поскользнуться.
Лестница казалась бесконечной, она шла не прямо по склону, а почти сразу повернула влево вдоль скалы, и это укрепило мои предположения насчет того, что этот путь был не естественным, а искусственным.
Наконец мы выбрались на плато.
Солнечный свет, провожавший нас, пока мы взбирались, исчез, низко повисли темные тучи. Вальмонд встал лицом к ветру, раздувая ноздри, словно нюхал, не таят ли эти тучи какого-либо зла. Затем он снял опоясывающую его веревку и встряхнул так, что на ней стали видны блестящие крючки.
— Обвяжемся веревкой, — предложил он. — И если буря застанет нас здесь…
Он повернулся и поглядел вдаль. Я подумала, что он ищет место, где бы нам укрыться от бури.
Я вздрогнула. Несмотря на плотную одежду, которая делала меня неуклюжей, ветер все-таки находил способы колоть меня ледяными пальцами.
Мы поторопились, повинуясь приказу Вальмонда зацепить крючки веревки за наши пояса. Он повел цепочку. За ним шел Киллан, потом Кемок, и наконец Рокнар.
Я была самой неловкой. Во время пограничной войны Рокнару и моим братьям нередко приходилось бывать в горной местности и, хотя у них не было столь долгой практики, как у Вальмонда, они умели достаточно и не казались неуклюжими.
Вальмонд шел, опираясь на посох, и мы следовали за ним, не натягивая веревки.
Тучи быстро сгущались, снег еще не падал, а другого конца плато уже почти не было видно. И вранг не возвращался, чтобы сообщить, что ждет нас впереди.
Вальмонд простукивал посохом дорогу перед собой, как бы опасаясь ловушки, скрытой под невинной с виду опорой для ног, и шел гораздо медленнее, чем мне хотелось бы, а ветер становился все холоднее.
Как подъем по ступеням казался бесконечным, так и эта прогулка могла тянуться часы и дни. Время уже не имело значения.
Если не шел снег, то ветер разметал старые сугробы и окружал нас сбивающей с пути дымкой. Я боялась, как бы Вальмонд не оказался слепцом, ведущим слепцов, и не наткнемся ли мы на какой-нибудь утес вместо безопасной тропы.
Наконец мы отыскали место, где нависшая скала укрыла нас от ветра и снега.
Тут мои спутники держали совет — идти или переждать бурю, которой опасался Вальмонд. Я прислонилась к каменной стене, тяжело дыша.
Холод, который я втягивала в легкие, обжигал. Все мое тело дрожало, и я боялась, что если Вальмонд подаст сигнал идти, я не смогу сделать ни одного шага.
Я была так занята мыслями о своей усталости, что не заметила возвращения вранга, пока его хриплый каркающий голос не оторвал меня от мыслей. Вранг вперевалку вошел под навес. Он сильно встряхнулся, раскидывая во все стороны мокрый снег, а потом присел перед Вальмондом в позе, показывающей, что он сел надолго.
Я решила, что наше путешествие на сегодня закончено, и спокойно уснула, сидя у скалы.
Костра мы не могли развести, потому что не было топлива, и я, коченея, думала, что мы тут замерзнем под ударами ветра, который нет-нет да проникал к нам.
Но Вальмонд был готов ко всему. Он достал из своего мешка кусок материала не шире ладони. Когда он начал разворачивать эту ткань, она становилась все шире, все пушистее и наконец превратилась в огромное одеяло, под которым мы все улеглись.
Мое дрожащее тело оттаяло под его теплом, мои спутники тоже согрелись.
Даже вранг залез под один его конец и сгорбился там.
Одеяло было мягким, как пух, там, где касалось моей щеки, но по виду больше походило на мох. Я рискнула спросить Вальмонда, и он объяснил, что одеяло действительно сделано из растительности, но с помощью насекомого. Небольшой червь, живущий в Долине, питается мхом, а затем прядет нить, чтобы сделать из нее кокон для защиты от непогоды. Зеленый народ давно одомашнил этих червей и кормит их, а из нитей делает такие одеяла. К сожалению, для одного одеяла нужны сотни червей и многолетняя работа, поэтому одеял всего несколько штук, и они являются сокровищами Долины.
Я слышала, как разговаривали мои товарищи, но их слова пролетали мимо моих ушей, как успокаивающее жужжание, и я задремала, потому что уставшее и болевшее тело не могло больше бороться со сном. Все мои страхи как бы улетучились, и я не была больше Каттеей, постоянно опасающейся стать жертвой врага, а просто бездумным телом, до боли нуждавшимся в отдыхе.
Я видела сон; не такой сон-кошмар, от которого просыпаешься с криком, но столь же живой, если не больше. Мне снилось, что я лежу с другими под этим одеялом и с каким-то ленивым удовлетворением жду грохота бури, чувствуя себя в полной безопасности в окружении своих защитников.
Из бури появился поисковый луч, серебряный, живой, и повис прямо над нашими скучившимися телами. Во сне я знала, что этот поиск исходил из другого мозга, имеющего власть. Однако я не считала его злом — просто он отличался от нашего мозга. Конец этого серебряного луча или нити раскачивался, пока не застыл надо мной.
Тут я в первый раз почувствовала какую-то опасность. Когда я призвала всю небольшую защиту, которую имела, лучи исчезли, и я проснулась. Вокруг все было точно так же, как и во сне — все мы лежали, а вдали гремела буря.
Я ничего не рассказала своим братьям, потому что мой сон не мог принести пользы, он только помешал бы им в опасных условиях в горах. Я решила, что если почувствую прикосновение настоящего Зла, то отцеплюсь от спасательной веревки и положу конец своим проблемам, лишь бы не потянуть за собой других.
Мы провели в этом месте остаток дня и ночь. На следующее утро туч уже не было.
Вранг взлетел высоко и, вернувшись, сообщил, что буря кончилась, и все спокойно. И мы пошли.
Тут уже не было ступеней. Мы ползком взбирались по утесам, шли по гребням.
Вальмонд все время так внимательно следил за вершинами над нами, что это угнетающе действовало на нас, по крайней мере на меня, хотя я не была уверена, не боится ли он чего-то еще, кроме лавины.
В середине дня мы нашли более широкий выступ, чем тот, по которому шли раньше, и присели на нем перекусить. Вальмонд сказал, что мы теперь недалеко от прохода, и возможно, часа через два все худшее останется позади. Спустившись со склона, мы повернем на восток. Так что мы с некоторым облегчением пожевали лепешек и попили из фляжек напиток Долины.
Мы прошли через проход за время, предсказанное Вальмондом, и вышли на ведущую вниз тропу, показавшуюся нам несравненно более легкой, чем тот путь, который мы проделали.
Наш проводник призвал к остановке. Он проверил веревки и сказал, что их надо обновить. Мы ждали, пока он рылся в мешке. Вот тогда-то и грянула опасность, которой он боялся.
Я услышала только рев и инстинктивно откинулась назад, а потом покатилась, оказалась засыпана снегом, и больше уже ничего не помнила.
Было темно и холодно, и на мне лежал груз. Когда я полубессознательно попыталась освободиться от этой тяжести, оказалось, что я не могу пошевелить ни руками, ни ногами.
Только голова, шея и одно плечо были свободны, и я лежала лицом кверху. Кругом была тьма. Что случилось? Мы только что стояли у склона горы, чуть ниже прохода, и вдруг я здесь! Мой затуманенный разум не мог связать все это вместе.
Я снова попыталась вытащить руку. Мне с большим трудом это удалось. Рукой в перчатке я ощупала пространство над головой.
Мои полуонемевшие пальцы больно ударились обо что-то твердое и скользкое.
Я ничего не видела в темноте, а осязание мало что сказало — только то, что я захоронена в снегу, а рука, плечо и голова находятся в углублении скалы. Именно это и спасло меня, и я не задохнулась под снегом, который навалился на остальные части моего тела.
Я не могла смириться с таким положением и изо всех сил начала раскапывать снег одной рукой. Я отбрасывала его горстями, и он снова падал мне на лицо. Наконец я поняла, что готовлю себе ту судьбу, от
