нежно, бережно, словно боясь, как бы она не раскрошилась.
— А ну, стой спокойно, — в дверном проеме снова показалась рука с пистолетом, а за ней шесть футов живой плоти, известные мне, как Хэндел. Выглядел он как любой безмозглый белокурый герой, но не был ни героем, ни безмозглым.
— Ты пожалеешь, что так поступил, — произнес он.
Подставка для ног позади него начала менять форму.
— Черт возьми! — воскликнул я. — Это нечестно!
Хэндел, похоже, удивился, а потом улыбнулся с видом победителя.
— Двое на одного?
— Я не тебе, а своей подставке для ног.
— Ну-ка, повернись! Нам велено притащить тебя к Синку, если удастся. Может, ты и сможешь от него отвертеться и остаться в живых.
Я повернулся.
— Я бы хотел извиниться.
— Это оставь для шефа.
— Нет, честно. Я совсем не хотел еще кого-то путать в это дело. В особенности…
Я опять ощутил, как что-то задело вскользь мою голову. Марсианин, должно быть, что-то сделал, чтобы отвести удар.
Я бы мог в этот момент справиться с Хэнделом, но не пошевелился. Положение, когда я мог сломать ему шею, а он не в силах был даже прикоснуться ко мне, казалось мне нечестным. Я не возражаю, когда «двое на одного», в особенности, если этот один — враг. Иногда я даже могу позволить какому-нибудь благородному наблюдателю мне помочь, особенно, если для него был определенный шанс остаться в живых. Но это…
— Что нечестно? — жалобно вопросил высокий голос.
Хэндел завопил, как баба. Поворачиваясь, я увидел, как он метнулся к двери, не попал в нее, осторожно отступил на два шага и попробовал снова, на сей раз удачно.
Потом я увидел подставку для ног.
Он уже изменялся, контуры его расплывались, но я понял, какой облик увидел Хэндел. Неудивительно, что у него от этого размякли мозги. Я почувствовал, как мои кости текут, как истекают они костным мозгом и, закрыв глаза, прошептал:
— Черт побери, вы же должны были только наблюдать.
— Вы же сказали мне, что удар может причинить вам вред.
— Не в том дело. Сыщикам всегда достается по голове. Это для нас не новость.
— Но каким образом я бы что-то узнал, только наблюдая, если бы ваша маленькая война так скоро закончилась?
— Хорошо. А что вы узнаете, если и дальше будете везде совать нос?
— Вы можете открыть глаза. — Марсианин вновь принял свой шутовской облик. Из всего набора своих одежд он выбрал оранжевые шорты. — Мне непонятно, почему вы возражаете. Этот Синк вас убьет, как только представится к этому возможность. Вы этого хотите?
— Нет, но…
— Вы не уверены в своей правоте?
— Уверен, но…
— Тогда почему бы вам не принять мою помощь?
У меня не было уверенности в справедливости этого. Как если бы я тайком подсунул в особняк Синка портфель с бомбой, а потом взорвал его.
Я думал об этом, осматривая коридор. Потом я закрыл дверь и подпер ее стулом. Смуглый был по- прежнему с нами и сейчас он пытался сесть.
— Послушайте, — обратился я к марсианину. — Не знаю, удастся ли мне вам объяснить, но если вы не дадите слова, что будете держаться от этого в стороне, я тут же уеду из города. Просто брошу вас одного и все это дело брошу. Понятно?
— Нет.
— Обещаете?
— Да.
Гангстер, похожий на испанца, тер шею и таращился на марсианина. Я его не осуждал. Полностью одетый, марсианин мог кое-как сойти за человека, но только не в оранжевых панталонах. На груди у него не было ни волос, ни сосков; на животе отсутствовал пупок. Гангстер улыбнулся мне, сверкнув белыми зубами, и спросил:
— Это кто?
— Вопросы здесь задаю я. Кто ты?
— Дон Доминго. — У него было мягкое испанское произношение. Если он и беспокоился, то внешне никак этого не выдавал. — А как это ты ухитрился не упасть, когда я тебя ударил?
— Говорю же, что спрашивать буду сам!
— Да ты порозовел. Смущен чем-то?
— Черт подери, Доминго, где Синк? Куда вы должны были меня отвезти?
— В усадьбу!
— Какую усадьбу? «Бел Эйр»?
— Именно. И что ж ты теперь будешь делать?
— Свяжу тебя, надо полагать. Когда все успокоится, выдам тебя, как взломщика.
— Когда все успокоится, думаю, тебе уж ничего не придется делать. Ты проживешь ровно столько…
— Брось!
Из кухни вышел марсианин. В руке у него была банка с тушенкой. Доминго выпучил глаза.
Потом раздался взрыв в спальне.
Это была зажигательная бомба. Полкомнаты мигом занялось огнем. Я подобрал гиропистолет и сунул его в карман.
Вторая бомба взорвалась в коридоре. Волна огня опрокинула дверь вовнутрь, захлестнула кресло.
— Нет! — завопил Доминго. — Хэндел должен был выждать! Что ж теперь?
«Теперь поджаримся», — подумал я, прикрывая лицо руками от языков пламени.
— Излишнее тепло причиняет вам вред? — спокойным тенором поинтересовался марсианин.
— Да! Черт возьми, да!
В спину мне ударил огромный резиновый мяч, бросив меня на стену. Я выставил вперед руки, чтобы хоть как-то смягчить удар. Но не успел я достичь стены, как она исчезла. Это была наружная стена. Совершенно потеряв равновесие, я вынесся в более, чем двухметровый пролом, прямо в ночную пустоту. С высоты шести этажей, над бетонным тротуаром.
Стиснув зубы, смотрел я на приближающуюся землю… приближающуюся. Но где же эта чертова земля? Все было, как при замедленной съемке. Секунды растягивались в вечность. Мне хватило времени увидеть, как прохожие запрокидывают головы, заметить у угла здания Хэндела, прикладывающего платок к кровоточащему носу. Хватило, чтобы, оглянувшись через плечо, увидеть Доминго в проломе стены моей квартиры на фоне огня.
Тело его лизало пламя. Он прыгнул вниз.
Гангстер пронесся мимо меня, как падающий сейф. Я видел, как он ударился об асфальт, и даже слышал. Это не слишком приятный звук. Когда я жил в ноябре 68-го на Уолл-Стрите, то слышал подобное почти каждый вечер в течение нескольких послевыборных недель, но так и не привык.
Несмотря на все это, желудок и внутренности не говорили мне, что я падаю. Я как бы погружался в воду. Теперь уже добрых полдесятка людей наблюдали за моим падением. Все они стояли, раскрыв рты от удивления.
Вдруг что-то ткнулось мне в бок. Я хлопнул по нему и обнаружил в руке пулю 45-го калибра. Другую я смахнул со щеки. В меня стрелял Хэндел.
