— Молодец, — одобрил Корсаков. — Тогда давай о деле. Я там кое-что привез, хотел бы тебе показать.
— Тащи сюда.
Корсаков через кузню вернулся к машине, вынул из багажника сверток. Парнишка все так же смотрел в окошко из огнеупорного стекла. Отсветы пламени играли на его серьезном лице. Два молотобойца выволокли из печи раскаленную заготовку и, бросив ее на наковальню, принялись отбивать, чередуя удары большого молота и двойные удары молотка. На Корсакова они не обратили никакого внимания.
Вениамин освободил стол, переставив посуду и корзинку на скамью. Корсаков положил сверток, развернул его и присел напротив Гладышева, наблюдая за его реакцией.
Вениамин отставил чашку, степенно вытер усы платком и наклонился вперед, рассматривая клинки. Брови его поползли вперед, нависая над глазами. Коротко глянув на Игоря, он осторожно взял обеими руками меч и поднес к глазам. Большим пальцем проверил остроту лезвия, щелкнул ногтем по клинку, склонив голову, прислушался. Цокнув языком, приподнял бровь, снова быстро посмотрел на Игоря, затем, отложив меч, взял в руку обломок «карабелы». Внимательно осмотрев клинок на изломе, отложил его и откинулся на спинку скамьи.
— Спрашивать, откуда они у тебя, наверное, не стоит, — сказал он.
— Я могу что-нибудь придумать, но оно тебе надо?
— Не надо, — согласился Вениамин. — Что ты хотел узнать?
— Прежде всего: можно ли починить саблю?
— Вряд ли. Конечно, я могу сварить обломки, но место шва скрыть не удастся. Вид будет не тот. Если она дорога, как память, то сойдет, но серьезный коллекционер такое оружие не оценит. Можно переварить и отковать новый клинок из металла старого, но качества того уже не будет.
— А если заменить клинок?
— Можно. Я могу провести анализ металла, приблизительно, подобрать сталь, сходную с той, из которой клинок сделан. Форма и свойства будут идентичны или почти идентичны. Хотя, конечно, ценность этого оружия именно в целостности его. Никогда не видел столь качественно сохранившегося оружия, если, конечно, это не новодел.
— Это оригинал, — сказал Корсаков. — Так, во всяком случае, меня уверяли.
— После анализа я смогу сказать точно. Если судить по внешнему виду, по структуре металла на изломе, я бы датировал этот клинок началом — серединой семнадцатого века. Ты хоть представляешь его стоимость?
— Весьма смутно, — признался Корсаков.
— Вот то-то и оно. Здесь не одной тысячей долларов пахнет.
— Мы можем сделать так: я оставлю саблю у тебя и спрошу хозяина, что он предпочтет. А что по поводу меча?
Гладышев снова взял меч в руки, прищурившись, полюбовался лезвием и кивнул Корсакову, приглашая следовать за собой.
Они прошли к кузне. Из кучи валявшихся на земле арматурин Гладышев выбрал одну, около полутора метров длиной, вертикально воткнул ее в землю. Отступив на шаг, он примерился, сузив глаза, поднял меч и, с резким выдохом, рубанул наискось. С тонким звоном срубленный кусок скользнул вниз и воткнулся в землю. Вениамин внимательно осмотрел лезвие меча, прищелкнул языком, затем вытащил арматурину из земли и показал Корсакову срез.
— Я не сумею не то, что сварить подобный металл, — даже отдаленно не представляю, как это возможно. Про заточку лезвия я просто промолчу.
— А знаки на клинке?
— Совершенно незнакомый язык. Причем, — Гладышев всмотрелся в сталь, — это не набивка и не инкрустация. Узоры обычно получаются путем набивки штампом-штемпелем определенного узора на заготовку. Еще есть так называемый «дикий дамаск», который образуется в результате случайного перемешивания слоев металла при ручной ковке. Можно соединить эти методы. Существует также дамаск, называемый «харалужным» или «турецким». Это когда клинок отковывается из туго скрученных прутков неоднородного металла, — сев на любимого конька, Вениамин утратил обычную неразговорчивость. — В древности у кузнецов было много семейных секретов. Тайны хранили и передавали из поколения в поколения. Некоторые дошли до нас, как, например, закалка клинков в соке незабудки, другие явно превратились в легенду. Вроде той, что арабские кузнецы охлаждали сталь только в теле нубийских рабов строго определенного возраста. Все, что я могу, это весьма приблизительно определить возраст этого оружия. Если тебе необходимо, можно провести лабораторный анализ стали, но это все, чем могу помочь. Одно скажу точно: по качеству работа превосходит все, что я когда либо видел.
— И когда примерно могли изготовить такое оружие?
— Формой он похож на мечи, сделанные в Западной Европе. Если судить по внешнему виду, это середина — конец четырнадцатого века. До этого мечи, в основном, использовали, как рубящее оружие. То есть клинок был достаточно плоский, и его можно было относительно легко согнуть. Раньше клинки сечением напоминали линзу. Стачивая плоскость в так называемый «дол», им добавляли легкости и улучшали рубящие свойства. Начиная с конца тринадцатого века, меч, в связи с использованием тяжелой брони, стали использовать как колющее оружие. Для жесткости он приобрел грани, а дол стал более узким. На двуручных мечах перед эфесом лезвие не затачивали. Эту часть меча покрывали насечками или оборачивали кожей, чтобы по ней не скользила рука.
За разговором они вернулись в беседку и присели к столу.
— А где могли его сделать?
— Клейма оружейника нет, если не считать эти письмена. Можно предположить, что он изготовлен в Западной Европе, поскольку арабское оружие имело более изящные формы и было относительно легким. Здесь же у нас классический «полуторник», то есть можно работать мечом и одной, и двумя руками. Черт возьми, — Вениамин снова поднес меч к глазам, — я дорого бы дал, если бы мне удалось провести анализ металла! Что скажешь?
— Это надолго?
— Мне бы хоть частичку его отколоть. Совсем маленькую, а? — вид просящего Веньки был настолько необычен и не вязался с его суровым обликом, что Корсаков улыбнулся.
— И насколько маленькую частичку?
— Даже заметно не будет.
— Ладно, давай. Здесь можно посидеть?
— Посиди, конечно, — Гладышев обрадовано вскочил на ноги. — Я мигом! — Он выскочил из беседки и рысью удалился в сторону дома.
Корсаков закурил, сделал себе кофе, благо самовар не остыл.
Звякнул колокольчик на двери дома, и на дорожке, ведущей в беседку, показалась молодая женщина с подносом в руках. Она была в длинном платье, облегавшем фигуру, рыжие волосы уложены в затейливую прическу. Возможно, в доме она и смотрелась органично, но в саду, среди старых яблонь и почти одичавших ягодных кустов, казалась неуместной.
Игорь поднялся при ее приближении. Женщина улыбнулась.
— Игорь Алексеевич? Здравствуйте! Меня зовут Инга Юрьевна, — она поставила на стол поднос с бутылкой армянского коньяка, блюдечком с нарезанным лимоном и вазой с фруктами.
— Это что ж за великолепие? — полюбопытствовал Корсаков.
— Вениамин Владимирович попросил угостить вас.
— Так я же за рулем, — с сожалением заметил Корсаков.
— Ну, тогда фруктов отведайте.
— А скажите, Инга Юрьевна, почему при упоминании Павла Воскобойникова вы заметно смягчились при нашем телефонном разговоре? Мне даже показалось, что если бы я его не упомянул, вы бы так и не сказали Вениамину, что я звонил.
— Вы правы, — женщина мягко улыбнулась, — не сказала бы.
— Так в чем же дело?
