требухи, есть там нечего. Представляешь, по возвращении она весила двести десять фунтов[5]!
— Если ты имеешь в виду Саманту Лисон, то перед отъездом в Польшу она весила двести восемь фунтов, — заметила Джейн. — Так что это ровным счетом ничего не доказывает.
— Ну хорошо, — распалилась Джо, — тогда давай заключим пари. Ставлю пятерку, что он превратился в бегемота.
— А я ставлю пятерку, что он худ как жердь, — с вызывающим видом сказала Джейн.
— Ну а ты, Эли? — спросила Джо.
— А мне вы никакого выбора не оставили, — ответила я.
— Почему? — быстро возразила Джейн. — Ты можешь поспорить, что он совершенно нормальный.
— Но это невозможно! Где вы видели
— Нормальный в том смысле, что ты не выкинешь его из своей постели за пуканье, — глубокомысленно изрекла Джо. И тут же добавила: — Конечно, при условии, что он заплатит по твоим счетам.
— При
Джо упрятала все три бумажки в карман.
— Здорово, значит, победительница получает пятнадцать фунтов, — провозгласила она. — Как раз хватит на последний альбом Принца.
— Нет уж, дудки! — вмешалась Джейн. — Я куплю себе новые ролики!
В дверь позвонили.
— Вот он, миг моего триумфа! — провозгласила Джо, хищно раздувая ноздри.
Мы с визгом кинулись отпирать. Вообразите, как вытянулись наши физиономии, когда вместо Джереми перед нами предстал мистер Гриффите, старикан, живший по соседству с нашими родителями.
— Ну надо же! — восхитился он, приглаживая жиденькие волосы. — Вот так цветничок! Не ожидал, признаться, такой встречи. Здравствуйте, девочки.
Джо и Джейн мгновенно испарились, и мне пришлось принимать у мистера Гриффитса пальто и подставлять щеки для слюнявых поцелуев, которым, казалось, не будет конца. Когда лобзания были в самом разгаре, я вдруг заметила через приоткрытую дверь молодого человека, приближавшегося к нашему дому. В первый миг я подумала, что он идет не к нам, а просто заблудился и хочет узнать дорогу.
Красивый, как Купидон, он нес в руках огромный букет алых роз, предназначавшихся, конечно же, какой-нибудь богине, благоухавшей духами «Импульс». Одет он был в синий костюм безукоризненного покроя и белоснежную сорочку. Правда, без галстука. Высокий, но осанистый. Длинные светлые волосы ниспадали на лоб, словно напрашиваясь, чтобы их убрала ласковая женская рука. Иными словами, он был восхитителен!
И направлялся прямо к нашим дверям!
— Да? — спросила я прекрасного незнакомца, вежливо, но твердо подталкивая мистера Гриффитса к гостиной, где собрались остальные престарелые гости. — Чем могу вам помочь? Вы, должно быть, сбились с пути?
— Не думаю, — ответил белокурый Адонис. — Машина моих родителей стоит перед этими воротами. Это ведь дом Харрисов, не правда ли?
— Да, — ответила я, пытаясь прикинуть, о каких родителях он говорит.
— Значит, я могу войти? Я принес эти розы Джозефине.
— Джозефине? То есть моей маме?
— Как, она ваша мама? — спросил Аполлон, не скрывая изумления.
Не зная, обижаться или чувствовать себя польщенной, я просто молча кивнула.
— Тогда вы, наверное, малышка Джо? — осведомился он.
— О нет! — рассмеялась я. — Джо — моя младшая сестренка. А я Эли. Самая старшая.
— Эли? — Глаза его сузились. — Неужели вы — Эли Харрис? Господи, я в растерянности!
— И я тоже, — заявила я. — Кстати, вы уж простите меня за неучтивость, но кто вы?
Юный бог расхохотался:
— Как, неужели вы меня до сих пор не узнали? Вот уж не ожидал, что так изменился.
И еще как изменился, черт побери! Я даже не подозревала, что на свете есть такие красавцы.
— Эли, вы правда меня не узнаете?
— Боюсь, что нет.
— Ладно, так и быть, не буду вас мучить. Я Джереми. Джереми Бакстер. — И он протянул мне руку.
Хорошо, хорошо, думала я, пожимая его руку. А следом за тобой сюда заявится Билл Клинтон. Или Брюс Уиллис.
— Быть такого не может, — громко сказала я, оглядываясь по сторонам. Меня вдруг пронзило смутное подозрение, что Джо с Джейн подослали ко мне кого-то из своих приятелей и теперь подсматривают из-за угла, как я опозорюсь, приняв его за Джереми Бакстера.
— Может, водительские права предъявить? — предложил он. — Но сначала позвольте, пожалуйста, войти. Сейчас все-таки не август.
Я молча посторонилась, впуская его. Потом, не придумав ничего получше, сказала:
— Ты и в самом деле изменился.
— Да и ты совсем не та Эли Харрис, которую я помню. Куда косички девались?
— В десятом классе я сделала «химию», после которой заплетать уже было нечего. А где твои очки?
— Ты никогда не слышала о контактных линзах?
— А что с твоими волосами случилось?
— Чудо «Сан-ин»[6]. Ты, кстати, помнится, тоже им как-то раз воспользовалась. Ходила с оранжевыми волосами, словно апельсиновый сок рекламировала. Над тобой вся школа потешалась.
— Это точно, — сказала я, смеясь. — А помнишь, как ты свои уши к голове приклеил?
— Да, три дня потом в больнице продержали. А они все равно торчат. — В подтверждение своих слов он приподнял прядь волос с правого уха.
— О Господи! — воскликнула я и тут же ужаснулась собственной грубости. — Я не в том смысле, что они торчат, а… просто мы как будто снова в детство вернулись. Даже не верится. Неужели это и правда ты?
Откуда-то вынырнули Джо с Джейн и теперь вертелись рядом в ожидании, что я их представлю.
— Знакомьтесь, девочки! — торжествующе провозгласила я. — Джереми Бакстер!
— Во блин! — только и сказала Джо.
— Быть не может, — прошептала Джейн, молитвенно закатывая глаза.
Джереми уже полез за водительскими правами, но тут на выручку подоспела моя мама. При виде Джереми она просияла и приняла из его рук роскошный букет.
— Какая прелесть! — восхитилась она. — Мои любимые цветы! Пойдем, Джереми, тебя уже все заждались. — И увела его в гостиную.
— Во блин! — повторила Джо.
— Гони денежки, Джо, — потребовала я.
— Не спеши, — воспротивилась моя младшая сестренка. — Мы еще не знаем, нормальный ли он. Внешность ни о чем не говорит. Пусть что-нибудь скажет.
— По-моему, наш спор касался только его внешности, — напомнила я. — И говорит он вполне складно. Даже не заикается, между прочим.
— Невероятно, — сказала Джейн. — Как по-твоему, он где-нибудь лечился?