Не считая трупов, в доме находилось трое. Адам Тахтаулов склонился над телом Чистякова и подкатил к себе валяющиеся на полу гильзы: одну, вторую, оперся на руку, потянулся за третьей.
— Обоих из «ТТ» грохнули, Руслан. У Ачемеза три дырки...
— Ты можешь считать про себя?
Адам пожал плечами:
— Руслан, ты видел, у Лехи твоя трубка.
Хачиров чувствовал, что вот-вот потеряет терпение. Идиотское бормотание Тахтаулова и земляка Заура выводили его из себя.
— Можешь взять ее себе. Мне она не понадобится.
Тахтаулов виделся мародером, потянув из рук мертвеца трубку. Потом с отвращением отбросил ее, вытирая руку о брюки.
— На ней гадость какая-то, слизь!
— Это трупный яд, — подзадорил его Заур.
«Бараны!» — Руслан повернулся и пошел в свои апартаменты. Ему предстоял неприятный разговор с Левкоевым. Чем он может закончиться, Руслан представлял довольно отчетливо. Однако Михаил может и не успеть, если Радзянский сработает так же оперативно.
Хачиров набрал номер Левкоева, но этому разговору не суждено было сбыться. Вначале послышались душераздирающие крики, поднявшие Руслана на ноги. Спустя полминуты он стоял возле посиневшего тела Адама Тахтаулова, которого пытался привести в чувство Заур.
— Что это с ним?
— Не знаю, Руслан... Сначала сказал, что жжет ладонь, потом вдруг стал пятнами покрываться. — Адаму хотелось убежать из этого дома, помеченного смертью.
Хачиров нервно рассмеялся и хлопнул земляка по плечу. Опуская тот факт, что Радзянский убрал Белокурова, убил шестерых людей, надежно спрятал двух опекунов, которых до сих пор не могут найти, — осетин сейчас смотрел в остекленевшие глаза седьмому и подумал о наемном убийце снисходительно: «И это все, на что способен знаменитый Араб?» Старый чекист все уши прожужжал про квалификацию Араба, что обычному оружию он предпочитает нечто другое, но не менее эффективное, а тут... Хачиров недолго ломал голову, чтобы понять, что трубка, смазанная каким-то ядом, предназначалась именно ему.
— Вставай, Заур. Адаму уже не поможешь.
Из комнаты раздался призывный звук телефонного звонка. По частым сигналам осетин определил междугородний звонок. «Может, это Левкоев опередил меня?» — Руслан преодолел два десятка метров и снял трубку:
— Алло?
— Хачирова попросите, пожалуйста.
— Я слушаю.
— Руслан? Не узнал тебя по голосу.
— Кто это?
— Левин Борис. Араб велел передать тебе одно слово. Бабах, Руслан!
И Борис нажал на красную кнопку отбоя.
В двух тысячах километров от Москвы раздался негромкий взрыв. Верхнюю часть трубки выперло изнутри, и яркое пламя ударило в ухо Руслану.
Три недели назад, когда Поляков сорвал с девушки белье и обернулся на приоткрытую дверь, наполовину скрывающую Руслана Хачирова и часть его курчавой головы, увидел огненно-красное ухо осетина, словно кавказцу было стыдно за то, что происходит в одной из комнат этого роскошного дома. А сейчас остолбеневший, единственный оставшийся в живых Заур Кушеев оторопело смотрел на разорвавшуюся голову Руслана. Качнувшись в одну, затем в другую сторону, Хачиров упал обезображенным лицом на паркетный пол.
50
«Приблизительно в таком составе встречали и Пугало», — усмехнулся Радзянский, выходя из здания аэровокзала. Впереди тройки крепких парней, экипированных в черные цивильные костюмы, стоял Павел Усачев, начальник личной охраны Сергея Иванова. Араб мог почти дословно воспроизвести часть разговора между ним и Ивановым. Даже представил воркующий голос Сергея Юрьевича: «Корзухин... а-а... много знает, но он пешка. Радзянский знает не намного больше, но он опасен». Красноречивая пауза, в ответ на которую Усачев понимающе кивает головой.
Умело маскируя истинное выражение глаз, Радзянский поздоровался с Усачевым, чуть задержав его руку в своей.
— Большое спасибо, Павел Николаевич.
— Не за что. — Охранник указал на полноприводной «Мерседес» G-класса. — Вначале короткий разговор с шефом, потом мы доставим вас домой. Прошу.
Усачев занял переднее кресло пассажира, один из охранников сел за руль, двое составили компанию Радзянскому, расположившемуся на заднем сиденье.
— Сергей Юрьевич последовал моему совету? — спросил Лев.
— Вы говорите о диппочте? Насколько я знаю, да. Действительно, для шефа это был лучший вариант. Он вам благодарен. Впрочем, он сам все скажет.
«Если только придет на панихиду по случаю моего отпевания».
— Только боюсь, он не учел еще один очень важный момент, — начал блефовать Радзянский.
— Лев Платонович, о делах поговорите с шефом, хорошо?
— Хотите откровенно?
Не оборачиваясь, Усачев пожал плечами: «Мне все равно».
— Как вы понимаете, Павел Николаевич, я перестраховался — не мог поступить по-другому, и оставил у себя бумаги, которые нашел в гостиничном номере Белокурова. Еще не поздно пополнить ими конверт со штампом российского посольства в Каире. Иначе вашему шефу вручат повестку к следователю Генпрокуратуры. Эти бумаги у меня, и я хотел бы лично вручить их Сергею Юрьевичу.
— Вы напрасно беспокоитесь за себя.
— Согласен с вами. Сейчас я спокоен — моя дочь в безопасности, но пребывал в прямо противоположном состоянии, когда находился, в Гемлике. Если бы вы не захотели мне помочь, я бы намекнул вам про бумаги. Но все обошлось без взаимных претензий. Поэтому я и поблагодарил вас.
Усачев начал понимать.
— Бумаги, о которых вы говорите, с вами? — На сей раз он полуобернулся в кресле.
— Нет, конечно. Я храню их у себя в магазине. Если помните, там же я держал и египетские газеты.
— Заедем за ними позже, — несколько неуверенно предложил охранник.
— Боюсь, потом будет действительно поздно. Поверьте моим словам, они стоят дорогого.
— Хорошо, заедем за ними. — Усачев был спокоен. От опеки в лице трех натасканных телохранителей Радзянскому не уйти, каким бы хитрым, приводя примеры, его заочно ни представлял Николай Корзухин. Если еще не наигрался, пусть поиграет напоследок.
— Это как раз по пути.
— Адрес вашего магазина мне хорошо известен, — напомнил Усачев.
С того места, где сидел Радзянский, не представлялось возможным увидеть в зеркало заднего обзора или боковые зеркала идущие следом машины — убегающая панорама была доступна только взгляду
