интересах было оберегать Утту от лишнего напряжения и вбирать в себя то, что она могла мне дать. Но я с неудовлетворением заметила, что когда она следовала собственным желаниям, она была гораздо сильнее и могла сделать много больше, чем то, о чем я ее просила.
Я знала, что должна всячески ублажать ее, если хочу получить назад утраченное, и иметь ее в качестве буфера между мною и мужчинами клана, особенно Сокфором, который преследовал меня взглядами, что было действительно опасно. Если бы я вернула себе хоть какую-нибудь часть своей власти, я освободилась бы от этой опасности: настоящую колдунью нелегко взять против ее воли. Моя мать однажды доказала это в крепости Верлейн, когда один из надменных дворян Карстена хотел сделать ее своей наложницей.
Так что я склонила свою волю перед волей Утты. Она была не просто довольна, она торжествовала и почти лихорадочно работала со мной долгие часы, стараясь сделать меня равной себе, насколько могла. Я думаю, это было потому, что она уже много лет искала ученицу и не находила, и теперь все ее надежды сосредоточились на мне.
У нее было мало техники Мудрых женщин, и ее таланты в основном были сродни колдовскому искусству, а не волшебному, так что мне, возможно, было легче приспособиться к ее обучению. Скоро меня начало раздражать, что ее мозг скачет от одной части знаний к другой, вовсе не связанной с предыдущей, и то, что я впитывала, стараясь изо всех сил, было множеством концов и начал, которые, казалось, невозможно привести в порядок.
Я уже начала бояться, что так и останусь ее помощницей, без достаточно прочных знаний в каком- либо направлении, чтобы они послужили мне самой. Вполне вероятно, что именно этого она сама и хотела.
После первых дней путешествия мы дважды устраивали долгую стоянку — один раз на десять дней — во время которых охотники пополняли наши запасы. Перед каждой охотой Утта работала со своей магией, заставляя меня добавлять туда и мою силу.
Результатом ее колдовства были детальные описания, вложенные в мозг охотников, не только мест, где находилась дичь, но и мест, находящихся под влиянием Тени, которых следовало тщательно избегать.
Такие занятия сильно истощали ее, и мы потом не работали по крайней мере день. Но теперь я поняла ценность ее дарования для этого народа и какие опасности и промахи подстерегали кланы, не имевшие такого стража.
На тридцатый день наши сани свернули в узкую долину между двумя грядами утесов, изборожденную замерзшими ручьями.
Мы спустились дальше в узкий конец воронкообразного пространства, где вода уже стояла. Снег здесь стал рыхлым, так что те, кто ехал на санях, не считая Утты, пошли пешком, чтобы облегчить собакам работу.
Наконец снег вообще исчез. Двое молодых людей подбежали, чтобы толкать сани Утты.
На темной земле кое-где появились признаки зелени — сначала мох, а затем трава и кустики. Мы как бы перешагнули из одного сезона в другой всего за несколько шагов.
Было тепло так, что мы сначала откинули капюшоны и распахнули плащи, а затем сняли их. Мужчины и женщины племени оголились до пояса, и я заметила, что моя нижняя туника прилипла к телу от пота.
Мы пришли к потоку. Над нами клубился пар. Я хотела напиться, так как мое горло пересохло, но вода оказалась горячей.
Дыхание этого источника принесло в эту долину почти лето.
Наш ход сильно замедлился — не из-за недостатка снега для прохода саней, а потому что мы время от времени останавливались и Айфинг консультировался с Уттой. Было место, куда клан желал бы войти, но там могли быть опасности. Наконец Утта дала сигнал, что можно идти без страха, и мы вошли в явно излюбленное для лагеря место — излюбленное если не этим кланом, то каким-то другим. Везде были следы старых костров, длинные белые палки, служившие шестами для палаток. Гладкие скалы тоже могли обеспечить добавочную безопасность. Вупсалы быстро устроили более постоянный, чем обычно, лагерь.
Кожаные стены палаток укрепили снаружи новыми каменными стенами, так что в конце концов шкуры остались на виду только на крыше. Благодаря горячему пару в центре этого места требовалось меньше защиты от холода, чем в тех снегах, откуда мы пришли.
Горячий источник снабжал нас водой, не требовавшей подогрева, и мы в нашей палатке тщательно вымылись, что доставило мне истинную радость. Висма достала чистую одежду из разрисованных сундуков и сказала чтобы я надела, как все женщины племени, расписанные символами брюки, широкий, украшенный камнями пояс и множество ожерелий. Она хотела раскрасить мне груди, когда возобновляла рисунки на своих, но я покачала головой. Позднее я узнала от Утты, что мой инстинкт сработал правильно, потому что девственница украшает себя подобным образом только тогда, когда выберет себе воина, а я невольно могла бы вызвать предложение «руки и сердца» какого-нибудь гордого члена племени, принимать которого не собиралась.
Но у меня не было времени углубляться в формальности повседневной жизни, потому что Утта сразу загрузила меня занятиями, давая мне время лишь на еду и сон, я похудела и устала; не знай я раньше муштровки Мудрых женщин, могла бы сломаться, но мне казалось, что сама Утта не страдает, как я.
Она учила меня тому, чем пользовалась для блага клана. Не один раз заставляла меня отвечать на кое-какие просьбы тех, кто приходил к ней. Она сидела и смотрела, а я должна была заменять ее. К моему удивлению, люди клана не обижались на это.
Может быть, присутствие Утты внушало им большее доверие ко мне.
Я научилась излечивающим чарам, чарам для охотников, но в прямое предвидение, которым она пользовалась, она меня пока не включала, и я начала подозревать, что она поступает так намеренно, не желая давать мне возможности контакта с кем-то вне лагеря, что я обязательно бы сделала, поскольку методы такого предвидения и дальновидения, в сущности, те же самые, что и для прямого мысленного поиска.
Мои старания в области личных интересов, похоже, все время встречали препятствия.
Туман, покрывший мои последние дни с Дензилом, рассеялся, и я знала, что значит злоупотреблять этой частью Силы, и что вероятно я никогда не верну ее. Я вспомнила дрожь и жаркое чувство вины, когда Кемок сказал, что я, полностью находясь во власти Тени, пользовалась Зовом, чтобы принудить Киллана выдать Долину. Не удивительно, что теперь эта власть мне запрещена. Такова природа Власти. Если пользоваться ею неправильно или только в личных целях, она может уйти.
Все мои просьбы к Утте позволить узнать мне, живы ли мои братья, оставались без ответа, кроме несколько загадочных утверждений, которые можно было толковать по-разному. Я могла уповать только на нашу крепкую природную связь: я бы знала, если их нет в живых.
Мой счет дней, приколотый булавкой к внутренней стороне куртки, рос, и я подсчитывала, что сделала за это время. Исключая предвидения и мысленный поиск, я уже умела столько же, сколько на втором году обучения у Мудрых женщин, хотя в том, что я теперь изучала, было больше колдовского искусства, чем волшебства. Но и тут еще были пробелы, которые Утта то ли не могла, то ли не хотела заполнить.
Несмотря на то, что нашему лагерю жить здесь было гораздо легче, чем во время путешествий, люди не сидели без дела. Теперь они занялись ремеслами. Меха были выдублены, и из них сшиты одежды, кузнецы стали набирать учеников.
Охотничьи отряды часто уходили из долины горячих источников, и Утта всегда уверяла, что им нечего опасаться. Я сделала вывод, что хотя осенью бывает много рейдеров, зимние месяцы хороши для охоты.
Свободные от этой опасности и от вторжения других кланов, которые были либо истреблены, либо так же подались на запад, вупсалы были в этой местности одни.
Здесь ничего не напоминало Эскор. Мы не видели развалин, не было поблизости мест с дурной репутацией — Тень не успела запятнать их. Люди племени тоже ничем не напоминали Древнюю расу или
