заключенные думают об этом, а ты должен был автоматически набросать в голове не один план побега. Ну? – бледнолицая вопрошающе приподняла острый подбородок.
– Что “ну”? – Сергей удивился ее наивности. Даже при крайних обстоятельствах он не раскроет ей и части одного плана. Его хотят крепко-накрепко прикрутить за счет их же единоличного участия в освобождении и проконтролировать на предмет его самостоятельных действий – все просто донельзя. Ну нельзя же использовать такой ломовой способ, как прямой вопрос в лоб! Тут надо действовать с хитрецой. В связи с этим взгляд Марка надолго задержался на тонкой фигуре связной.
– У тебя есть план побега? – снова спросила она, словно стряхивая с себя его проницательный взгляд.
– Откуда! – Оба играли не без доли отвращения. Во всяком случае – Сергей. – У меня времени нет думать, я работаю по двенадцать часов в сутки.
Теперь самое время определиться насчет ломового метода связной: насколько далеко распространяются ее полномочия. Тут была обоюдная выгода для обеих сторон.
– Я написал заявление до утра. Ты останешься на ночь?
– Почему бы и нет? – она пожала плечами.
От накатившей вдруг слабости в низу живота Марковцев едва ли не скрипнул зубами. Про себя подумал: “Если что, я ее изнасилую”.
Бледнолицая очень просто могла сократить время его вербовки: обнажила бы грудь и спросила: “Ты согласен работать?” Вместо короткого “да!” он бы воскликнул: “О, да!”
Взбудораженный открывающимися перед ним перспективами, взволнованный одним лишь присутствием в этой комнате женщины, возбужденный ее призывным ответом, лежащим в середине или сердцевине ее полномочий (“Почему бы и нет?”), Сергей опустил легкий запор на двери. Обернувшись на бледнолицую, заключенный высказал часть своих мыслей:
– Подамся в расстриги. И вообще пора линять отсюда. Уходить лучше на день раньше, чем на десять лет позже.
8
Коломна, 12 ноября, воскресенье
Дом, в котором проживал капитан Макеев, стоял в военном городке. Давно ставшее ненужным ограждение с двух сторон было убрано, остальная часть бетонных плит покосилась, складывалось впечатление, что их удерживала лишь колючая проволока да электропроводка, протянувшаяся от ненужных теперь изоляторов.
Запевала поднырнул под проволоку и направился к пятиэтажке, выкрашенной в несуразный темно-синий цвет. Половина второго ночи. За исключением нескольких квартир, из окон которых струился свет, городок погружен во мрак. Так же темно было в квартире Макеева, окна которой находились справа от парадного на третьем этаже.
Заплетин поднялся по лестнице и замер у двери. Нажать кнопку звонка – дело простое, но старший лейтенант некоторое время стоял в нерешительности. Подстегнул его раздавшийся шум из квартиры на четвертом или пятом этаже. Виктор вдавил белую клавишу и на секунду прикрыл глаза.
На звонок долго никто не отвечал, наконец заспанный мужской голос спросил:
– Кто там?
– Из штаба. – Приготовившись, Заплетин чуть приподнял руки. Как только вслед за донесшимся из квартиры ворчанием открылась дверь, старший лейтенант ухватил Макеева за горло и мгновенно оказался в прихожей.
– Ты один? – тихо спросил он. – Если да, то прикрой глаза.
Макеев поспешно выполнил просьбу. Ослабив хватку, разведчик покачал головой:
– Капитан, капитан... Ну зачем ты влез не в свое дело?
– Отпусти, – прохрипел Макеев, глаза которого закатились и показывали белок.
– Только не шуми, капитан.
Не зажигая свет, Запевала провел связиста на кухню и задернул занавески на окнах. Затем щелкнул клавишей на воздухоочистителе над плитой, и помещение тускло осветилось бледно-желтыми красками.
На столе стояла початая бутылка водки, нехитрая закуска, рюмка. Вечером капитан пил один. Разговор предстоял долгий и трудный, и Заплетин достал из шкафа рюмку для себя.
– Не возражаешь? – Разведчик наполнил стопку и опрокинул ее в рот. Еще раз оглядел хозяина – в трусах и майке, жалкого, напуганного. Не таким он был, когда под дождем провожал разведгруппу глазами, привлекая к себе внимание.
Расчет Заплетина вернулся из рейда только через три дня, когда “Пчелу” под усиленным конвоем переправили в Моздок. Вместе со станцией упорхнул и Макеев.
Майор Казначеев поднял все справки, которые заполнял капитан. На последнюю Заплетин обратил внимание командира: пеленг был неточен. Заведомо неточен. Потому что в этом квадрате разведгруппа не появлялась, а высота была названа Запевалой от фонаря. Макеев боялся и подыгрывал, но узнал он слишком много. Теперь связист должен, обязан ответить на несколько вопросов, большинство которых касались нового оборудования “Пчелы”: не остались ли данные пеленга и радиоперехвата на переносном компьютере Петровского, что знает сам конструктор и его ассистентка, вообще, говорил ли Макеев кому-нибудь о своих подозрениях.
В кармане черной куртки-“аляски” Заплетина лежал пистолет, только вряд ли он понадобится. Разведчик не отличался внушительными габаритами, но легко мог сломать капитану шею. Легко – это физическая сторона дела, но моральная или душевная волновали старшего лейтенанта больше. Он привык исполнять приказы, выполнит и этот, но грязь, накопившаяся в душе за последнее время, пополнится очередной порцией.
– И давно ты догадался, капитан? – спросил Заплетин.
Морщась, Макеев наполнил свою рюмку и выпил.
– Давно. С первых дней.
– Красиво, – ухмыльнулся Запевала. – И об этом ты хотел поговорить со мной – там, у “Пчелы”? Я хорошо помню тот вечер.
Теперь настала очередь Макеева усмехнуться.
– Я не говорить с тобой хотел, а в глаза тебе заглянуть. – Жалкий вид капитана оказался лишь следствием испуга, сейчас в глазах связиста было презрение. – Знаешь, кто ты, старлей? Ты шлюха. Самая последняя шлюха. Раньше я сомневался – разведдела, секреты, ГРУ. А сейчас ты сам подтвердил, что дело не в них. Своим приходом. И я спрашиваю тебя, старлей: приятно, когда тебя имеют бандиты?
Заплетин покачал головой и опустил глаза.
А Макеев переиграл его, в очередной раз потянувшись к бутылке с водкой. Он и взял ее, но только швырнул в окно.
Звон разбитого стекла разнесся по всему панельному дому. Тут же в подъезде, будто ожидая сигнала, хлопнула дверь, раздался чей-то мужской голос. Только Макеев не успел закричать. Разведчик выдернул из-под себя табурет, и деревянная ножка ударила капитана в висок. Это был смертельный удар, ножка стула на ширину ладони вошла хозяину в голову.
Заплетин ударом ноги распахнул раму и, не мешкая ни секунды, прыгнул вниз. Он летел семь метров и приземлился, автоматически согнув ноги в коленях и держа их вместе. Перекатившись через себя, скорее по привычке он покинул военный городок не тем путем, которым появился в нем.
Свою работу Запевала сделал едва ли на четверть. Осталось невыясненным большинство вопросов. И главный – поделился ли капитан своими подозрениями со спецслужбами.
Теперь, наверное, придется задержаться в Коломне, чтобы обратиться с чисто специфическими вопросами к Петровскому или его ассистентке. Выпускник военного училища связи, Виктор Заплетин мог
