– Сыщи бензин, мужик, – он положил ему на плечо руку, – ты даже не представляешь, как тебе повезло: завтра ты будешь ездить на новой машине.
53
Сипягин не сумел как следует рассмотреть гостью шефа. Получив приказ, он из приемной связался с Мигуновым.
– Дело срочное, Иван... Не знаю, по-моему, предстоит работа. По твоей части... Я говорю: бросай все и приходи.
Только он положил трубку, как в приемной раздался новый звонок. Костя ответил сам и – тут же переменился в лице. Он велел секретарше переключить звонок на кабинет шефа и первым поспешил обрадовать его. Едва переступив порог, он выпалил:
– Стас! Максим звонит! Бери трубку.
Курлычкин впился глазами в Ширяеву, пытаясь угадать, что произойдет дальше. Он не верил, что звонок от сына не связан с визитом судьи. Этот звонок чудился ему пиком коварства Ширяевой, за ним виделась пока еще не ясная цель судьи. Ее план раскроется, когда он ответит сыну, выслушает его и положит трубку.
Коварство и дерзость судьи не давали думать спокойно, она давила своей логикой, сумела залезть в самые отдаленные уголки души, вынесла на поверхность то, о чем он давно забыл. Завод... цех... скользкие масляные полы... грохочущий станок... водка, поделенная на троих, и радость: ему досталось больше, остальным – меньше...
Сумасшествие снова застучало в висках Курлычкина. Он медлил с ответом, удивляя Сипягина, не отрывал взгляд от резко побледневшего лица судьи, на котором застыла смесь возбуждения и испуга.
Справа от него окно. За толстыми стеклами кипит жизнь: играют дети на школьной площадке, заканчивают ремонт строители. Жирный гимнаст-штукатур в нетерпении – он ждет перерыва, чтобы подойти к любимому снаряду: «Давай, Илья!»
Что же ты задумала, гадина?
– Алло?
Бледность Ширяевой достигла какого-то критического состояния. Но все же можно было заметить отличие: половина лица, обращенного к окну, еще носила признаки жизни, другая же половина казалась мертвой: грань, на которой балансировала судья.
– Алло, это ты, сын?
Быстрее, торопил он Максима, надо раз и навсегда покончить с этим делом. Он разговаривал с сыном, не сводя глаз с судьи:
– Почему не отвечает сотовый?.. Ах да, я отключил его на время беседы.
Несмотря на ленивую интонацию, в голосе Курлычкина чувствовалось невероятное напряжение, казалось, он сейчас оборвется, как гитарная струна, и нисходящим звуком растворится в пространстве кабинета. В разговоре с сыном Станислав Сергеевич все еще видел подвох со стороны судьи. Перебирая варианты, он даже не подумал о самом простом – что Максим мог освободиться сам.
Сипягин вышел – вероятно, ожидает Мигунова.
При салоне-магазине есть автосервис, с тыльной стороны, выходящей на пустырь, стоят три капитальных гаража и современный комплекс мойки, обслуживающий личные автомобили Курлычкина и его приближенных. В одном гараже имеется глубокий погреб, по сути – это подземный бетонированный мешок, по площади не уступающий самому гаражу.
– Да, я знаю, сын...
Подземная бетонированная коробка не пропускает звуков, там можно кричать во все горло, но никто не услышит, даже прижавшись ухом к металлической двери гаража. Мигунов получит приказ – как и где он найдет этих двух ублюдков, Курлычкина не волнует... Права, права Ширяева, давно пора с ними кончать. С Юристом тоже. Не будь его, глядишь, и не случилась бы эта история.
– Повтори, Максим, я не расслышал, что ты сказал...
Увлекся, утонул, погряз в процессе, который Ширяева назвала легализацией бизнеса, занялся совместительством, отбросив непреложную истину: нельзя заниматься честным бизнесом и откровенным беспределом. Вот и перестал контролировать ситуацию...
Но причина уважительная: ненависть к Ширяевой.
– Я плохо слышу тебя, Максим... Откуда ты звонишь?
Курлычкин прекратил самобичевание, от которого терял вес в собственных глазах. Достала его судья!
Подумать только: почти час он покорно слушал эту бабу! Он допустил ошибку, согласившись принять ее у себя в кабинете, стоило поручить это дело Косте Сипягину. И остался бы спокоен, не дергался, не выслушивал наставительных и обвинительных речей, а ждал, когда Сипягин окончит разговор с ней в гараже. И мужественно принял бы даже плохие новости.
Чему быть, того не миновать. Она хочет увидеть трупы – увидит, он лично втолкнет ее в гараж, ткнет, как блудливую кошку, носом в кровяную лужу и спросит: «Этого? Этого ты хотела, стерва? Чем ты лучше меня, гнида?» Нет, она никогда не выйдет из гаража...
А как же Максим?
Вот сука неряшливая!
– Звонишь с почты?.. Поселок Марево?.. Нет, не знаю...
Он никак не мог ясно расслышать слова сына.
– Что?! Что ты сказал, Максим?!
Минута разговора с сыном затянулась надолго.
Курлычкин, избегая взгляда судьи, положил трубку и вызвал Сипягина.
– Костя, – усталым, надломленным голосом спросил он, – ты уже вызвал Мигуна?
Сипягин кивнул.
– Да, с минуты на минуту он будет здесь.
– Вот и хорошо. Для него найдется работа. – Глаза с красными Прожилками казались измученными, теперь они не мигая смотрели на судью. – Это как раз тот человек, Валентина Петровна, которого вы хотели видеть. Сожалею, но придется немного подождать.
Действительно, его речь больше соответствовала крупному бизнесмену, нежели лидеру преступной группировки и выкресту... из рабочей семьи.
Валентина не знала, что случилось, как и откуда мог позвонить Максим, но поняла одно: она окончательно проиграла. Поначалу она подумала, что разговор липовый: Курлычкин бросает в молчащую трубку короткие вопросы, а в паузах, хмуря лоб, что-то вспоминает. Но потом... Несомненно, он способен владеть собой, но вот управлять собственным кровообращением никому не под силу, а Валентина видела, как отхлынула с его лица кровь: «Что?! Что ты сказал, Максим?!»
Она мужественно встретила почти безразличный взгляд своего врага, равнодушно подумав о пистолете, оставленном Маргелову.
«Успокойся, успокойся, – уговаривала она себя, – не дай этому ублюдку увидеть, что тебе страшно. Очень страшно... Света, девочка, как же ты страдала...» И только потом перед глазами возник родной образ сына.
Судья подумала и про Грачевского. Володя не знает, что Валентина пошла к Курлычкину, что пленнику удалось сбежать. Курлычкин не дурак, давно догадался, что она действует не одна, к тому же, судя по всему, Максим скоро будет здесь, в объятиях своего папаши, и вот тогда за Грачом устроят настоящую охоту, поджидая его в Мареве.
Валентина безбоязненно вошла утром в свою квартиру: это единственное место в городе, где ее вряд ли бы искали. Прежде чем закрыться, она сказала Грачу, что хочет побыть одна, и добавила, что ему следует остаться в городе, а она уедет в Марево.
– Я приготовлю кое-что из белья, захватишь с собой, ладно?
