круглой головой и сказал, что это — ловкий ход. Скарлетт, глядя на этого маленького человечка, бывшего жокея, твердо стоявшего на своих коротких ногах, на его лицо гнома, жесткое и деловитое, подумала: «Тот, кто поручал ему лошадей, не слишком заботился о том, чтоб они были в теле. Я бы его и на десять футов не подпустила ни к одной из своих лошадей».
Ну, а команду каторжников она без зазрения совести готова была ему доверить.
— Я могу распоряжаться этой командой как хочу? — спросил он, и глаза у него были холодные, словно два серых агата.
— Абсолютно — как хотите. Я требую лишь одного: чтобы лесопилка работала и чтобы она поставляла лес, когда он мне нужен, и в том количестве, какое мне нужно.
— Я — ваш, — коротко объявил Джонни. — Я скажу мистеру Уэлберну, что ухожу от него.
И он пошел прочь враскачку сквозь толпу штукатуров, плотников и подносчиков кирпича, а Скарлетт, глядя ему вслед, почувствовала, что у нее словно гора свалилась с плеч, и сразу повеселела. Да, Джонни именно тот, кто ей нужен. Крутой, жесткий, без глупостей. «Ирландский голодранец, решивший выбиться в люди», — презрительно сказал про него Франк, но как раз поэтому Скарлетт и оценила Джонни. Она знала, что ирландец, решивший чего-то в жизни достичь, — человек нужный, независимо от его личных качеств. Да к тому же Джонни знал цену деньгам, и это сближало ее с ним гораздо больше, чем с людьми ее круга.
За первую же неделю управления лесопилкой он оправдал все ее надежды, так как с пятью каторжниками наготовили пиленого леса больше, чем Хью с десятью вольными неграми. Мало того: он дал возможность Скарлетт, — а она весь этот год, проведенный в Атланте, почти не знала роздыху, — почувствовать себя свободной, ибо ему не нравилось, когда она торчала на лесопилке, и он сказал ей об этом напрямик.
— Вы занимайтесь своим делом — продажей, а уж я буду заниматься лесом, — решительно заявил он, — Там, где работают каторжники, не место для леди. Если вам этого никто еще не говорил, так я, Джонни Гэллегер, говорю сейчас. Я ведь поставляю вам лес, верно? Но я вовсе не желаю, чтоб меня пестовали каждый день, как мистера Уилкса. Ему нужна нянька. А мне нет.
И Скарлетт, хоть и против воли, воздержалась от посещения лесопилки, где командовал Джонни, поскольку опасалась, что, если станет наведываться слишком часто, он может плюнуть и уйти, а это была бы просто гибель. Его слова о том, что Эшли нужна нянька, больно укололи ее, потому что это была правда, в которой она сама себе не желала признаться. Эшли и с каторжниками производил не намного больше леса, чем с вольнонаемными, а почему — он и сам не знал. К тому же он, казалось, стыдился того, что у него работают каторжники, и почти не общался со Скарлетт.
Скарлетт же с тревогой наблюдала происходившие в нем перемены. В его светлых волосах появились седые пряди, плечи устало горбились. И он редко улыбался. Он уже не был тем беспечным Эшли, который поразил ее воображение много лет тому назад. Его словно подтачивала изнутри с трудом превозмогаемая боль, и крепко сжатый рот придавал лицу столь сумрачное выражение, что Скарлетт не могла смотреть на него без горечи и удивления. Ей хотелось насильно притянуть его голову к своему плечу, погладить седеющие волосы, воскликнуть: «Скажи же мне, что тебя мучит! Я все устрою. Все сделаю, чтоб тебе было хорошо!» Но его церемонная отчужденность удерживала ее на расстоянии.
Глава 43
Стоял один из тех редких в декабре дней, когда солнце грело почти так же тепло, как бабьим летом. Сухие красные листья висели на дубе во дворе тети Питти, а в пожухлой траве еще сохранились желтовато-зеленые пятна. Скарлетт с младенцем на руках вышла на боковую веранду и села в качалку на солнце. Она была в новом платье из зеленого чаллиса, отделанном ярдами и ярдами черной плетеной тесьмы, и в новом кружевном чепце, который заказала для нее тетя Питти. И то и другое очень ей шло, и, зная это, она с удовольствием их надевала… Приятно было, наконец, снова хорошо выглядеть после того, как столько времени ты была сущим страшилищем!
Скарлетт сидела, покачивая младенца и напевая себе под нос, как вдруг услышала на боковой улочке цокот копыт и, посмотрев с любопытством в просветы между листьями высохшего винограда, который обвивал веранду, увидела Ретта Батлера, направлявшегося к их дому.
Его долгие месяцы не было в Атланте — он уехал почти сразу после смерти Джералда и задолго до появления на свет Эллы-Лорины. Скарлетт не хватало его, но сейчас она от души пожелала найти какой-то способ избежать встречи с ним. По правде говоря, при виде его смуглого лица ее охватила паника и чувство вины. То, что она пригласила на работу Эшли, камнем лежало на ее совести, и ей не хотелось обсуждать это с Реттом, но она знала, что он принудит, как ни вертись.
Он остановил лошадь у калитки и легко соскочил на землю, и Скарлетт, в волнении глядя на него, подумала, что он — ну точно сошел с картинки в книжке, которую Уэйд вечно просит ему почитать.
«Не хватает только серьги в ухе да абордажной сабли в зубах, — подумала она. — Но пират он или не пират, а перерезать мне горло я ему сегодня не дам».
Он вошел в калитку, и она окликнула его, призвав на помощь свою самую сияющую улыбку. Как удачно, что на ней новое платье и этот чепец и она выглядит такой хорошенькой! Взгляд, каким он окинул ее, подтвердил, что и он находит ее хорошенькой.
— Еще один младенец! Ну, Скарлетт, и удивили же! — рассмеялся он и, нагнувшись, откинул одеяльце, прикрывавшее маленькое уродливое личико Эллы-Лорины.
— Не кажитесь глупее, чем вы есть, — сказала она, вспыхнув. — Как поживаете, Ретт? Вас так давно не было видно.
— Да, давно. Дайте подержать малыша, Скарлетт. О, я знаю, как надо держать младенцев. У меня много самых неожиданных способностей. Надо сказать, он — точная копия Франка. Только баков не хватает, но всему свое время.
— Надеюсь, это время никогда не наступит. Это девочка.
— Девочка? Тем лучше. С мальчишками одно беспокойство. Не заводите себе больше мальчиков, Скарлетт.
Она чуть было не ответила ему со всем ехидством, что вообще не намерена больше иметь ни мальчиков, ни девочек, но вовремя удержалась и сверкнула улыбкой, а тем временем мозг ее усиленно работал, изыскивая тему для беседы, которая отдалила бы наступление неприятной минуты и разговор о нежелательном предмете.
— Приятная у вас была поездка, Ретт? Куда это вы на сей раз ездили?
— О.., на Кубу.., в Новый Орлеан.., в другие места. Вот что, Скарлетт, берите-ка свою малютку: она решила пускать слюни, а я не могу добраться до носового платка. Отличный ребенок, уверяю вас, только я не хочу, чтоб она испачкала мне рубашку.
Скарлетт взяла у него девочку и положила к себе на колени, а Ретт не спеша оперся о балюстраду и достал сигару из серебряного портсигара.
— Вы все время ездите в Новый Орлеан, — заметила Скарлетт. — И ни разу не сказали мне — зачем, — надув губки, добавила она.
— Я ведь много работаю, и, очевидно, дела влекут меня туда.
— Много работаете?! Вы?! — Она рассмеялась ему в лицо. — Да вы в жизни своей не работали. Вы слишком ленивы. Все ваши дела сводятся к тому, что вы ссужаете деньгами этих воров-«саквояжников», а потом отбираете у них половину прибыли и подкупаете чиновников-янки, чтоб они помогали вам грабить нас — налогоплательщиков. Он запрокинул голову и расхохотался.
— А уж как бы вам хотелось иметь столько денег, чтобы вы могли покупать чиновников и поступать так же!
— Да я при одной мысли… — вскипела было она.
— Впрочем, может, вам и удастся выжать достаточно денег, чтобы в один прекрасный день всех подкупить. Может, вы и разбогатеете на этих каторжниках, которых вы подрядили.
— О, — немного растерявшись, выдохнула она, — как это вы так скоро узнали про мою команду?
