— Почему ж тогда мне доверили монтировать охранную сигнализацию в президентском дворце? — Максим окинул Нураева скептическим взглядом. — Или вам по какой-то причине именно сейчас понадобился козел отпущения в виде российского шпиона? Решили доказать, что не дремлете и мышей пока ловите?
Нураев скривился в улыбке:
— Вы очень крупная мышка, гражданин Богуш.
Но по какой-то причине мы лишь вчера получили задание заняться вами вплотную. К сожалению, из-за дипломатического статуса мы не сумели вовремя арестовать некоторых ваших приятелей из посольства. Но наш МИД посылает официальный протест в Москву по поводу их деятельности, несовместимой с законами нашей республики. И ваш дружок Верьясов уже объявлен персоной нон грата. — Нураев вновь щедро блеснул зубами. — Видите, латынь я тоже не забыл. Неплохо для тупого азиата, а?
— Очень подходящее выражение, — заметил сухо Максим, особо не акцентируя, какое именно высказывание Нураева имел в виду.
Нураев вздохнул и смерил его взглядом учителя, взирающего на строптивого ученика.
— Не стоит оскорблять меня, Богуш. Ваш сообщник — этот Ташковский, — одновременно российский и украинский агент, и он уже признался во всем. Хохлы вообще-то слабаки, хотя и очень упрямы, вы согласны?
— В чем он признался? Он такой же шпион, Нураев, как вы — святая мать Тереза! — Максим машинально провел ладонью по столу и ощутил под ней влагу. И, взглянув на ладонь, обнаружил, что она в крови. И тогда он с ненавистью посмотрел на Нураева.
Тот усмехнулся:
— Да-да, гражданин Богуш, он во всем сознался.
Затем следователь вытащил из кожаной папки чистый лист бумаги, аккуратно разложил его перед собой и, подняв ручку, выжидательно посмотрел на Максима:
— Итак, начнем? Когда вы в последний раз видели Верьясова?
— Я никогда не видел Верьясова.
— Когда вы в последний раз видели генерала Катаева?
— Я никогда не видел генерала Катаева, — в тон следователю повторил Максим.
Нураев положил ручку на стол и вкрадчиво произнес, причем глаза его чуть не слиплись, словно от патоки, струившейся из-под тяжелых век.
— Ну что, может, проверим, упрямее ли вы своего сообщника? Или все-таки посговорчивее? Для вас это было бы лучше. Как и для меня, впрочем.
Максим прекрасно знал, что за его спиной стоят двое громил в камуфляже с тупыми, равнодушными рожами. Они стояли неподвижно, не издав ни единого звука за время его беседы с Нураевым. Но Максим чувствовал их присутствие и знал: если поступит приказ, мало ему не покажется. И тогда решил прибегнуть к уловке из арсенала Юрия Ивановича Костина.
— Нураев, — произнес он лениво, — Арипов шкуру с вас спустит за вашу самодеятельность.
Нураев выпрямился на стуле, опустил авторучку на стол и окинул Максима внимательным взглядом, но ничего не сказал.
Воодушевленный его молчанием, Максим продолжал уже с суровыми интонациями в голосе:
— Он в курсе, что я здесь? Вы не хуже меня знаете, что президент — человек очень строгий, особенно если его рассердить. Вчера при мне он сделал такую выволочку Садыкову — тот аж затрясся!
— Вы что, вчера видели Арипова? — справился Нураев дрогнувшим голосом.
Максим снисходительно улыбнулся, словно и вправду встречи с Ариповым были для него самым обычным делом.
— Конечно. — Он наклонился к столу и пристально посмотрел прямо в глаза Нураеву. — А вы знаете, кто такой Ташковский, которого здесь только что избили? Это всемирно известный писатель. И здесь он по приглашению президента и Садыкова. Неужто он ничего не сказал вам об этом?
— У Нураева несколько раз дернулась щека, дыхание стало хриплым и прерывистым.
— Он пытался мне внушить, что… — Нураев осекся и почти с ужасом посмотрел на Максима.
Но тот, словно ничего не заметив, говорил, не сводя беспощадного взгляда с наглого стервеца, которому вздумалось его запугать…
— Вы ставите Арипова в трудное положение, — продолжал он свое наступление на позиции Нураева. — Сейчас у него одна мигрень — Рахимов. Но это еще куда ни шло. С ним он как-нибудь справится. Он сам мне об этом сказал. Правда, его беспокоит российская военная база. Он не знает, на чьей стороне они выступят, если этого потребуют обстоятельства. Если в поддержку Рахимова, то расколют Арипова как орех.
— А при чем тут я? — совсем уж неуверенно вопросил Нураев.
Максим откинулся на стуле и очень убедительно изобразил ужас на лице.
— Как при чем? Вы что, идиот? Не понимаете, что даете военным в руки такой козырь! Да они только этого и ждут! Ташковский — российский подданный и — весьма заметная фигура в России и на Западе.
Думаю, скоро генерал Катаев станет запрашивать у Арипова о судьбе Ташковского, и учтите, не по своему желанию, а по приказу нашего президента. И если Арипов не предъявит ему писателя живым и здоровым, Катаев вынужден будет применить силу.
Военную, естественно. Кандидат на Нобелевскую премию — это вам не я, рядовой монтер охранной сигнализации. И Катаев понимает, что общественное мнение на этот раз будет на его стороне.
Нураев продолжал молчать, вперив взгляд в по-прежнему чистый лист бумаги. Щека его нервно подергивалась, а костяшки пальцев руки, сжимающей авторучку, побелели от напряжения. Максим помолчал мгновение, давая ему возможность дозреть, и безжалостно добил:
— Я уверен, что Ташковский ничего вам не сказал о Катаеве и Верьясове. По очень простой причине: он понятия о них не имеет. Вы использовали этот прием, чтобы запугать меня. Но вы просчитались, господин военный следователь. Через некоторое время Арипов всех поставит на уши, чтобы найти Ташковского и предотвратить в зародыше назревающий конфликт с Россией. Потому что знает: если писателя не найдут, то, пока он будет драться с Рахимовым, русские ударят ему в спину и прищемят задницу. И если президент узнает, что именно вы в силу своей идиотской исполнительности задержали Ташковского, да еще избили его до полусмерти… Давайте поспорим: вы и пяти минут не проживете. Поэтому я советую вам послать к писателю врача и упросить, чтобы он молчал о случившемся. Как вы этого добьетесь — это уже ваши личные проблемы, Нураев!
Лицо Нураева приобрело такое выражение, что Максим едва не рассмеялся. Судя по тому, как побледнела и вытянулась его физиономия, в медицинской помощи нуждался сам следователь. Наконец Нураев закрыл рот, перевел дыхание и приказал:
— Уведите его в камеру.
Максим почувствовал на плече руку одного из громил. На этот раз его подтолкнули к выходу не так грубо.
Некоторое время он приходил в себя, не веря, что удалось вырваться из рук Нураева живым и здоровым. Хитрость удалась, и все происходящее виделось теперь в другом свете.
По-видимому, Нураева теперь опасаться не следовало. Но оставалась проблема, как выбраться из подвала. Максим опасался, что Садыков в конце концов разнюхает, кто попал к нему в каталажку, и тогда ему точно несдобровать. Но помимо этого, в скором времени возможен обстрел города из тяжелых орудий. И здание бывшего КГБ наверняка обстреляют в первую очередь. К тому же Максиму совсем не улыбалось оказаться под развалинами, если вдруг начнется землетрясение…
Нет, надо подогреть страхи Нураева. Для этого нужно увидеть его вновь. Максим подозревал, что встреча произойдет совсем скоро. Возможно, Нураеву захочется узнать побольше о его знакомстве с Ариповым. Максим так усиленно подчеркивал этот факт. Чтобы не сгореть от любопытства, следователь пригласит его в кабинет на беседу. Максим усмехнулся: слишком уж слова «кабинет» и «беседа» не подходили к мрачной комнатенке и манере ее хозяина вести разговор…
Он посмотрел вверх. Солнечные лучи вовсю пробивались сквозь окошко. Максим подумал, что Костин наверняка вывел всех оставшихся в «Мургабе» за пределы города. Даже пешком они могли
