Ветер был слабый. Хотя «Алеут» и шел на всех парусах, но продвигался медленно. Нетерпение овладело всеми. Казалось, что «Алеут» совсем не идет, а стоит на месте.
Между тем в трубу теперь уже можно было различить в кроваво-красной дали два пылающих судна. Вдруг канонада прекратилась.
— Кто горит? — кричали те, у кого не было трубы.
— Корсар горит! Урра! — крикнул Илья.
— Урра! — раздалось на палубе.
— И… «Сошествие» тоже горит! — воскликнул Илья. От волнения он задыхался.
— Елена!.. Но… где же «Диана»?..
Оба пылающих судна тихо уносились ветром в сторону островов Привалова, к черным каменным грядам, которые там отчетливо были видны, освещенные пламенем горящих судов. Илья уже хотел спустить шлюпки, как вдруг откуда-то издалека опять прокатились по морю залпы орудийных выстрелов.
— Там «Диана»! — закричал Илья. — Там опять бой идет! Туда! Туда!..
— Илья, — сказал Вадим, — оставь меня с Федосеевым на шлюпке. Надо спасать погибающих, надо перевести их на остров.
— Спаси Елену! — крикнул Илья, когда шлюпка Вадима уже отвалила от борта.
«Алеут» пошел на всех парусах. Пришлось идти мимо пылавшего корвета и Илья увидел на палубе его у бизань-мачты капитана Уильдера. Команды не было… Корсар один стоял неподвижный, прислонившись к грот-мачте, словно был к ней привязан.
Илья велел спустить шлюпку и забрать Уильдера на борт «Алеута». Корсар был тяжело ранен и без сознания. «Алеут» шел туда, где все не умолкала жестокая канонада… Сзади «Алеута» догорали два судна. Потом послышался взрыв, — это красавец-корвет взлетел на воздух. Потом зарево стало уменьшаться, меркнуть и померкло совсем. Тьма спустилась над морем.
— Что с Еленой? Жива ли она? — гвоздила голову Ильи мучительная мысль, и эта мысль перебивалась другой, столь же мучительной: «что с „Дианой“?
Наконец «Алеут» приблизился к месту ожесточенного боя. «Диана» билась с двумя крупными кораблями, которые близко подошли к ней с двух сторон и громили ее выстрелами. Она отстреливалась обоими бортами, но, видимо, уже изнемогала в неравном бою! Верхушки ее мачт были сбиты, сама она накренилась, на палубе ее боролись с начавшимся пожаром.
В пылу сражения сперва никто не заметил «Алеута». Воспользовавшись этим обстоятельством, Илья успел близко подойти к одному из противников «Дианы» и стал осыпать его продольными выстрелами, — картечью по палубе и ядрами под ватерлинию. Через несколько минут «Алеут» совсем разворотил корму враждебного судна, и оно загорелось и стало погружаться кормой в воду. Крики ужаса раздались с гибнущего судна. Другое судно, обстреливавшее «Диану», сейчас же прекратило стрельбу и пошло на помощь товарищу.
«Диана» на обрывках парусов стала уходить с места боя. «Алеут» пошел за ней. Его узнали с палубы «Дианы», и фрегат огласился криками: «Ура, „Алеут“!
— Ура, «Диана»! — грянул радостный ответ с «Алеута».
— Илья Андреич! — крикнул в рупор командир «Дианы».
— Есть! — ответил Илья.
— Спасибо, дорогой!
— Рад стараться! — крикнул Илья.
— Отойдем еще… И из дальнобойных их!
— Есть! — ответил Илья.
Отошли… И из своих новых трех пушек открыли пальбу по двум судам, которые были освещены пожаром. Оттуда пытались было отвечать, но ядра их не долетали до «Дианы» и «Алеута».
Потом огонь на вражеских суднах стал уменьшаться. Погас… Потушили, должно быть… И оба корабля потонули во тьме. Стрелять больше не было смысла!
На рассвете подошел «Камчадал».
Небо было серое, море — тоже. Ничего не видно было кругом, только длинные гряды островов тянулись на горизонте.
Илья поднялся на палубу «Дианы». Какой ужас разрушения! Изломанные мачты, порванные и спутанные снасти. Лужи крови. Запачканные кровью и дымом пороха лица матросов. Грязные рубахи. У всех бледные, измученные Лица. Стоны раненых, и длинный ряд неподвижных тел на палубе, покрытых судовым знаменем. Возле них Паисий в черной ризе, с кадилом в руках. Панихида по убиенным, павшим на поле брани. А за что «убиенным»?.. За интересы пайщиков Российско-Американской компании! Несчастные жертвы американских тузов и их русских агентов!
Старший офицер Степан Степаныч лежал без сознания, — он был ранен навылет в грудь. «Бедный „бамбук“! Едва ли выживет!» — сказал доктор Арфаксадский. У князя Чибисова была прострелена рука выше локтя. Он гордо носил ее на черной перевязи. Барон лишился мизинца, — как раз того, на котором был его фамильный перстень с гербом. Ни пальца, ни перстня! Сидел злой в каюте, а копченые головы, стоя на полке, словно смеялись над ним темными впадинами своих страшных глаз. У старшего штурмана была перевязана голова, и на белом полотне проступало темное пятно запекшейся крови. Спиридоний сидел на полу около разбитой грот-мачты и тупо смотрел на свою правую руку. Кисть ее была наскоро обмотана марлей. Снарядом оторвало ему как раз те три пальца правой руки, которые нужны для крестного знамения. Спиридоний смотрел на свою изувеченную руку и недоумевал: «За що?»… «Що он будет теперь делать? Не токмо крестного знаменья не сложишь — даже кукиша не покажешь!.. Совсем ненужный человек», — жалобился он.
Командир «Дианы» был неузнаваем. Куда девалось его высокомерие, его щегольство, его стальная выдержка? Он растерялся, — обнимал матросов, не мог сдержать слез при виде раненых и убитых. Илью он чуть не задушил в объятиях.
— Спаситель вы наш! — говорил он. — Если бы не вы…
Илья тоже от волнения не мог сдержать слез.
Он доложил командиру, что часть экипажа оставил для спасения команды и пассажиров сгоравшей шхуны «Сошествие» и что захватил в плен командира корсарского корвета.
От этого известия командир сразу воспламенился, пожелал немедленно повесить пирата на рее «Дианы» — таков закон морей! Но Илья просил этого не делать: он убедил командира, что Уильдер им может еще пригодиться, хотя бы в качестве заложника, и затем просил разрешения отправиться на помощь тем, кто остался на горевшей шхуне.
— Ах, ведь там ваша жена! Елена Павловна! — воскликнул командир. — И вы бросили ее и пошли на помощь к нам! — обеими руками он пожал руку Ильи и не нашел больше слов.
— Идите, голубчик, идите! — заторопился он. — И знаете — идите с «Камчадалом». Пусть он заберет всех, кто спасся и идет в Нортонов залив, а вы идите в Охотск. Надо послать рапорт морскому министру. У меня он уже готов. Подробный… только о сражении добавить.
— Вы думаете, Орест Павлович, что из Охотска ваш рапорт благополучно попадет в Санкт- Петербург? Не лучше ли послать верного человека, или даже двух, и два экземпляра рапорта… вернее будет!
— Но кого? Как вы думаете? — спросил командир.
— Конечно тех, кто особенно стремится в Питер. По-моему, Чибисова. Ему очень не нравится наше плавание. Да он здесь и бесполезен. А потом… пошлите Спиридония… Он тоже рвется в Россию.
Два гонца в Санкт-Петербург
Командир не возражал, и два рапорта были немедленно изготовлены, — один был вручен Чибисову, а другой, скрытый в конверте, на котором был написан адрес матери Ильи, был вручен Спиридонию, как простое, но очень важное письмо от Ильи к его матери. Илья потребовал, чтобы письмо это было зашито в ряску.