станция маленькая, тихая, и поезда проскакивают ее, будто не замечая. Ведь не было поездов, так?
— Так.
— Тогда объясни, откуда мог взяться Мячиков, если, как ты утверждаешь, он влетел в автобус чуть ли не на ходу? Ведь последняя электричка прошла два часа назад.
Мое лицо, наверное, выражало крайнюю степень недоумения, ибо Щеглов улыбнулся и ответил за меня:
— Все очень просто: он прибыл либо на той же электричке, что и вы, либо на предыдущей и где-то отсиживался в укромном месте, ожидая автобус. Спросишь, почему он не подошел к вам, а предпочел одиночество? Исключительно из страха быть убитым. Этот человек настолько умен, что предвидел возможность покушения уже там, на станции, и решил остаться незамеченным. Ведь на остановке, под ярким фонарем, он представлял бы собой отличную мишень. Далее, уже по приезде в дом отдыха, вспомни реакцию директора на появление Артиста, то бишь Мячикова. Просто Самсон узнал его — и, ясное дело, растерялся. Потом, очутившись с ним в одном номере, ты разоткровенничался и поведал своему новому «другу» всю подноготную и о себе, и обо мне, и о деле профессора Красницкого, чем, безусловно, не на шутку напугал Мячикова. Не хватало ему, помимо всего прочего, иметь под боком еще и сыщика-любителя! Именно из осторожности он и решил тебя усыпить, подмешав в кофе снотворное. Помнишь, ты говорил, что в тот вечер заснул как убитый? — Я смущенно кивнул. — В первую же ночь Мячиков решает проникнуть на четвертый этаж, где у него облюбован тайник — ведь в «Лесном» он уже не первый раз и отлично знаком с архитектурными особенностями здания. Иметь же тебя в качестве свидетеля он явно не желает, вот и сыпет тебе сонного порошка в стакан. И ты благополучно засыпаешь. Где-то часа в два ночи он покидает номер, переносит часть пожитков на четвертый этаж, в свой тайник, потом направляется обратно, но… но на лестничной площадке внезапно сталкивается с одним из бывших своих компаньонов, алтайцем Мартыновым. Что там делал Мартынов в столь поздний час, неизвестно, но факт остается фактом: между ними происходит ссора, заканчивающаяся смертью алтайца. Мячиков же как ни в чем не бывало направляется в туалет, делает себе инъекцию омнопона и собирается возвращаться в номер, но сквозь приоткрытую дверь видит, как ты поднимаешься с постели и прислушиваешься.
— Позвольте, Семен Кондратьевич! — горячо возразил я. — Ведь когда я проснулся, Мячиков был в номере! Он спал, именно его храп и разбудил меня.
Щеглов сощурился, загадочно улыбнулся и подмигнул.
— Не правда ли, железное алиби? И главное, как все просто! Включаешь магнитофон с записью собственного храпа и — нате! — алиби в кармане!
— Магнитофон?! — Я вскочил. — Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что Мячикова в ту ночь с двух до трех в номере не было. Ты слышал храп, записанный на магнитофон.
— Да зачем, зачем он это сделал? — недоумевал я.
— Чтобы разбудить тебя.
— Разбудить? В тот самый момент, когда его не было в номере? Ничего не понимаю!
— Именно! Именно в тот момент, когда его не было в номере. Если бы ты не проснулся, ты не смог бы засвидетельствовать, что в три часа ночи Мячиков спал и из номера никуда не отлучался. Ему нужно было безупречное алиби — и он получил его. Ведь ты-то думал, что он в номере!
— Значит, он знал заранее, что алиби ему может понадобиться?
— Знать он не мог, но допускал такую возможность. Вообще Артист крайне предусмотрителен и хитер. Правда, одного он не учел: железное алиби всегда вызывает подозрение. Человек, готовый тут же представить с дюжину свидетелей своей невиновности, наверняка в чем-нибудь виновен. Это уже из области психологии, Максим, а настоящий сыщик должен быть неплохим психологом. На таких, казалось бы, мелочах попадались талантливейшие преступники международного масштаба.
— Что же было дальше? — с нетерпением спросил я.
— Обнаружив, что уловка его удалась и ты проснулся, — продолжал Щеглов, — Мячиков тихонько скребется в дверь вашего с ним номера. Ты и на этот раз действуешь по его сценарию — встаешь и идешь к выходу. Тогда он проделывает ту же операцию с дверью вашего соседа и незаметно скрывается в туалете. И тут в коридоре появляешься ты, Максим. До тебя доносится чей-то стон, и ты идешь в сторону холла. Но, поравнявшись с дверью соседа, вдруг слышишь щелчок замка. Это значит, что сосед любопытен не менее тебя: услышав шорох за дверью, он выглядывает в коридор, видит крадущегося человека, в котором узнает тебя, и спешит захлопнуть дверь. Итак, замысел Мячикова полностью осуществляется: алиби создано, и ты в случае необходимости его подтвердишь, более того, в предполагаемый момент совершения преступления — а время убийства можно установить лишь приблизительно, и Мячиков отлично понимает это — тебя видят в десятке метров от умирающего алтайца. Иначе говоря, помимо алиби для себя Мячиков создает компромат на тебя. Пока ты крадешься по коридору, он проникает в номер и спокойно занимает место муляжа в своей постели, не забыв при этом выключить магнитофон. Следом появляешься ты, видишь его спящим и как ни в чем не бывало ложишься сам. Как видишь, все очень просто.
Мне же простым все это не казалось. Я был окончательно сбит с толку.
— Утром убийство обнаруживается, — продолжал тем временем Щеглов, листая записную книжку, — но Мячиков великолепно держит себя в руках, он совершенно спокоен. Чего нельзя сказать о директоре, то бишь Самсоне, который при виде Мячикова буквально цепенеет. Он-то отлично понимает, чьих рук ночное убийство. Потом появляется следователь Васильев, беспомощно барахтается в этом деле и уезжает ни с чем.
— Как ни с чем? — возразил я. — А Хомяков? Ведь они увозят Хомякова!
— Ты понимаешь, Максим, — Щеглов положил мне руку на плечо и пристально посмотрел в глаза, — не было никакого Хомякова.
— Не было?! — снова вскочил я. — Да ведь я сам…
— Что ты сам? Видел его или, быть может, общался с ним?
— Н-нет…
— Так с чего же ты взял, что Хомяков действительно существует? Опять-таки со слов Мячикова? — Щеглов усмехнулся.
— Э, нет, Семен Кондратьевич, — внезапно сообразил я и победно взглянул на него, — впервые о Хомякове я услышал от следователя Васильева, а не от Мячикова.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Щеглов. — Ай да Мячиков! Ай да Артист! Ты прав, Максим, впервые о Хомякове ты услышал от следователя, но в действительности никакого Хомякова нет и никогда не было, а есть некто Бондарь.
— Бондарь?
— Да, Бондарь. А Хомякова следователь выдумывает единственно с целью поиграть с тобой в кошки-мышки — ведь в убийстве он подозревает именно тебя. Ты же, поверив Васильеву, рассказываешь о Хомякове Мячикову. И что же предпринимает Мячиков? Поначалу у него тоже не возникает сомнений в реальности Хомякова, но на следующее утро он выясняет, что Хомяков — это миф, созданный следователем, и поэтому им можно безболезненно пожертвовать, предварительно объявив убийцей.
— Но зачем ему это нужно?
— Сейчас объясню. Сначала он убеждает тебя в причастности Хомякова к убийству, а затем, воспользовавшись отъездом следственной группы, «по секрету» сообщает, что заодно они увезли и Хомякова. И ты всему веришь. Словом, Мячиков поворачивает дело таким образом, что убийца якобы найден, обезврежен и увезен, а инцидент можно считать исчерпанным. Теперь отвечаю на твой вопрос: зачем ему это нужно? Исключительно затем, чтобы притупить твою бдительность, унять, так сказать, детективный зуд, которым ты одержим, — и все из страха перед тобой, перед твоими способностями, которыми ты имел неосторожность похвалиться накануне. С той же целью он заключает с тобой договор о совместном расследовании убийства — из страха, что ты поведешь расследование в одиночку. Он полностью берет инициативу в свои руки и, не давая тебе опомниться, находит «убийцу».
— Ну хорошо, — согласился я, — пусть Хомяков — это миф, но ведь остается Бондарь! Кто он и какое отношение имеет к убийству Мартынова?
— Да никакого. Он-то как раз и видел тебя ночью в коридоре.
— Что же произошло потом? Куда девался Бондарь и почему в его номер на следующий же день
