говоря, новое задание Эврисфея было для него прежде всего подлинным и исключительным служением собственным идеям: он получил возможность воевать против «свежевательниц мужчин», против женского варварства, и на этот раз речь шла не о жалких отребьях — ведьмах, скрывающихся в болотах, — а о могущественных, наводящих ужас амазонках.
Наконец — Геракл радовался этому, вероятно, более всего, — поход против амазонок был в то же время и дипломатической миссией, служением делу мира (во всяком случае, того хотел и так мыслил наш герой), обеспечением мира на берегах Эгейского моря. Нам известно, что он разрешил целый ряд династических и пограничных споров в Малой Азии. Главное же состояло в том, что эта война под водительством эллинов и при участии всех — или по крайней мере большинства — народов Малой Азии была великой международной акцией. Причем — и это всего важнее — акцией, предпринятой совместно с Троей.
Ибо Геракл, который, можно сказать, всю свою жизнь провел в суровых схватках, не выпуская из .рук оружия, — Геракл был воином мира. Вообще как ложно мы представляем себе его подвиги! По-моему, виновато в этом прежде всего изобразительное искусство нового времени. Возьмем хотя бы Немейского льва. Пейзаж: скалы, кусты, деревья, на земле — чудовищная палица, оказавшаяся бесполезной, вокруг разбросаны стрелы, отскочившие от шкуры льва, и два тела, переплетенные в мертвой хватке: лев вонзает страшные свои когти в спину герою… Все это видит зритель, рассматривающий картину, на самой же картине больше никого нет, то есть нет свидетелей. Или вспомним поединок Геракла с Антеем, известный, кажется, всем… Да стоит ли продолжать?
Нечто, имеющее, вероятно, композиционное оправдание для живописи или скульптуры, но не имеющее ни малейшей исторической достоверности, достоверности вообще, так глубоко укоренилось уже в наших представлениях, что весьма затрудняет трезвый ход мысли.
А между тем хотя бы такая простая вещь: если бы наш богоподобный герой совершил все эти подвиги без свидетелей, а потом просто рассказал о них в Микенах, кто, в самом деле, ему поверил бы? Я бы, например, не поверил! Что ж из того, что он принес шкуру льва? Небось, купил или отнял у финикийских торговцев! О подвиге рассказано в оригинальных достоверных писаниях? О господи! А сколько было изготовлено образов бедняжки святой Терезы Лизийской с надписью на обороте, что кусочек сукна, пришитый в уголке святой картинки, отрезан от ее одежды; картинок же этих было такое множество, что столько сукна не поспела бы выработать и солидная манчестерская фабрика за несколько лет. (У меня самого, например, было их две, одну я обменял на святого Доминика.) Конечно же, все подвиги имели свидетелей! На это указывает элементарная логика. У меня по всей стране имеются добрые друзья, есть такие и в Геменцевом заповеднике. Если я попрошу их хорошенько, на следующей неделе в Пешт будет доставлена клетка с таким вепрем, с таким чудищем, какое страшно и представить. А я стану рассказывать, как самолично, голыми руками… ну, и так далее. В «Вечернем вестнике» я еще, может быть, сойду за Геракла, но уже утренние газеты спросят: а кто видел?
Итак, подвиги Геракла имели свидетелей, и немало. В Микенах и других городах Пелопоннеса было в те времена множество юношей, которые выбирали себе героев-кумиров и сами рвались на подвиги, чтобы измерить силу свою и доблесть. Не на спортивных площадках. Всерьез.
Таким образом, трудность была не в том, чтобы найти спутников, а, напротив, в том, чтобы удержать их в отдалении, — что и было заботой Эврисфея, особенно после провала в Египте. Он сам определял в соответствии с природой каждого задания, кто и в каком числе может сопутствовать Гераклу. Уже в истории с кобылицами Диомеда есть упоминание о том, что рядом с нашим героем сражался целый отряд храбрых юношей; иначе и быть не могло. Однако теперь — для войны с амазонками — требовалось уже, как и положено, настоящее войско.
В те времена не существовало быстрых средств сообщения, не было бюро путешествий, не было гостиниц, не было «travelling cheque» [7], потому к дальней поездке — даже если речь шла просто о поездке — приходилось основательно готовиться. Для путешествия посуху требовались вьючные животные, соответственно провиант и фураж, нужны были также шатры, орудия и инструменты, употребляемые в повседневной жизни, и, следовательно, слуги в необходимом количестве. Даже простые торговцы нанимали вооруженную охрану. Грабителей вдоль дорог было несметное множество, от обыкновенных разбойников до убийц-садистов вроде Прокруста. Да и дикого зверья попадалось немало. В одиночестве можно было отправиться на прогулку самое большее за несколько километров от города. Земледелец хаживал один разве что из усадьбы своей в село, из села в город, но уже на ярмарку, с товаром, и земледельцы пускались только караваном. Да и какие основания думать, будто организация общественной безопасности три-две тысячи лет назад была лучше, чем ныне?! Никуда не годилась тогда общественная безопасность. В разных странах существовали притом различные обычаи. Были, правда, города, главным образом в цивилизованном Средиземноморье, где путник находился под особым покровительством высшего местного божества; были и такие народы (те, что оставались в стороне от международного общения или лишь недавно в него включились), которые впадали даже в крайности: у них полагалось принять путника в первом же доме, куда он постучится, искупать его, накормить, а на ночь положить с ним саму хозяйку, или дочь, .или какую-нибудь другую особу из женского населения дома, которая еще могла бы сойти за подарок — причем иноземцу! Но были и другие города, были фанатически религиозные отсталые народы, у которых иноземного путника по велению их бога полагалось приносить в жертву, как, например, в Таврии.
Ну, и помимо всего, не надо забывать, что Геракл был не кто-нибудь, а сын Зевса, то есть и по земной табели о рангах — герцог. Особы его ранга даже на одинокую прогулку не выходили без соответствующего сопровождения.
Вот теперь и представим себе более или менее многолюдные, более или менее дальние походы Геракла. И помножим на то, что называется «войско». Итак — пешие воины, воины на боевых колесницах, телеги, обслуга (конюхи, колесных дел мастера, оружейники, повара, медперсонал и так далее, вплоть до маркитанток или чего-то в этом роде).
Боевых колесниц брали немного, только для вождей. Амазонки сражались верхом на лошадях — как утверждают, они были первым «конным» народом, — эллины же употребляли лошадей только как тягловую силу, против пешего войска боевая колесница — преимущество, но против конницы — весьма невыгодна. Главным оружием амазонок были стрелы. Они первыми научились натягивать тетиву, заводя руку за плечо — по-парфянски; даже римляне натягивали ее только до груди, да и вообще не часто пользовались луком. (Эллины же своими дротиками «стреляли» дальше, чем стрелами; на пятьдесят пять — шестьдесять пять метров.) Возница и воин, обслуживавшие боевую колесницу, а на колесницах большего размера еще и третий, оруженосец, были попросту мишенью для стрел конников.
Не могло у них быть много колесниц еще из-за необходимости морской переправы. Существует версия, будто они весь путь прошли на кораблях. Мы вправе отбросить эту версию: каких-нибудь десять лет спустя после катастрофы в дельте Нила Микены еще не могли иметь достаточно большой флот. А тех кораблей, что имелись, Эврисфей не дал. По всей вероятности, они шли пешком, через Дарданеллы же переправлялись на судах троянцев или иных пропонтидских владык. Пеший поход важен был и потому, что но пути к ним присоединялись окрестные жители и армия все росла.
По тем временам для войны против амазонок требовалось по крайней мере десяти- пятнадцатитысячное войско. Однако Геракл мог вывести с Пелопоннеса лишь малую часть его. С одной стороны, Эврисфей ни за что не позволил бы такому множеству воинов собраться иод знамена Геракла в самой Греции. С другой стороны, и Геракл не желал этого: пусть поход станет делом в первую очередь тех, кто заинтересован в нем непосредственно, — Приама и народов Малой Азии. Да и неблагоразумно было переправляться через Геллеспонт, самую чувствительную тогда точку мира, со столь грозными полчищами. Пребывавшие в крайнем упадке и именно поэтому чрезвычайно ранимые в самолюбии своем хетты могли, чего доброго, выступить против них. (А ведь кто тогда думал, что и Микены переживают период окончательного упадка?!)
Все сопоставив, я полагаю, что Геракл выступил из Микен с двумястами — двумястами пятьюдесятью спутниками: скорее посланцы «доброй воли», чем войско. В Аттике к нему примкнули Тесей и Теламон, затем, севернее, Пелей с мирмидонцами. Очевидно, массами присоединялись фригийцы и фракийцы: у них были свои, и крупные, счеты с амазонками. (Возможно, впрочем, они шли в Малую Азию, чтобы немного «осмотреться». Припомним: после падения Трои и распада войска ахейцев — то есть всего