ГЛУМОВА: Да, да, да! Прямо в музее. Ему зачем-то понадобились эти штуки Странников, которые хранились у меня в спецсекторе.
КОМОВ (задумавшись): Детонаторы. Значит в его генах все-таки проснулась программа… Но как удалось его схватить? Прогрессоры такого класса не сдаются.
ГЛУМОВА: Сикорски стрелял в него, хотел убить.
КОМОВ (недоверчиво): Убить? Неужели стрелял из скорчера?
ГЛУМОВА: Нет, у него был реактивный «герцог» сто семидесятого года. Двадцать шестой калибр.
КОМОВ: Вот видишь, старина Руди вовсе не добивался летального исхода. Иначе воспользовался бы чем-нибудь посолиднее.
ГЛУМОВА: «Герцог» — это более чем серьезно.
КОМОВ: Для обычного человека — может быть. А Сикорски был уверен, что организм Гурона снова изменился.
ГЛУМОВА: Снова? На что ты намекаешь?
КОМОВ: К примеру, на причину, по которой у вас с ним не получилось потомства. Тогда, в школьные годы.
Тут Майя в очередной раз рассвирепела и заявила дрожащим от ярости голосом: мол, ты всегда ревновал даже к разговорам о нем. На это прославленный Следопыт и контактер, разведя руками, признался, что никогда не считал себя серьезным соперником Гурона. Его собеседница быстро успокоилась, после чего разговор возобновился в обычной тональности.
ГЛУМОВА: Что мне теперь делать? Обратиться в прессу, подать жалобу в Мировой Совет?
КОМОВ (задумчивый взгляд устремлен куда-то за пределы голограммы): Наверное, это не имеет смысла. Абалкин оказывал сопротивление?
ГЛУМОВА: Еще как! Чуть не зарезал лысого старика алмазными дисками… Ох! Я только сейчас сообразила. Сикорски говорил, будто Лева первым применил оружие.
КОМОВ: Очень может быть. Наверняка он уже перестал быть человеком, и потому шел к цели напролом, ни перед чем не останавливаясь. Что ему жизни низших существ.
ГЛУМОВА (запальчиво): Чушь несешь! Просто Лева провел слишком много времени в шкуре имперского офицера. Каждую секунду опасности ждал. Такая работа, естественно, наложила отпечаток на психику. Как и все твои прогрессоры, он в грош не ставит чужую жизнь, потому что привык рисковать своей собственной. Сработали рефлексы — и он машинально бросил эти диски, как сделал бы на Саракше.
КОМОВ: Допустим. Кто конкретно участвовал в задержании?
ГЛУМОВА: Вся банда с базы «Саракш». Сикорски, Дювивье, Каммерер, Лайнус. Потом подтянулся молодняк вроде Серосовина и Мтбевари.
Кажется, ей впервые удалось серьезно удивить шефа КОМКОНа-1.
КОМОВ: Ого! Сразу два управления Галбеза… Да, это серьезно.
ГЛУМОВА: При чем тут Галбез? Ведь мы отрубили башку этому монстру.
КОМОВ: Не будь ребенком. Комитет расформирован чисто номинально. Они сумели сохранить прежнюю иерархию. КОМКОН-второй, экспериментальные историки, космическая спецтехника и прочие ведомства до сих пор подчиняются не столько Мировому Совету, сколько своей Вышестоящей Организации, и ничего поделать с этим невозможно.
Просмотрев запись до этого эпизода, Максим сделал еще одну зарубку в нейронных регистрах памяти. Он не забыл, как совсем недавно его родной непосредственный шеф уже упоминал некую Вышестоящую Организацию. А голографический образ Майи Тойвовны продолжал нервозно требовать невозможного.
ГЛУМОВА: Меня не интересуют ваши политические интриги! Сейчас важнее всего судьба Левы.
КОМОВ: Успокойся, твоему ненаглядному ничего не грозит. Законных оснований изолировать прогрессора нет или почти нет. Через пару дней его отпустят.
ГЛУМОВА (виноватым голосом, отводя взгляд от объектива видеофона): Геночка, я еще не рассказала тебе одну вещь. Там в музее я сделала… Такая была злая, совсем голову потеряла. Ты же знаешь, со мной такое часто случается… В общем я растоптала его детонатор.
Теперь разъярился Комов. Кажется, будь она рядом — разорвал бы в мелкие клочки. Комов очень концентрированно вывалил на собеседницу все неприятные слова, сохранившиеся в нормативной лексике и стремительно приближался к эфемерной грани, отделяющей стандартный запас слов от области нецензурных высказываний.
— Идиотка! — орал он, размахивая кулаком. — Ты его погубила, истеричка несчастная. Только гадить умеешь, как тогда на Ковчеге!
— Ты знаешь, почему я сделала это на Ковчеге, — сказала Майя вызывающе. — Это даже старый хрыч Дювивье знает! Если такой умный — скажи, что теперь будет с Левой.
— Понятия не имею, — буркнул взъерошенный и невероятно злой Комов. — Никто этого не знает. Может быть, даже сами Странники — и те не знают.
— Я не прощу себе, если с Левой что-нибудь случится по моей вине, — она снова захлюпала носом. — Даже не представляю, что я тогда сделаю.
— Вот и начинай потихоньку представлять, — мрачно посоветовал Комов. — Что-нибудь обязательно случится.
Он не стал говорить, что в связке «подкидыш-детонатор» гибель одной компоненты, как правило, сопровождается аналогичной неприятностью с другим участником этого парного симбиоза. Наверняка знал о столь важном обстоятельстве, однако вслух не сказал. Может быть, не хотел пугать Майю, а может, она тоже была посвящена в такие нюансы. Мысленно Максим сделал следующую зарубку, регистрируя очередную нелогичность, всплывшую в ходе этого в высшей степени любопытного разговора. Впрочем, он резонно предполагал, что на самом деле тут наверняка имелась какая-то логика, но только последняя ему, Максиму Ростиславскому (ныне Каммереру), была непонятна.
Комов явно говорил неискренне, либо не разбирался в ситуации. Например, он напрасно считал, что Гурон и прочие Подкидыши обречены на бесплодие. Конечно, кроманьонцы принадлежали к другому биологическому виду и сильно отличались от современного человека, над которым за последние два столетия хорошо поработали генетики. Тем не менее проблема относилась к числу решаемых. Например, тот же Корней Яшмаа прошел курс хромосомной терапии, после чего у него родился сын. Сомнительно, чтобы Комов не знал об этом…
А разговор, записанный «прогнозистами», явно миновал кульминацию и теперь близился к финишу. Комов не очень настырно пытался успокоить Глумову, та продолжала взбрыкивать, а под самый занавес сообщила как бы между прочим:
— Да, кстати, если тебе интересно… Они интересуются отцом моего мальчика.
По лицу Комова мелькнула неуловимая гримаса. Следопыт пожал плечами и пробурчал невнятно:
— При чем тут это… Ладно, мы заболтались. Утро вечера мудренее.
Голограммы погасли. Сначала отключился от связи Комов, потом вырубился видеофон Глумовой. Сикорски и Дювивье придвинули поближе кресла и принялись перешептываться. Глаза стариков азартно сверкали, конфиденциальный обмен мнениями неприлично затягивался. Максим с Тахоргом нетерпеливо переглядывались, но крепились и, от безысходности, закатили ностальгический диспут, вспоминая добрые старые времена и общих знакомых по Саракшу.
Наконец Экселенц, кряхтя, поднялся и задумчиво проговорил в полный голос:
— Комов — фанатичный охотник на Странников. Такой пойдет на все, лишь бы взять их след.
— Не думаю, чтобы он сумел активизировать программу «подкидыша», — мгновенно возразил Тирекс. — Комов и все подчиненные ему структуры знают о детонаторах не больше нашего. Нет, Гурон слетел с катушек без участия Комова.
— Разберемся. В конце концов, ситуация подозрительно смахивает на дело «Летучей Кошки».
Осмелившись прервать выходившую на новый виток дискуссию, Максим заговорил задумчиво, как бы размышляя вслух:
