из этого здания. – Я спросил вас про особенности бригады. Я знаю о ней достаточно и надеюсь, что в ходе нашей беседы проявятся детали, о которых мне неизвестно.
– Обычное дело, – ответил Сергей. – Три штурмовые роты находятся в непосредственном подчинении 5-го управления ГРУ. Четвертая рота особо секретная. По количеству даже не рота, а боевая группа – от сорока до пятидесяти человек. Подчиняется разведывательному управлению 2-го главка. Раньше в каждой такой бригаде было по одному особому подразделению с исполнением функций устранения политических деятелей и глав руководства противника. Скажите, полковник, – Марк намеренно не называл Эйдинова по имени-отчеству, – вы знаете, что собой представляет элитное спецподразделение?
– Я возглавляю один из отделов военной контрразведки, – Владимир Николаевич то ли ушел от ответа на вопрос, то ли дал исчерпывающий ответ.
– У меня свояк работал учителем физкультуры, но ничего не смыслил в геометрии. А школа одна.
– Ближе к делу, – огрызнулся Эйдинов. – К юмору я равнодушен. Меня интересует подразделение, о котором я упомянул. Достаточно для намека?
– Вполне. Так вот, эта рота ничего общего с элитой не имеет, поскольку элита у всех на виду. О ней пишут, ею восторгаются. Элите дают Героев. А вы имеете дело с секретным подразделением, состоящим только из офицеров. Это диверсионная группа, которой по плечу любая задача. Любая, понимаете? Даже моя “Ариадна” считалась элитной, потому что в свое время была рассекречена и получила имя собственное. Если бы не этот факт, просто так уволиться мне бы не дали. Дальше. Фамилии бойцов диверсионных отрядов засекречены, на заданиях они называют друг друга по номерам и кличкам; не уверен, знают ли их фамилии в строевом отделе штаба армии. Бригада для диверсионной группы – лишь прикрытие, штаб округа – тоже. Они не задают лишних вопросов и беспрекословно выполняют приказы.
Эйдинов сделал несколько пометок на чистом листе бумаги. Полученная им накануне информация полностью соответствовала данным, которые сообщил ему Марк.
– Вы хотите сказать, что выйти на офицера этого подразделения невозможно, так?
– Там все офицеры, – напомнил Марк. – Досрочные звания им присваивают редко, даже очередные представления приходят с задержкой. Там можно увидеть сорокалетнего майора или капитана. Но сорок лет – это предел. Им идет год за два, двойной оклад, пайковые, высокие премиальные за каждый рейдовый день. Так что звания им в общем-то ни к чему.
– Я знаю. – Эйдинов снова черкнул на листке. – Ответьте мне на следующий вопрос. Кому они подчиняются в составе Объединенной группировки войск в Чечне?
“О, куда вас занесло!” Марк демонстративно почесал в затылке. Скудные сведения о второй чеченской кампании он черпал за решеткой. Но о деталях и интригах первой мог рассказать много интересного. И потом, чем отличается первая кампания от второй? Лишь порядковым номером.
– Как в таковое в объединение силовые разведрасчеты не входят, – пояснил Сергей, отвечая на вопрос полковника. – Или, лучше сказать, они подчиняются ОГВ оперативно. Отдаленно это похоже на то, как командиры частей Министерства обороны подчинены комендантам районов. Диверсанты получают приказы от офицера своего направления. Тот, в свою очередь, контактируете вышестоящим офицером разведки при штабе Объединенной группировки войск. То есть нет обычной системы подчинения, когда, например, приказ из Генштаба идет в штаб округа, оттуда в штаб армии, дивизии и так далее. Здесь мы видим прямое или непосредственное управление.
– Из первых рук, – Эйдинов покивал головой.
– Порой бывает и так. Секретная рота, задания соответствующие.
– Значит, – повторился контрразведчик, – установить контакт с офицером диверсионной группы трудно?
– Послушайте, полковник, прежде чем отвечать на конкретные вопросы, я бы хотел услышать от вас хоть слово о моих гарантиях. Ей-богу, мне не понравился ваш прием, – Сергей обвел руками серое пространство комнаты для допросов, которая имела функции дополнительного давления. – А когда надобность во мне отпадет, вы спустите меня ниже плинтуса.
– Гарантии простые, – хмыкнул Эйдинов, – пока вы работаете на нас, беспокоиться вам нечего.
– Вечно на вас я работать не смогу. Меня не существует, но я все же в розыске. Один неверный шаг людей из вашего отдела, и на меня начнется охота. Так что ограничимся делом, которое вы ведете. От вас мне требуется незначительная сумма денег, паспорт и въездная виза в страну, которую я укажу.
– И только-то? – лицо Эйдинова перекосила гримаса.
– Нет. Я очень злопамятный и мстительный человек, и мне нужна задница Вахи Бараева. Не голова, прошу заметить. Я пообщаюсь с ней один на один и, может быть, откажусь от ваших денег. Но одному мне до Бараева не добраться.
– Поговорим про Бараева, – предложил Эйдинов нехотя, отрабатывая вынужденные посулы Марковцеву, которые сейчас казались ему лишними. – Может статься, что он напрямую связан с этим делом. Мне нужна полная информация на Бараева, его связи, о которых знаете вы и не знают правоохранительные органы.
– Вы торопитесь и забыли сказать “да”. Это я про задницу Вахи.
Полковник изобразил на лице едва ли не плаксивую мину:
– Ну зачем вам мое слово? Вы можете верить мне или нет, но больше рассчитывайте на собственную интуицию.
– Ваше слово нужно мне для того, чтобы упрекнуть вас при случае.
Эйдинов снова хмыкнул. Тон, с каким были сказаны Марковцевым последние слова, полковнику не понравился.
– Прошу заметить еще одно, – продолжил Марк. – До этого момента я отвечал на пустяковые вопросы, но с первого конкретного слова я начну работать на вас, а вы на меня. И все, что я вам сообщу, по логике вещей, не должно быть направлено против меня. Будем страховать друг друга. Но предупреждаю, если я почую неладное, небольшая часть секретной информации попадет в ГРУ. Кто-кто, а я-то знаю, как и кому передать пару листков бумаги. И вам не дадут закончить это дело. Способов во 2-м главке хоть отбавляй. Говорю вам это как специалист.
– Вам тоже не поздоровится.
– Я же сказал, что злопамятен.
Эйдинов решил вернуться к началу разговора.
– Не будем разбрасываться, Сергей Максимович, и оставим пока Бараева. Вы, наверное, поняли, что интересующее нас подразделение находится в районе боевых действий. – Получив утвердительный кивок от собеседника, он продолжил: – Наше ведомство получило сигнал о том, что, возможно, во время разведывательных рейдов разведчики вступают в контакт с чеченскими полевыми командирам и.
– Как это – возможно? – удивился Марковцев. – Они вступают или нет?
– Но вы предполагаете такой оборот дела?
– В моем бывшем ведомстве – да.
– Цели?
– Их множество. И это далеко не секрет. Даже по самой скудной информации могу судить, что вторую кампанию намеренно затягивают. Немножечко пространной информации. Все войны – внутренние и внешние – планирует Генеральный штаб, и никто другой. Пойдем с самого “верха”. Думаю, не все еще генералы получили новые должности, не все стали во главе мэрий и губерний.
– О, это очень высоко, – Эйдинов покачал головой. – Спустимся ниже. Так и так нам придется плясать практически от рядового состава.
– Я все же не понял, вступают разведчики в контакт с полевыми командирами или нет?
– Нам нужно доказать это. Экспериментальная ПБРП несколько раз засекла выход в эфир радиостанций разведчиков и полевых командиров в одно и то же время и в одном месте.
– А вам говорили, что диверсионная группа способна находиться в десятке метров от базы боевиков, оставаясь при этом незамеченной?
