анализ выполняют могучие стратегические программы, но сейчас вполне хватило и собственных мозгов. Получалось, что Экселенц снова прав: против Абалкина имелись только косвенные улики. Мало ли какие непонятные процессы могут протекать в организме, тем более — в организме, развившемся внутри саркофага-инкубатора. И поведение Гурона тоже имело вполне тривиальное истолкование: бедолага пытался доказать свою человеческую сущность, тогда как болезненно мнительные осколки Галбеза интерпретировали его метания с позиций собственных предрассудков. А он, встречая на каждом шагу безумные препятствия, лишь сильнее злобился и под конец был уже готов шагать по трупам, как Антон Сорбин в Арканаре…
Хотя нельзя было исключить, что программа Странников все-таки заработала, и Жук В Муравейнике неотвратимо становился Хорьком В Курятнике. Косвенные улики — тоже улики, особенно если их так много. Взять для примера тех же голованов…
— Я запутался, — признался Максим.
— Ты не оригинален, — любимый и деликатный шеф не считал нужным утешать начальника головного подразделения. — Те, кто устроил нам эту ловушку, были профессионалами в своем деле.
Повздыхав, Максим намылился к себе в отдел, где наверняка накопилась масса текущих проблем. Он уже проткнул мембрану отработанным ударом кулака, но тут Экселенц приказал ему задержаться — по закрытой линии поступили срочные сообщения.
Дежурный по ИТПСП информировал, что доктор Бромберг потребовал всестороннего медицинского освидетельствования на предмет подтверждения его, Бромберга, дееспособности. Старика предупредили об опасности психозондирования, учитывая возраст и неуравновешенность менталитета, но Бромберг дал подписку, что идет на обследование по собственному настоянию. Текст завершался емкой фразой: «Ситуация под контролем».
Второй пакет файлов был отправлен с Тамира. Некто по имени Тифон докладывал, что Гурон согласился дать дополнительные показания, как только полегчает со здоровьем. Еще здесь был объемистый отчет медкомиссии, которая расписалась в собственном бессилии разгадать дикую пляску биофизических полей. Читать эту коллекцию специальных терминов они не стали.
— Какие еще дополнительные показания? — подозрительно проговорил Экселенц. — Нет, детки, он что-то замышляет… Мак! Немедленно на космодром и — туда. Ты знаешь Гурона лучше остальных, да и он тебя должен помнить.
Максим снова шагнул к двери, но остановился посреди кабинета и осведомился, как будет с Бромбергом. Экселенц пожал плечами, не отрывая взгляда от документов. Только процедил сквозь зубы:
— В ближайшую неделю он нас не побеспокоит. Тебе же сказано, что ситуация под контролем.
Когда Максим поднимался по эскалатору на крышу, и потом, уже в кабине флайера, перед его глазами упорно держалась очень яркая картина: Бромберг сидит, облепленный датчиками, а за пультом ментоскопа кровожадно ухмыляются головорезы из управления 'Т'. Что и говорить, в этом был элемент юмора — пусть несколько мрачного, но довольно изысканного. В известном смысле, конечно.
7. Земля-Тамир-Земля. 6 июня 78 года.
Сверху космодром КОМКОНа-2 напоминал громадную снежинку или распластавшегося спрута — от белого диска центральной стартовой позиции расходились дорожки, ведущие к резервным и вспомогательным комплексам. Сделав круг на малой высоте, Максим приземлился. Начальника отдела ЧР уже ждали. На ходу пожав всем руки, Максим направился к «Полумесяцу», но комендант ведомственного космопорта придержал его за рукав и кивком указал на «Барракуду».
— «Полумесяц» новее и комфортнее, — возразил Максим. — Ты же знаешь, я всегда летаю на нем.
— Сегодня сделай исключение, — посоветовал старина Бен-Джахид. — Друзья из соседнего ведомства дадут координаты финиша только для этого корабля.
— Совсем осатанели…
Продолжая чертыхаться, он поднялся в рубку и, перегнувшись через спинку пилотского кресла, запустил стартовый движок. Прокатилась волна знакомых ощущений, сопровождающих появление поля антигравитации. «Барракуда» плавно взмыла в небо. На высоте около ста километров информатор известил, что получены координаты точки выхода из подпространства. Такие меры секретности просто потрясали — видимо, данные Тамира были попросту изъяты из галактической лоции…
Оставшись наедине с черным полотнищем звездного неба, он вдруг почувствовал, как исчезают раздражение и усталость. Словно вернулись безмятежные времена, когда двадцатилетний Максим Ростиславский был вольным исследователем Группы Свободного Поиска. Цепочка ассоциаций вновь вернула его на Саракш…
…Реактор и обшивка протекали, как решето, поэтому о погружениях или рекордах скорости оставалось только мечтать. Многоцелевая субмарина Леу-108 долго и нудно ползла малым ходом в надводном положении, пересекая океаны и климатические зоны, пока не оказалась в субтропическом поясе южного полушария.
Здесь их обнаружили. Сначала лодку на небольшой высоте облетел реактивный гидроплан, под брюхом которого разместилась впечатляющая ракетно-торпедная коллекция. Разглядев мишень со всех сторон, пилот запросил их позывные, после чего, переговорив со штабом сектора, передал приказ изменить курс. Чуть позже появился сторожевой фрегат.
Неожиданно вернувшуюся подлодку встречали настороженно, но без откровенной враждебности. Изможденных моряков сводили в душ, переодели в чистую униформу без знаков различия, накормили на камбузе и отправили гидропланом на ближайшую береговую базу. Личные вещи экипажа собрали в пластиковые мешки, которые лежали в соседнем отсеке под охраной автоматчиков.
Весь перелет Максим, притворяясь спящим, пролежал на неудобных деревянных нарах, что тянулись вдоль стенок грузового отделения. Для пущей убедительности землянин эпизодически нервно вскрикивал, шумно ворочался, невнятно матерился и пару раз даже падал с лежака, вызывая дружный хохот остальных. Впрочем, подобные мелочи, создающие иллюзию естественного поведения, уже не имели особого смысла: раз их не расстреляли сразу — значит, замысел стратегов Базы удалось реализовать по крайней мере наполовину. Помнится, тогда он подумал: дескать, теперь операция может провалиться лишь в единственном случае — если самолет потерпит аварию.
Они долетели без приключений, но прямо на аэродроме подводников окружили мордовороты из спецназа морской пехоты. Всех завели в пустую казарму, где ими занялись контрразведчики — по три офицера на каждого моряка с Леу-108. Потянулись тупые процедуры: фотографирование анфас, профиль и вполоборота, снятие отпечатков пальцев, анализы крови и прочих выделяемых организмом эмульсий.
Только после этих формальностей начался допрос, шаблонность которого приятно удивила землянина. Максим отвечал заторможенно, успешно имитируя невысокий IQ, свойственный большинству строевых офицеров.
— Рбаш Вебтох, мичман-инженер… двадцать четыре года… был вторым механиком реактора на субмарине Оз-15… так точно… вышли с базы ночью, сразу после праздника Семи Демонов… никак нет, кандидат в члены Ордена Морских Мстителей… не состоял… в детстве привлекался за драки с применением холодного оружия… лодку потопили бронекатера береговой охраны… был контужен, взрывом торпеды выбросило за борт… до берега добрался вплавь… не могу знать, потерял счет времени… на континенте провел около года… сначала скрывался в джунглях, потом жил в поселке диких мутантов… так точно, в пустыне… всего нас было человек тридцать с разных субмарин… некоторые умерли от болезней, другие убиты, когда пришли карательные отряды…
Он косноязычно, поминутно сбиваясь на блатной жаргон, поведал, как подводники подлатали наиболее сохранившуюся субмарину, пустив на запчасти три другие. Опасности, что его легенду разоблачат, практически не было: остальные имперские моряки, собранные по лагерям и тюрьмам, прошли
