Болезнь Карела Новака

— Что скажете? — спросил врач длинного.

— Вы знаете, — пожал плечами тот. — Я предпочитаю ликвидировать.

— Легко сказать, — скривился врач. — Новак ценный специалист. Мы не можем бросаться индексами ЕС.

— Но это же почти необратимо. Может кончится полной ремиссией.

— Вот тогда и ликвидируем, — врач взглянул на Новака и переменился в лице. — Колите! Колите сейчас же!

Длинный бросился на Новака, ухватил его за подбородок и вонзил иглу ему в шею. В то же мгновение длинный исчез, бетонный бокс стал кабинетом, а доктор расплылся в улыбке.

— Вы просто заработались. Нельзя так перегружать организм. Отдохните дома недельку, попейте таблетки, я выпишу вам рецепт. И вот вам сразу пилюли: если вдруг у вас это повторится, сразу глотайте одну. Только обязательно сразу, вы меня поняли?

С ощущением тоски и ужаса Новак вышел на улицу. Стоял чудесный летный день, в листве пели птицы, но Карел не мог забыть сцены в кабинете. Это было слишком естественно, слишком реально, чтобы быть результатом переутомления. Новак задумался. Он вспомнил, что проходил в школе, на уроках истории. По мере развития общества изощрялись и методы пропаганды. Пропаганда захватывала все больше каналов информации, все теснее переплеталась с реальностью. В то же время солдат перед боем накачивали алкоголем, а потом и все более сложными наркотиками. Если проследить обе эти линии до логического конца… В школе их учили, что эпоха войн закончилась тогда, когда оружия стало слишком много, так что размер потерь не могла оправдать никакая прибыль от победы. С тех пор на Земле царит мир и благоденствие. Но ведь это чушь. Во-первых, вместе со средствами уничтожения развивались и средства защиты. Во-вторых, когда оружия становится слишком много, чересчур возрастает вероятность, что оно попадет в руки маньяка или произойдет сбой автоматики. А война подобного рода, раз начавшись, остановиться может только с исчезновением одного из противников. Или обоих. Но у уцелевших, загнанных в бетонные норы убежищ, терпящих постоянные лишения людей теряется воля не только к победе, но и к самой жизни. Есть только один способ продолжать войну: убедить этих несчастных, что никакой войны нет, ад — это рай, и жизнь прекрасна. Средства современной науки позволяют это сделать.

Новак, занятый своими мыслями, и не заметил, что все опять изменилось. Исчезло синее небо, деревья и птицы. Новак шел по бетонному туннелю. По потолку змеились провода, удерживаемые железными скобами. По стенам кое-где стекала вода, от нее исходил тухлый запах. Мерцали лампы в грязных плафонах. Где-то ровно гудели какие-то машины.

Новак остановился и огляделся. Теперь он знал, что это не галлюцинация. Надо бороться, подумал он. Раз мое сознание восстанавливается, можно восстановить и сознание других. Тогда, возможно, удастся положить конец войне. Он достал из кармана пузырек с пилюлями и швырнул в сторону.

И тут же понял, что делать этого не следовало.

К нему быстро подходил солдат с автоматом, очевидно, следивший за ним все это время. Разговор о ликвидации молнией пронесся в мозгу Новака. Он понял, что выдал себя, и что теперешнее его состояние и есть полная ремиссия. Новак бросился бежать.

Воздух раскололи выстрелы.

«Вчера в городском парке был найден мертвым наш коллега Карел Новак. Смерть наступила от сердечного приступа. Дирекция Института выражает соболезнование родным и близким покойного.»