мальчик их четверки, Вова Никишин, был так себе: ни то ни се, средний такой, но куда же его денешь, если в эстафете должны участвовать все.
Сереге в ожидании забега захотелось сказать что-нибудь ободряющее Мите, который, как оказалось, был с ним кровным братом по ключам от информатики. Он посмотрел на тонкие компьютерные пальцы Толоконникова и предложил:
– Ты, главное, здорово не напрягайся! Мы парни крепкие! Ты, главное, не бросай носилки! Делай вид, что несешь!
– Почему я должен делать вид? – пробурчал Митя. – Я понесу!
Раскоряда хотел по-братски потрепать его по плечу, но как раз в этот момент подбежали запыхавшиеся одноклассники. Они тащили на носилках очень упитанную пятиклассницу Ленку Муравьеву, которая разлеглась в них, как в дачном гамаке, и, похоже, получала от эстафеты море удовольствия.
Митя ухватился за ручку носилок и сразу понял, что Ленка необыкновенно тяжелая. Пальцы сразу напряглись и вроде бы даже хрустнули. Он не успел этого испугаться, потому что в дополнение ко всем радостям эстафеты раздалась еще и команда «Газы!». Ленку пришлось поставить на землю и быстренько натягивать противогазы. Со своими они кое-как справились, но ведь нужно было еще надеть противогаз Муравьихе.
– Хоть бы помогла, – прогундосил в противогаз Летяга, а Серега чувствительно ущипнул пятиклашку за толстый бок.
– Я условно пораженная отравляющим веществом! Мне нельзя! – заголосила Ленка. – А будете щипаться, все про вас расскажу на финише!
– Гляди, Муравьиха! Эстафета когда-нибудь кончится, и что я с тобой после нее сделаю – страшно даже подумать! – пробулькал из своего противогаза Серега.
Его глаза так страшно сверкали из-за уже изрядно запотевших стекол, что Ленка мигом натянула свой собственный противогаз, и одноклассники потащили ее дальше. Видно было плохо, потому что здорово дымили шашки. Очень скоро стекла начали запотевать и у Мити. Вот кретины! Вместо того, чтобы просто стоять и ждать своей очереди, могли бы еще раз промазать стекла! Руки Толоконникова напряглись и готовы были разжаться в любой момент. Когда серым дымом окончательно заволокло все вокруг, Митя вообще потерял всякую ориентацию в пространстве и счет времени. Ему казалось, что он всю свою жизнь тащится с толстой Ленкой на носилках неизвестно куда. Он уже готов был разжать руки, когда впереди что-то произошло и носилки ткнулись в землю. Ленка что-то завопила сквозь противогаз, а Митя понял, что упал, обо что-то споткнувшись, Летяга. Они пытались помочь ему встать, но он только стонал и держался за ногу. В конце концов Толик сорвал противогаз и, сразу прослезившись, прокашлял:
– Придется вам без меня… Похоже, вывих… Мне не встать… – И снова натянул противогаз.
Носилки пришлось тащить втроем. Митя с Вовой Никишиным перешли вперед, а Раскоряда один встал к ним сзади. Тащить стало еще тяжелее. Митю качало из стороны в сторону. Ноги заплетались и, как вскоре выяснилось, не только у него одного. Вторым рухнул Никишин и пропал где-то в клубящейся серой бездне. Толоконников с Серегой, еле переступая ногами, брели уже без всякого направления на автопилоте. Ленка Муравьева в гамаке носилок затихла намертво, и Митя даже за нее побаивался: не задохнулась ли в этом дыму. Вдруг у нее оказался плохой противогаз. Но останавливаться и проверять нельзя. Они эту Ленку потом вообще никогда не поднимут.
Митя вяло раздумывал над тем, какой смысл мучиться с такой тяжестью, если условно пораженная Ленка там уже все равно задохнулась, и вдруг заметил, что прирос к носилкам намертво. Руки слились с их ручками и уже не собирались разжиматься. Митя понял, что сможет нести эту толстую Муравьиху столько, сколько потребуется. И он поднимет ее снова, если так будет надо. Толоконников остановился. Раскоряда ткнул его в спину носилками и тоже встал. Митя опустил на землю свой край и бросился к Ленке. Сквозь очки испуганно моргали Муравьихины глазки. «Живая!» – понял Митя, опять взялся за ручки, и они с Серегой потянули свою нелегкую ношу дальше. Пот заливал глаза, но это уже не имело существенного значения, потому что в сером дыму все равно ничего не было видно.
Оба «последних героя» очень удивились, когда вдруг неожиданно выбрели на совершенно чистое от дыма пространство. Этап кончился. Ветер относил дым шашек в сторону дистанции эстафеты. Когда они оба сорвали противогазы и в изнеможении рухнули на желтеющую траву, со всех сторон их облепили ребята, закончившие первые этапы, а Птичий базар тут же зачирикал на все лады:
– Первые!
– Молодцы!
– Герои!
– Молотки!
– А грязные-то какие!
– А где Летяга?
– А Никишин?
Митя с трудом разлепил запекшиеся губы и попросил:
– Посмотрите, как там Муравьева… Вроде не в себе была…
– Да в порядке она! Яблоко уже трескает!
– Настоящий Муравьед!
– Чего ей сделается! – пищали девчонки, а потом отлепились от Мити с Серегой, потому что из дыма еле выполз потерявшийся Никишин, и надо было почирикать над ним.
Толоконников вытер тыльной стороной ладони грязное лицо, кивнул в сторону дымящейся дистанции и сказал Раскоряде: «Пошли».
Серега без слов поднялся. Он понял, что надо идти искать Летягу. Тоже ведь неизвестно, какого качества у него противогаз. Раскоряда вывернул Муравьеву из носилок, которые та не спешила покидать, и, ничего никому не говоря, два одноклассника, натянув свои мокрые и какие-то склизкие внутри противогазы, опять скрылись в дыму. Поскольку эстафета уже заканчивалась, он уже не был таким плотным, и бедный Летяга, обнявший свою ногу и раскачивающийся от боли из стороны в сторону, довольно скоро был ими обнаружен. Он тяжело перевалился в носилки, и Серега с Митей опять впряглись в них, как боевые кони.
Когда они снова вынырнули из дыма, на помощь им кинулись одноклассники во главе с Джеком. После того, как Летяга был сдан в медкабинет, командир роты решил пожать руки двум героям дня: с удовольствием – Сереге и с раздражением – Толоконникову.
– Ну что тут скажешь – молодцы! – скупо похвалил он их. Сереге Рудаков мог сказать бы гораздо больше хороших слов, но преступному Мите – не хотелось.
– Знаешь что, Джек, – Раскоряда остановил собирающегося отойти в сторону командира. – Тут такое дело… Понимаешь, это я запер всех в кабинете информатики…
– Ты?!! – в один голос вскричали Джек с Митей. – Зачем?!!
– Сам не знаю… Нашла какая-то дурь… В общем, позавидовал я тебе. Знал, что лучше всех подтянешься, Птичий базар распищится… И все такое…
– Из зависти, что ли? – удивился Рудаков.
– Получается, что так…
– А ты зачем ключ взял? – Джек повернулся к Мите.
– Да примерно за тем же самым!
– А Таська?
– Она ни при чем.
– Точно?
– Точно!
Джек помолчал немного, потом взялся за голову и проговорил:
– Ну дураки! Ну придурки! Чуть «Зарницу» нам не сорвали!
– Но ведь не сорвали… – тихо сказал Раскоряда. – Согласись…
– Да ладно! Чего уж теперь! – махнул рукой Джек и наконец улыбнулся.
Серега с Митей тоже расцвели улыбками.
– А если директриса не вспомнит, может, и мы не станем разбираться с ключами, а Джек! – предложил Серега. – Мне кажется, мы с Митяем заслужили!
– Пожалуй, заслужили, – согласился Джек. – А как быть с запиской и тетрадями?
– А это, Женька, личное дело… одной девчонки… – решил кое в чем признаться Митя. – Она не хотела неприятностей классу! Клянусь! Нечаянно получилось… Если бы не Тыква, все вообще обошлось бы без потери очков! Но ты же знаешь Тыкву! От нее и захочешь, да не убережешься!
– А скажи, Митяй, она… ну… Эта девочка… Это Журавлева? Вы с ней… дружите, да? – осторожно спросил Джек. Ему казалось, что чем вкрадчивей будет его голос, тем больше вероятность того, что Тася не является этой девочкой.
Вкрадчивость голоса Джека не подвела. Митя покачал головой и ответил:
– Нет, это не Тася. Я был бы не против, чтобы это была она, но мне кажется, что ей нравится совсем другой человек…
Джек решил ничего больше не уточнять, потому что все складывалось наконец хорошо. А от добра, как говорится, добра не ищут.
Раскоряде тоже все очень нравилось, потому что если Джек помирится с Журавлевой, то у него есть некоторые надежды на внимание красавицы Любы Малининой, особенно в свете окончательной потери гнуснейшей клички и после очередного его сегодняшнего успеха.
В эстафете седьмой «Д» взял первое место. Девятый «А» вышел из дыма практически одновременно с Митей и Серегой, но их условно пораженный пришел на своих двоих, вместо того чтобы мирно, как Муравьиха, покоиться на носилках в противогазе. Однако в общем зачете выше третьего места седьмой «Д» все-таки так и не поднялся. Лидерство продолжал держать девятый «А», а на второе место неожиданно выбился седьмой «Б», тот самый, который на смотре строя и песни выступал в матросских гюйсах. Они выбили больше всех очков в тире и оказались единственным классом школы, который за две недели «Зарницы» не получил ни одного штрафного очка за плохие оценки и дурное поведение на уроках.
Несмотря на третье место, одноклассники седьмого «Д» чувствовали себя победителями. От полного недоверия к игре на ее старте и неуверенности в собственных силах они подошли к финишу настоящей сплоченной ротой. Никого уже не надо было уговаривать, чтобы на последнюю линейку, на которой должен произойти спуск флага «Зарницы», оделись в темные джинсы и светлые рубашки. Погоны у всех тоже были отличными. Они, конечно, по-прежнему были сделаны из картона, но уже аккуратно и красиво, поскольку вышли из-под рук художниц Птичьего базара. Маршировал седьмой «Д» так красиво и так гордо и слаженно пел свою «Катюшу», что Николай Васильевич даже посчитал нужным им заметить:
– Вот бы так с самого начала! Глядишь, и место было бы повыше.
– Это ничего! – ответил за всех Джек. – Мы и этому рады!
