уступали сейрам по всем параметрам. «Во всяком случае, когти у волков будут куда как длинней, чем тех динозавров», решил Илайджа, глядя на то, как легко волчьи когти входят в землю.
Он отправил в рот печенье и начал медленно жевать, стараясь не шуметь.
Печенье было очень сухим и хрустело на зубах. Слух у волков был гораздо острее человеческого и Илайджа тут же убедился в этом.
Волки проснулись и недовольно посмотрели на пленника. Юноша сдавленно глотнул, напрасно пытаясь проглотить еще твердое печенье, застрявшее комком в его рту. Он сделал два больших глотка из фляги и ему полегчало. Волки продолжали смотреть на него.
Илайджа осторожно положил в рот следующее печенье и принялся жевать, решив не обращать внимания на волков, иначе он так и останется голодным. Волки опустили головы, явно собираясь продолжить сон, нечаянно прерванный человеком.
Охотник захрустел уверенней, мерно работая челюстями.
Самый молодой из волков решительно встал и направился к Илайдже. Охотник замер. Волк уселся в метре перед ним, с интересом глядя на жующего человека. Юноша вопросительно посмотрел на волка, тот, в свою очередь, так же вопросительно посмотрел на человека, наклонив голову набок. Илайджа проглотил печенье и достал следующее из пакета.
Волк принюхался к нему. Сообразив, что сейра интересует не его скромная личность, а его действия, Илайджа осторожно протянул печенье волку. Не проявив никакой агрессии, волк вытянул шею и его ноздри раздулись, втягивая воздух. Почти вплотную приблизившись носом к печенью в руке человека, волк тщательно принюхался, пытаясь определить съедобность странно пахнущего предмета.
Запах явно не понравился волку: он с шумом выдохнул воздух, утратив всякий интерес к происходящему, встал и вернулся на свое место.
Юноша продолжил свой завтрак (или, скорее, обед), облегченно вздохнув.
Он практически заставил себя умерить свой аппетит, ограничившись пятью печеньями. Также он решил экономить и воду. Волки в ней пока не нуждались: им вполне хватило жидкости, полученной из тел мойли.
Рассовывая свой небогатый скарб по карманам, Илайджа увидел возвращающегося Белого. Вожак подошел к группе волков, они о чем-то «поговорили» и четверо волков неспешной трусцой покинула овраг. Двое стражей, охранявших овраг, остались на своих местах.
Белый подошел и сел напротив Илайджи так же, как буквально минуту назад сидел молодой волк.
«Я подумал над тем, что мы говорили, и принял решение. Прежде чем я скажу тебе, что я решил, я хочу задать тебе вопрос: сможешь ли ты убедить свое племя прекратить войну, если я дам тебе клятву, что больше ни один сейр не тронет ни одного человека»?
– Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах. Я буду, если придется, умолять, я буду просить, я буду становиться на колени, я буду говорить с каждым, кто пожелает меня выслушать и с каждым, кто откажется меня слушать! Я клянусь тебе в этом! – голос Илайджи был тверд, а в сердце не было ни капли лжи.
Белый склонил голову:
«Пусть будет так. Я тоже буду просить мое племя прекратить войну. С моими братьями это будет проще: ведь я – вожак, но мне нужно будет отвести тебя к вождям других северных племен, чтобы они услышали твои слова. Еще я попрошу у вождей прощения за то, что призывал их к войне против вас. После того, как вожди выслушают тебя, они, скорее всего пожелают узнать пределы территорий, которыми ограничится ваше племя».
– Для этого мне нужно будет вернуться домой, чтобы поговорить с моими вождями.
«Конечно, я сам провожу тебя к Пустоши. Ты вернешься в свое племя, чтобы убедить их прекратить войну, а затем я буду ждать тебя, чтобы ты сообщил нам ваше решение».
– Всё это займет много времени. Почему ты не можешь отпустить меня сейчас, чтобы я как можно быстрее поговорил со своими? Ты не веришь в искренность моих заверений?
«Теперь я полностью верю тебе, но ты должен понять, что я хочу искупить вину перед другими сейрами. За то, что я пытался склонить племена к войне, совет вождей объявил меня изгоем. Я думаю, что им будет проще поверить в то, что я изменил свое мнение и отказался от своей мести, когда увидят и услышат тебя. Я очень прошу тебя – не отвергай мою просьбу, помоги мне примириться с собственным народом и я стану твоим вечным должником».
– Хорошо, Белый, я выполню твою просьбу, – улыбнулся Илайджа, – но этим я лишь немного попытаюсь возместить мой неоплатный долг тебе.
«О чем ты говоришь»?
– Ты спас мою жизнь вчера на холме.
Если бы волки могли улыбаться, эту гримасу, по-доброму искривляющуюся волчью пасть, можно было бы назвать улыбкой.
«Ты не стрелял и не убил никого из наших. Так что не стоит благодарить меня, это была минутная слабость, а затем – лишь корысть и любопытство. Мне так хотелось узнать о вас побольше, что я поборол искушение – и вот ты здесь, и мы говорим о мире».
– Всё же я благодарен тебе, что бы ты ни делал и не говорил.
Со слабым изумлением Илайджа увидел, как в золотистых глазах появляется смущение.
«Я тоже благодарен тебе, Илай. А теперь, надеюсь, мы прекратим наши слащавые речи и поговорим о чем-нибудь другом»?
– Хорошо, – улыбнулся охотник, – что тебя интересует?
* * *
…Вот так я покончил со своей местью. Я простил им всю ту боль, которую они причинили мне. Я надеялся на то, что мои сородичи смогут простить людям гибель наших братьев, сестер и детей. Я хотел надеяться на то, что люди, в свою очередь, простят нам убийство своих братьев. Я хотел мира больше всего, я был готов пожертвовать своей жизнью ради мира.
Взывающие к мести кровавые призраки, прикрывающиеся образами моих детей, умолкли, их личины стали таять, оплывать мерзкими безобразными каплями, как тает на весеннем солнце кусок льда. Вскоре они превратились в пар, тут же развеянный сильным порывом ветра.
И я увидел, как мои дети, мои настоящие дети, смотрят на меня и в их глазах нет ненависти, только любовь. Такими они навсегда останутся в моей памяти.
Глядя на плоское белое лицо человека по имени Илай, глядя в его глаза, я впервые за много дней, минувших после того, как люди напали на мое племя, почувствовал, что могу снова стать прежним – стать охотником, снова полной грудью вдыхать пьянящий ночной воздух, несущий запах трав. Снова стать гордым сейром, а не убийцей.
Я ведь еще совсем не стар, возможно, какая-нибудь светлоглазая ясса примет мою любовь и нерастраченную нежность. Может быть, у меня еще будут дети и я снова почувствую, какая же это радость – быть отцом. Кто знает?…
* * *
Майкл нашел Ричарда Вейно на обзорной площадке Башни за полчаса до рассвета. Он молча подошел к нему и остановился рядом.
– Был в арсенале? – тихо спросил Ричард, поднимая воротник куртки.
– Ага. Взяли двойную норму патронов и гранат.
Они немного помолчали и Майкл сказал:
– Ты в курсе, что случилось с Дубининым?
– Вроде бы заболел.
– «Вроде бы», – фыркнул Майкл, – он себя до того довел, что чуть не помер. Этот волчара пленный жрать отказывался, так Серега вместе с ним ничего не ел, за компанию, ты представляешь?
– Вот это да! И что теперь?
– Лежат под капельницами оба – и он, и волк. Причем в одном помещении, волк – за стенкой, и Сергей рядом с ним. Сергеевы обоих выхаживают, бульонами отпаивают. Комедия! Сергей волку сказал: «Надо есть» – и волк есть начал, понемногу, конечно, но хоть так, чем вообще ничего.
