюдать за этим типом и однажды тоже решил попробовать. Знаешь, это иногда и в самом деле помогало. Рисуешь, рисуешь, вдруг — р-раз! — и есть решение.
— И до сих пор срабатывает?
— Я же сказал: иногда.
— Потрясающе! — Иван сел и закинул ногу за ногу. — Ну, так позволь мне поприсутствовать при творческих муках титана мысли. Насколько я понимаю, пустяковая задачка на подвигла бы тебя на создание такого шедевра, как этот. Представляю, какая грандиозная проблема терзает твой гениальный мозг. Поделись, будь другом!
— Мой гениальный мозг, — ответил Родриго, — силится разгадать загадку этих самых пришельцев. С тех пор, как ты мне о них рассказал, не могу успокоиться.
— Ты серьезно или как?
— Вполне серьезно.
— Брось, не забивай голову. Через несколько минут услышишь от Иджертона такое, что все теории, которые ты уже успел родить, покажутся тебе детским лепетом.
— Не покажутся, если, конечно, вы не отказались от гипотезы с «Персеем» и не придумали чего- нибудь пооригинальнее.
Иван вскочил.
— Ты знаешь о «Персее»? Откуда?
— Твой шеф рассказал. Очевидно, решил, что я внушаю доверие.
— Неужели? Ну, ты делаешь успехи! Наш шеф вообще-то человек разговорчивый, хотя и затворник, но… — Последовала пауза. — Слушай, если так, то над чем ты еще размышляешь?
Родриго заколебался. Его так и подмывало рассказать о лесных видениях, но он сдержался. Еще не время.
— Понимаешь, он о «Персее» только вскользь упомянул, в самом конце разговора. А потом сказал, что больше времени мне уделить не сможет, у него какие-то неотложные дела. Ну я и решил самостоятельно сделать выводы. А! Забудь об этом, считай моим очередным заскоком. Наверное, дилетант, собравшийся отбирать хлеб у специалистов, — это очень смешно. — Он взял рисунок, собираясь бросить его в утилизатор.
— Постой-постой. — Ольшанцев перехватил листок. — Подари-ка его мне.
— Зачем?
— Как это — зачем? Повешу у себя в комнате, любоваться буду. Ты же знаешь мою страсть к редкостям. Что может быть уникальнее, чем живопись десантника? Слушай, тебе надо продолжать — твои рисунки будут рвать из рук.
— Ладно, уговорил. Забирай эту пачкотню с глаз моих долой. Видеть ее больше не могу.
— Напрасно так говоришь. Недооцениваешь свой талант. Кстати, не пора ли в «развлекалку»? Иджертон, наверное, уже полдоклада прочитал. Я как раз туда собирался, хотел понаблюдать за реакцией вашей братии. Пошли!
