окна, выходящего в сад наблюдая за стайкой снегирей, облепивших коржу на старом кусте сирени. Серафима, убирая стола посуду, весело напевала.
– Где мадемуазель Александра? – спросил Адашев с порога, пристально посмотрев на горничную.
Смутившись и покраснев, девушка все же взяла себя в руки и спокойно ответ:
– А где ей сейчас быть? Не иначе как у себя в комнате. Она обычно чуть позже приходит в детскую...
– В комнате ее нет, – перебил Серафиму князь, – а дворецкий минуту назад сообщил мне, что она зашла сюда.
– Не знаю! – пожала она плечами. – Померещилось ему, что ли?
Кирилл посмотрел на детей и вдруг поймал предостерегающий взгляд Андрея устремленный на Илью. Малыш собирался что-то сказать, но быстро закрыл рот.
– Серафима, я велю посадить тебя в чулан, если не признаешься, куда исчезла мадемуазель Александра! – Князь был вне себя, ощущая себя подобием безмозглого болванчика, провести которого стараются собственные дети и эта нахальная горничная с бесстыжими зелеными глазами. – А компанию тебе составят эти два джентльмена, которые окажутся там за соучастие во вранье! – добавил он угрожающе.
Серафима покраснела еще больше, потупила глаза, принявшись теребить фартук:
– Барышня не велела говорить вам!
– Ты меня или свою барышню больше слушаешь?
– Я не могу вас не слушать, вы мне жалованье платите! Но потом я ей буду служить, зачем же мне ее подводить?
– Клянусь, Серафима, что ты останешься навеки вечные в моем чулане, если сейчас же не скажешь всю правду!
– Да ничего страшного, ваша светлость, не случилось! Барышня решила с утра верхом прокатиться. Говорит, голова разболелась...
Адашев мог поручиться, что в голосе у нее прозвучала откровенная насмешка, но решил разобраться с беспардонной горничной позже. Сердито сверкнув на заговорщиков глазами, он покинул детскую. Закрывая за собой дверь, князь разобрал недовольный голос Андрея: «Ну, Серафима, теперь тебе не сдобровать! Ты зачем мадемуазель Александру выдала?»
Адашев прошел в свой кабинет, приказав дворецкому подавать завтрак. Но, когда Прохор с подносом переступил порог кабинета, князя там не оказалось. За несколько минут до этого он спешно покинул дом. В его голову пришла мысль проверить, действительно ли Саша отправилась на верховую прогулку. Кирилла охватило лихорадочное возбуждение. Ничего крамольного в столь ранней прогулке не было, но почему она обставлена с такими мерами предосторожности? Теперь он был уверен, что Саша покинула детскую через окно, другим способом оказаться на улице она не могла. Неужели эта беспокойная девица все-таки замыслила оставить имение раньше, чем обещала. Или тайно с кем-то встречается?
Более всего Адашев боялся оказаться вновь обманутым. Но не в его характере закрывать глаза на проделки гувернантки. Если Кирилла ждет сегодня разочарование, то пусть это случится поскорее, нет у него сил и терпения выносить эти муки, ежедневно видеть ее, хотеть и знать, что его мечта хотя бы обнять эту несносную гордячку нереальна, так же как и возможность примирения. Он до сих пор не может взять в толк, почему она рассердилась на него. Не может его простить, что он не сразу расстался с баронессой после той ночи?..
Князь быстрым шагом миновал задний двор, пересек большой сад и вышел на дорогу, веду, щую к конюшням. Он торопился в предчувствии чего-то недоброго и все прибавлял шагу, а последний десяток саженей почти бежал. Навстречу ему вышел Авдей.
– Что-то вы сегодня спозаранку, барин? – спросил старший конюх, кланяясь хозяину. – Тамерлана изволите оседлать?
– Где Алтан-Шейх? – спросил князь. Он еще от входа заметил пустовавшее стойло.
Старший конюх виновато посмотрел на него, почувствовав, что барин сильно сердит.
– Барышня на нем только что отъехали, Александра Васильевна... – Авдей бросил испуганный взгляд на руки князя. Тот с такой силой стиснул в руках кнутовище, что побелели суставы пальцев. – Она теперь каждое утро на нем ездит. Иначе, говорит, кровь у него застоится и болячки по коже пойдут.
– Болячки у тебя, Авдей, появятся, если еще хотя бы раз дашь Алтан-Шейха мадемуазель. Что, для ее прогулок кобылы подходящей не нашлось?
– Оно-то все так! – почесал в затылке конюх, несколько успокоившийся. – Только Алтан никого, окромя ее, не слушает.
– Выходит, Авдей, мне придется барышню ставить старшим конюхом, если ты с делами не справляешься?
– Воля ваша, барин! – пробурчал глухо конюх, опустив голову.
– Ну, ладно! Сейчас мне недосуг с тобой разбираться, но тебе это так не пройдет! Один раз я тебя простил, а более никаких тайных игр вокруг Алтан-Шейха не потерплю. Испортит барышня коня, пощады не жди!
Молодой помощник конюха вывел на улицу Тамерлана, князь вскочил в седло и оглядел сверху поникшего Авдея:
– Где обычно барышня катается?
– Вокруг озера, но бывает, и до села проедет...
«О, черт! – выругался про себя князь. – Эта дурочка ничего не знает о дикаре Верменича, не дай Бог, встретит его, напугается до смерти!»
Он пришпорил Тамерлана, и тот птицей полетел к озеру. Следы копыт хорошо просматривались на припорошенной снежком дороге, ведущей в обход озера, но потом они свернули влево, Адашев понял, что девушка направила лошадь к хижине. Выехав на опушку, он остановил коня. Долго вглядывался в сторону утонувшего в сугробе домишка, в котором ему довелось провести самые счастливые часы.
Выглянуло солнце, Кирилл зажмурился от яркой белизны снега, полоснувшей по глазам. Он прикрыл их ладонью, а когда открыл снова, разглядел над печной трубой тоненькую струйку дыма. Неужели он не ошибся, и у Саши действительно назначено здесь свидание. Кирилл не слишком беспокоился, что до сих пор не видит Алтан-Шейха. Навес с сеном находился по другую сторону хижины.
Он на глаз прикинул расстояние до избушки – саженей сто-сто пятьдесят, не более, потом спешился, привязав Тамерлана так, чтобы его нельзя было заметить из Сашиного убежища. Быстрыми перебежками по кустам боярышника Алдашев миновал открытое пространство и приблизился к хижине. Снег около нее был хорошо утоптан. Кирилл, осторожно ступая, чтобы не скрипнул снег под сапогами, подкрался к окну и, затаив дыхание, заглянул в него. Саша была одна, Адашев понял, что она смотрится в зеркало и что-то делает со своим лицом. За домом резко заржал почуявший хозяина Алтан-Шейх. В следующее мгновение князь сидел по шею в снегу за углом хижины.
Дверь, скрипнув, отворилась, и Саша выглянула наружу. Прислушавшись, она перешагнула через порог и сделала несколько шагов в сторону убежища князя. Из-под руки оглядела озеро, повернулась к Кириллу лицом, и он почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам. Несмотря на то что пришлось чуть ли не по уши погрузиться в сугроб, ему стало жарко, как на верхнем полке в бане!
В нескольких шагах от Кирилла стояла совсем незнакомая и в то же время необычайно близкая и дорогая ему женщина с прекрасным чистым лицом! Она слегка прищурила свои необыкновенные темно- синие глаза, которые казались еще ярче на фоне нестерпимо сверкающего снега, знакомым князю жестом заправила выбившиеся прядки черных волос за уши и вернулась в хижину. Теперь Кирилл не уйдет отсюда, пока до конца не узнает правду о своей феноменальной гувернантке. Странная дрожь мешала ему сосредоточиться, зубы выбивали дробь, но Адашев вновь приник к окну. Увиденное до такой степени потрясло его, что он снова сел в сугроб и, набрав полные пригоршни снега, протер им лицо. Через секунду из хижины выскочил весьма правдиво описанный Павлом дикарь, который, не заметив свидетеля, взлетел на Алтан-Шейха, оглушительно свистнул и исчез.
Адашев, выждав некоторое время, вылез из сугроба и, позабыв отряхнуть снег, вошел в хижину. Приглядевшись внимательнее, заметил на лавке аккуратно сложенную одежду и открытый саквояж. В нем,
