Нет, они не испытывали нужды в легенде о сотворении человека Прометеем, да и не стали бы отделять таким способом человека от животных, в которых еще почитали своих непосредственных предков. (Следовательно, видели в животном мире нечто, много-много тысячелетий спустя с превеликими трудностями подтвержденное наукой. Как и в богах своих видели что-то такое, к чему наука начинает подступаться только сейчас.) Относительно же сотворения мира они без всяких ухищрений угадали то, что выразила некогда, у начал нашего летосчисления, философия: боги, олицетворяющие явления природы, сами суть эти явления, «причина» же их — либо некий человеческими мерками неизмеримый Мировой Дух, Mens Mundi, — сказать о котором нечего, ибо невыразимо сие человечьим словом, человечьей мыслью, — либо, что практически то же самое, Закон Материи, Natura Naturans. Поэтому примем к сведению: по сравнению с интуицией давних-давних наших предков и наш разум еще не приблизился существенно к некоторым особо отдаленным истинам. (Так, каковы новейшие наши познания относительно сотворения мира? Что-то где-то взорвалось однажды, не в первый и не в последний раз, разлетелось брызгами во все стороны, мы же в одной из капель этой Разбрызганности, в капле, именуемой нами Млечным Путем и состоящей из двухсот примерно миллиардов звезд и еще во много крат большего числа планет, на одной планете, вращающейся вокруг одной из звезд, посреди всевозможных перипетий, какие случались за минувшие сотни и сотни миллионов лет, стали тем, чем являемся ныне. Но что оно было — то, что взорвалось однажды, и почему взорвалось и во что в конце концов превратится?)
Итак, повторю еще раз: если мы хотим отыскать путь к разгадке тайны, окружающей Прометея, необходимо разобрать этот миф буквально, притом в самом древнем его варианте.
Был среди богов некий бог, который увидел, что один род населивших Землю живых существ не имеет — то ли по изначальному недосмотру Эпиметея, то ли по иной причине — ни когтей, хоть чего-то стоивших в борьбе за существование, ни клыков, ни силы особенной, ни достаточно быстрых ног, ни защитного панциря, ни способности к мимикрии, так что существо это беспомощно и совершенно беззащитно; у него остается единственный способ выжить — овладеть огнем. (То есть он должен научиться пользоваться инородным и могучим орудием, а для этого его необходимо одарить еще и сноровкой, способностями к различным ремеслам.) И бог сотворил это диво, ни раньше, ни позже ни одному другому животному недоступное: нашелся человек, самый первый, кто не побежал с паническим воплем прочь от зажженного молнией леса, а сумел взять огонь в руки, собрать, раздуть, сумел приспособить к своим нуждам эту ужасную стихию опустошения.
Давайте же попробуем именно так рассмотреть, исследовать историю Прометея! Буквально, слово за слово, без каких-либо аллегорий и сомнительных параллелей. Ведь аллегории дали бы нам лишь весьма доступные, но в действительности касающиеся самой поверхности вещей общие места. А ложные параллели повели бы ложным путем, и не только в осмыслении загадки Прометея, но в понимании сущности человека и мира вообще. Даже если с помощью какой-то параллели мы по видимости перевели бы миф на «язык разума». Ибо на сей раз в мифе больше подлинности, чем в любых выкладках разума.
Вот почему я обращаюсь к
Когда?
Время освобождения Прометея мы можем установить с точностью буквально до одного года. В самом деле, ведь фигура Геракла возникла не из тонущих в тумане предвечных времен, он жил в четко определяемый исторический период и принадлежал к поколению, предшествовавшему Троянской войне.
По свидетельству «Илиады» — которая, если сбросить со счетов естественные для ее иронической манеры гиперболы, содержит поразительной точности исторические сведения, — в войске ахейцев сражался один сын Геракла Тлеполем и два его внука — Антиф и Фидипп. Внуки прибыли из Эврипилоса во главе войска, приплывшего на тридцати кораблях. Тлеполем явился под Трою с родосцами. Убив родича, он бежал на Родос от мести остальных сыновей Геракла. (Важный для дальнейшего изложения факт: остальные Гераклиды, а было их великое множество, в Троянской войне участия не принимали!)
Геракл на костре сделал завещание в пользу Филоктета. Согласно некоторым летописцам более позднего времени, Филоктет был просто «мальчик-пастух», который «случайно проходил мимо и внял просьбам зажечь костер под живым еще Гераклом, поскольку друзья героя на это не соглашались». Другая традиция называет Филоктета боевым товарищем Геракла… Эта версия убедительна. Во-первых, право поджечь костер — особая честь, принадлежащая самому любимому и близкому человеку. Во-вторых, Геракл, сын бога-отца, должен был собственными ногами взойти на костер — эта мучительная смерть была непременным условием причисления к сонму богов. Отравленный кровью Несса умирающий герой исполнил древний священный обряд и воспользовался при этом помощью, конечно же, не первого случайного прохожего. Среди прочего добра Геракл завещал Филоктету знаменитые свои стрелы, смоченные в крови Лернейской гидры. Далее: Филоктету принадлежит ключевая роль в цикле легенд, связанных с Троей. Согласно предсказанию богов, без стрел Геракла Троя не могла быть взята. Ахейцы сделали все возможное, чтобы втянуть Филоктета в свой поход, а потом, когда он заболел на Лемносе, доставить его к стенам осажденной крепости. Болезнь, по одной версии, приключилась от укуса змеи, по другой — от стрелы Геракла, коей он ненароком поцарапал себе ногу; впрочем, обе версии сходятся в одном — Филоктет был наказан за то, что предал Геракла, (Тоже важный мотив; позднее мы выясним, в чем именно состояло это предательство!) Во всяком случае, Гомер с помощью целого ряда фактов доказывает, что Филоктет был если не богатый царь, то уж, конечно, и не случайный, «мимо проходивший» пастушонок. Он явился под Трою на семи кораблях; его помощником был брат Аякса-младшего; наконец, Парис гибнет от его руки. Да и отец Филоктета не кто иной, как Пэант, убивший критского медного человека, аргонавт, участник нескольких походов Геракла.
Образ Геракла связан с троянским циклом и непосредственно. Крепость была разрушена землетрясением. Для восстановления ее царь Лаомедонт заключает соглашение с впавшими в это время в немилость Аполлоном и Посейдоном. Оба бога добросовестно выполняют договор: они возводят пышный город, окружают его неодолимыми стенами. (Точнее: чтобы город не был совсем уж неодолимым, то есть не мог бы противиться богам, они привлекли к работе святого царя мирмидонцев, Эака эгинского — он-то и возводит западный участок стены, слабое место Трои.) Однако Лаомедонт отказывается выплатить богам то, что причиталось с него по соглашению. Он запирается в неприступной своей крепости, богам же велит передать: в конечном счете они обязаны по приказу Зевса служить ему бесплатно, поэтому не получат с него ни ломаного гроша, а если уж будут докучать, так он велит отрезать им уши и продаст в рабство — вон в порту стоит несколько финикийских судов! Тут разъяренный Аполлон выпустил стрелу, и город охватила тяжкая повальная болезнь, а Посейдон послал на берег морское чудище, которое потребовало в виде выкупа дочь (или внучку) Лаомедонта, малолетнюю еще Гесиону. (Последнее, возможно, чужеродный мотив; он встречается на восемь столетий ранее в легенде о Персее, а также позднее, в целом ряде других сказаний.) Во всяком случае, освободил город — от чудища ли, от иной ли какой напасти — именно Геракл, причем опять за оговоренную заранее плату. Геракл отправился с аргонавтами в Колхиду. Путешествие это — после распада международного мореходного союза, в период разгула пиратства, — было предприятием весьма серьезным, активно послужившим политике мира. Однако молодые мореходы очень уж безобразничали, хулиганили, огорчая тем почти сорокалетнего Геракла, который и вообще был поборником строгих нравов. У Босфора он с ними расстался. По правде сказать, только до сих пор и был ему интересен этот путь: удастся ли мирно миновать тесный пролив? Возвращаясь домой, он как раз вовремя подоспел к Трое, чтобы помочь городу. Но Лаомедонт обманул и его. Не заплатил за подмогу. Тогда Геракл атаковал город, Лаомедонта прикончил, а престолонаследника, юного Приама, захватил и увел в свой шатер; вернул он его троянцам на этот раз лишь за особенно большой выкуп. Тогда-то и началось царствование Приама, окончившееся, как мы знаем, падением Трои, когда был он уже глубоким старцем.
Я мог бы и продолжать, ведь мы располагаем множеством сведений об этой не столь уж отдаленной от нас эпохе. (По сути дела, все мифологические сюжеты разыгрываются в XIII веке до нашей эры.) Но,
