На этот раз Эриан много дней оставался запертым в теле волка. Только постепенно стали возвращаться к нему человеческие формы, причиняя почти непереносимую боль. Наконец, он пришел в себя в каком-то диком месте, очень далеко от побережья. Как и раньше он был совершенно обнажен и покрыт засохшей кровью. Ужас леденящими пальцами сжал его душу. Теперь он знал, что никогда не сможет вернуться в мир людей. Заходясь в рыданиях от горя, страха и боли, он, спотыкаясь, побрел куда глаза глядят. Неделями он ел только то, что мог добыть голыми руками. Орехи, ягоды, корни и даже мыши – все отправлял в рот – его не интересовал ни вид, ни вкус. Эриан просто поглощал столько пищи, сколько было необходимо, чтобы остаться в живых.
Однажды он на одинокой ферме украл цыпленка – и это было лучшее блюдо с тех пор, как он вновь обрел человеческий облик.
Эриан двигался безо всякой цели, или так ему казалось. Его гнал всепожирающий ужас, и он, шатаясь и спотыкаясь, двигался сначала на север, а потом повернул на восток. Эриан не обращал ни малейшего внимания на то, где он находится, но какой-то глубинный инстинкт толкал его в нужном направлении, помимо его сознания.
Ночь за ночью луна уменьшалась, пока совсем не пропала на черном небе. А потом она снова стала увеличиваться из тонкого серпа до яркой половинки. И она продолжала расти, а потом появились лунные слезы, которые с каждой ночью становились все ярче, словно сверкающее ожерелье света вокруг самой луны.
С приближением полной луны, Эриана охватывал смертельный страх. На этот раз, он знал, будет летнее солнцестояние, и самая яркая луна в году.
Какое влияние это на него окажет, Эриан мог только догадываться, но от этих догадок у него начались чудовищные кошмары. Он несколько раз решался покончить с собой, прежде чем его кошмары станут реальностью, но ему всегда не хватало силы воли. Эриана гнал страх, и безумие постепенно охватывало его разум. Он все время продолжал двигаться, словно его звала за собой судьба, вдруг изменившая ему после укуса Казгорота. А луна раз за разом становилась все больше.
– Для человека, который всю жизнь тренировал псов, ты очень много знаешь, – замечание Керена было сделано небрежным тоном, но Дарус моментально сел прямо, внимательно глядя на менестреля.
– Да, я кое-чему научился в разных местах, – сказал он, пожав плечами.
Небольшой костер создавал островок тепла в прохладном лесу. Двое мужчин сидели по разные стороны огня. Тристан и Робин пошли прогуляться, а Полдо дремал, накрывшись меховыми одеялами.
– Такое впечатление, что ты обучался у истинных мастеров своего дела – ну, скажем у тех, что учат в Академии Хитростей – в школе шпионов Паши Калимшана?
Дарус помолчал. Потом он ухмыльнулся.
– А ты действительно немало путешествовал. Да, я посещал «школу» султана – из меня готовили шпиона, убийцу или вора, выбирай, что хочешь.
Кроме того, – добавил калишит, оправдываясь, – я на самом деле много лет тренировал самых разных собак!
– Тогда почему же ты здесь? – менестрель очень внимательно посмотрел в глаза Даруса, когда он задал этот вопрос.
На мгновение калишит отвел глаза.
– Я убежал от Паши, школы и всего остального. У меня возникли разногласия с Пашой из-за прав… на некую собственность, которой мне удалось овладеть, и той же ночью я стал матросом. Корабль этот направлялся в Корвелл, а мне быстро надоело быть моряком. Так я оказался здесь.
Менестрель удовлетворенно откинулся назад.
– Ты здорово дерешься. Наверное, ты был отличным студентом!
Дарус засмеялся, а затем снова посерьезнел.
– Ты знаешь, я множество раз сражался против самых разных противников, но никогда я не бился за что-нибудь.
– Что ж, – ответил менестрель, – теперь ты сражаешься за Корвелл.
Тристан и Робин медленно прогуливались в прохладной ночи. Никому из них не хотелось спать – по крайней мере сейчас. Когда луна озаряла ее удивительное лицо, принцу хотелось заключить девушку в объятия, но мужества ему опять не хватило.
– Там, в цитадели ты все делал, как надо, – спокойно сказала Робин. – Твой отец гордился бы тобой.
Тристан застыл на месте, удивленный ее комплиментом. Он только и смог сказать: «Спасибо», и повернулся к Робин.
Они стояли на скалистом берегу озера, глядя на мир, который, казалось, никогда не знал ни насилия, ни смерти. Половинка луны, окруженная своими блистающими слезами, стояла уже почти в зените. Тысячи звезд – больше, чем он когда-либо видел раньше – сверкали на темном небе.
Хотя их лагерь с маленьким костром находился всего в нескольких шагах от них, скалы полностью скрывали их. Казалось, они одни на многие мили.
Тристан неохотно подумал о своем отце. Король теперь должен был окончательно разочароваться в своем сыне, который исчез среди ночи, бросив командование гарнизоном, которое его отец поручил ему.
– Мы сделали все, как надо, – задумчиво сказал принц. – Но если бы мой отец был здесь, я уверен, что он нашел бы немало ошибок, – Тристан даже не пытался скрыть свою горечь.
– Не будь к нему так жесток! – резко сказала Робин, удивив его своей горячностью. – Почему вы оба должны все время бороться друг с другом? Это не только твоя вина: ни один из вас не желает, хотя бы временно, понять другого.
– Я не знаю, почему так получается. Он всегда хотел, чтобы я все делал, как можно лучше и никогда не был мной доволен – а я, возможно именно из-за этого, специально поступал ему назло. Я не желаю быть его слугой!
– Не думаю, что ему этого хочется, – сказала она, и нежная улыбка смягчила ее лицо. – Я думаю, он просто хочет, чтобы его сын стал достойным принцем ффолков. И если бы он был сегодня с нами, он бы порадовался за тебя!
Похвала Робин заглушила все остальные чувства. И Тристан был готов голыми руками сразиться с фирболгом, если наградой ему будет ее улыбка.
– Без тебя мы никак бы не обошлись, – сказал он. – Как ты здорово понимала единорога.
Она улыбнулась.
– Когда со мной нечто подобное происходит, меня удивляет, что остальные ничего не слышат – его обращение было таким ясным! Например, почему вы все не почувствовали, что земля под крепостью фирболгов осквернена, а я поняла сразу.
– Робин, – неловко начал принц.
Он повернулся к девушке и потянулся к ней. Их глаза встретились, она прижалась к нему, и Тристан почувствовал тепло ее губ на своих губах. И им вдруг показалось, что их жизнь до сих пор была лишь подготовкой к этому моменту. Тристан еще крепче прижал Робин к себе, и кровь тяжело застучала у него в висках. Она полностью растворилась в нем и на короткий миг они стали единым целым… Затем Робин мягко отстранила Тристана.
– Когда мы вернемся домой, – быстро заговорил принц, – я хочу… ты понимаешь, ты?…
– Нет.
Это простое короткое слово заставило его замолчать. Потом в нем вновь проснулась ревность.
– Что? Это из-за Даруса?
– Не будь ребенком, – укоризненно сказала она. – Дело не в нем. Он, конечно, многое для меня значит, но он просто мой хороший друг. Точно так же, как и ты.
Слова «хороший друг», были, как ушат холодной воды для Тристана. Он отвернулся, не зная, то ли
