шестидесятилетняя женщина-дже-дай, спешащая к своему кораблю.
Даже разбавленная, кислота все равно очень жжет.
Сарлакка я не виню, он делает то, что велит ему его природа. Он не очень умный и достаточно молодой, всего метров пять шириной. В глубину, наверное, столько же, хотя, трудно сказать, на какой я лежу, глядя в ночное небо сквозь его пасть.
Скорее всего, я вторая или третья его разумная жертва. Еще одна его добыча висит сейчас рядом со мной — чой по имени Сусейо. Когда я упала в сарлакка, он был уже почти полностью переварен. Я чувствую его мысли, кажется, он телепат. Он совсем еще маленький чой, почти что ребенок, и очень сердитый, мне его тоже жалко.
Когда наступило утро, здесь стало светло. Мой шанс выбраться, мой единственный шанс — лазерный меч. Падая, я потеряла его, а очнувшись в темноте, не смогла понять, где он, внизу или на поверхности. Но он внизу, лежал в кислоте, в нескольких метрах — от меня. Я повернулась посмотреть на него. Он скользнул через всю яму в мою ладонь. Я активировала его; светящийся клинок рассек щупальца, держащие меня за руку. Сарлакк пронзительно вскрикнул и ослабил хватку. Я освободила руку, и обрезала остальные щупальца, которые еще держали меня, пока не освободилась вся. Перекатилась со спины на корточки, а потом…
Пять метров вверх — много даже для молодого джедая. Призвав Великую силу, я прыгнула.
Щупальце схатило меня на середине прыжка. Стащив вниз, сарлакк сломал мне ногу и пару ребер. И меч опять выпал, на этот раз куда-то в глубь туннеля. Не знаю уж, что с ним сделал сарлакк, но больше я меч не видела. Но меня не оставляет желание найти его.
Весь день сарлакк был обеспокоен, щупальца его бессмысленно дергались и дрожали.
Я хотела сказать, что мне действительно жаль, как все вышло, я не хотела причинять ему боль и этого можно было избежать.
Чой, висящий на стене передо мной, поднял голову. Если тебе непременно нужно с кем-нибудь говорить, сказал он, так говори с тем, кто, по крайней мере, может слушать тебя.
У медленной смерти есть одно преимущество — она дает время собраться с мыслями. Я блокировала боль, а через несколько дней, скажу честно, заскучала.
Сусейо, позвала я. Почему бы нам не убить время, рассказывая друг другу истории?
Пот собирался под доспехами, смешивался с кислотой. Калейдоскоп огней танцевал перед глазами, на мгновение он решил, что его сейчас стошнит прямо в шлем. Старуха-храмовница была настоящей. Чужие мысли еще раздавались эхом в его голове, смешивались с мыслями кореллианско-го игрока, яркими короткими вспышками прочих мыслей, воспоминаний, желаний и снов мужчин и женшин, мертвых годы, столетия и эпохи. Они все умерли. Все, без исключения, утонув в кислоте.
Женщину-джедая мне жаль, произнес Сусейо. Она была добра ко мне.
Очевидно, Сусейо поддерживал с тварью некий контакт; раньше, когда чой был счастлив, сар-лакк дрожал. Боба Фетт принял решение и щедро зачерпнул из котла, в котором закипал гнев.
— Тогда нечего было жрать ее, ублюдок, — огрызнулся он.
Щупальца, сжимающие его, конвульсивно дернулись. Это не я, буркнул Сусейо, се сожрал сарлакк.
Ну почему стена за его спиной такая податливая и мягкая?
— И за четыре тысячи лет ты не смог остановить сарлакка? Ты даже попытки не сделал спасти женщину или кого-то другого? Что, не знаешь о благодарности, ты, жалкое подобие разумного существа? Ты попал сюда ребенком. Всем, что ты знаешь, всем, что у тебя есть, ты обязан тем, кого позволил сожрать…
Щупальца сжались, вдавили его в упругую стену.
— Что, обиделся? Ты мог помочь той женщине, она бы вернулась за тобой. Вместо этого ты провел четыре тысячи лет, забавляясь с философией, обесчестив тех, кто учил тебя, и ни разу не подумал о том, что у тебя есть выбор, а почему? — яростно выкрикнул Боба Фетт; щупальца били его спиной об стену, душили, пытались расплющить, но слепая ненависть монстра и сравниться не могла с бешенством, которое охотник неторопливо и методично копил всю свою жизнь. — Потому что ты — пустой, никчемный дурак, которому не хватает ни смелости, ни воображения…
Щупальца с треском тысячи хлыстов обвились вокруг него еще крепче, заткнув на полуслове.
Охотник уперся ногами в поверхность и рванулся вверх.
Тумблер на задней панели ранца скользнул о мягкую стену и включился. В утробе сарлакка вспенилось пламя.
Сарлакк вздрогнул от боли, крик прокатился по туннелям. Щупальца корчились, как живые, то, что держало его поперек горла, чуть было не придушило охотника…
Двигатели не были рассчитаны на длительную работу в тесном пространстве.
Они взорвались.
Самое первое и старое его имущество — мандалорские боевые доспехи, делившие с ним его славу, его репутацию, его жизнь. Десятилетиями они защищали его от выстрелов и ножей, взрывов, камней, стрел и прочих шуток вселенной, всегда готовой запустить чем-нибудь в человека его образа жизни. Но даже доспехи, созданные мандалорами, которые сражались и порой побеждали джедаев, не были рассчитаны на то, что их хозяин будет стоять в маленьком помещении, объятом пламенем.
Без сознания Боба Фетт пробыл не больше нескольких секунд и очнулся, не в силах дышать.
Топливо разбрызгалось по живому туннелю, плоть сарлака горела. Фетт тоже горел. Пламя плясало на поверхности мандалорских доспехов, поврежденных взрывом, поедало лохмотья комбинезона, лизало обнаженную кожу. Быстро нагревающийся металл доспехов добавлял ощущении…
Боба Фетт поднялся. Поверхность под ногами вздрагивала, сарлакк корчился от боли. Фетт закинул руку за спину, отстегнул гранатомет, самое смертоносное оружие из всего арсенала.
Стоя посреди пламени, сгорая заживо, Боба Фетт поднял оружие и выстрелил в потолок и бросился ничком в пылающую смесь кислоты и ракетного топлива.
Взрыв разорвал мир на части. Ударная волна вжала Фетта в огонь, левая рука оказалась под неправильным углом, и, обрушившись вниз, охотник услышал отчетливый хруст. Пришла боль, подобная вспышке чистого белого пламени, и Боба Фетт понял, что все-таки проиграл, что теперь он умрет, как все прочие до него, зато он обменял долгую смерть от желудочной кислоты на быструю в погребальном костре…
Сверху посыпался песок.
Прошло время, Боба Фетт понял, что все еще жив. Он заставил себя сесть и оглядеться. Пламя не унялось, вдалеке громко щелкали щупальца, но здесь, где он сидел, было тихо.
Левая рука бесполезным грузом болталась вдоль тела. Наверху стояла ночь, в туннеле было темно, но охотник знал, куда идти, чтобы вернуться в центральную камеру, к шахте, что ведет на поверхность… в центральную камеру, где висит Сусейо, где ждет его разгневанный сарлакк и в нетерпении стегает щупальцами по стенкам.
По шлему шуршал песок. Боба Фетт поднял голову.
Темнота.
Не двигаясь с места, Боба Фетт дотянулся до гранатомета. Оставалось еще две гранаты из трех.
Одну из них он запустил в темноту над головой. Пришлось выкапывать самого себя из лавины песка, обрушившейся на него. Охотник постоял у подножия образовавшегося небольшого холма, глядя в темноту, и… начал раздеваться. Доспехи теперь бесполезны — изъеденные кислотой, потрескавшиеся, обгоревшие. Хорошо, что они сломались, так легче их стаскивать. Он чуть было не грохнулся в обморок, снимая кирасу; левая рука была сломана, возможно в двух местах, ожоги начинали давать о себе знать.
Процесс занял время, но он выбрался из доспехов и, борясь с головокружением и слабостью, полез наверх по осыпающемуся склону. Третья граната ушла в темноту. Волна песка, которая захлестнула его на
