Гатея сделала шаг вперед.
— Нет! — крикнул я, стараясь перелезть через камни, спуститься и остановить ее до того, как она ступит на плиты.
Я попытался перепрыгнуть, но вдруг неловко опрокинулся на спину, выронив арбалет. Я беспомощно махал в воздухе руками и ногами, как жук, лежащий на спине.
Наконец мне удалось встать на колени. Я протянул руку вперед и почувствовал, что она уперлась в твердую стену, сделанную как будто из камня. Да, здесь была стена, твердая и невидимая. Я ощупал ее пальцами с обеих сторон, поднялся, вытянул руки вверх, но не достал края. Здесь был барьер, непреодолимый для меня, но позволивший пройти Гатее.
Я взглянул вниз и увидел, что она стоит на краю площади. На колонне справа от нее находился темный диск, а на левой колонне — ярко-голубой. Я видел, как ее губы беззвучно шевелились.
Она медленно опустилась на колени, уронила руки, склонила вперед голову, как будто возносила молитву какому-то божеству. Лепестки цветов все еще плавали в воздухе. Несколько штук опустились на ее голову.
Руки ее двинулись, и она аккуратно подобрала несколько упавших лепестков и сложила их в ладонь правой руки. Вскоре ее голова поднялась, и я смог увидеть ее лицо. Глаза ее были закрыты, как будто она слушала кого-то, старалась запомнить, чтобы передать другому.
Она снова поклонилась, прижимая к груди горсть лепестков. Затем она поднялась, повернулась с видом человека, выполнившего свою задачу, и тут барьер, преграждавший мне путь, исчез.
Я протянул руки вперед, но ни на что не натолкнулся. Но все же я не прыгнул вниз, как намеревался. Это было бы святотатством. Я замотал головой, стараясь освободиться от наваждения. Но я знал, что это было не наваждение, это была настоящая реальность. Я не мог заставить себя войти в Лунное Святилище, хотя там не было никаких признаков зла. Просто я понимал, что оно не для таких, как я. Войдя туда, я мог бы разрушить то прекрасное и драгоценное, что было выше моего понимания.
Затем я пошел к Гатее, чтобы присоединиться к ней, и только спустя некоторое время понял, что она идет на юг. Очевидно она больше не желала идти со мной. Кот шел рядом с ней все время, пока я стоял и смотрел ей вслед, не зная, что делать, или что сказать.
А затем серебристое тело мелькнуло в воздухе в грациозном прыжке. Кот оставил ее, направившись на юго-запад. Очевидно он пошел один, отыскивая свой собственный путь в горах. Я стоял и смотрел, как Гатея уверенно идет вперед, и она ни разу не оглянулась и не сказала ни слова прощания.
Когда я наконец понял, что она возвращается к своей хозяйке, я пошел по своему пути.
Что из того, что я видел, я мог рассказать Гарну? Я еще никогда ничего не скрывал от него. Но теперь я знал, что то, чему я был свидетелем, не только не мое дело, но и не самого Гарна. Ведь он может даже приказать разрушить Лунное Святилище, да эта мысль мелькнула у меня в мозгу. Я хорошо знал, что он не признает те элементы неизвестного, которые нельзя объяснить просто и понятно, и он будет разгневан, если узнает, что Гатея обнаружила здесь нечто, что не укладывается в рамки его отношения к действительности. И я тоже обнаружил. Эта невидимая прочная стена была конечно не сном.
Птицы, да, о них я должен рассказать. Ведь Гатея предупредила, что они могут нападать и на наших овец. Так что нам следует подготовиться к такому повороту событий.
И пока я спускался в долину, я составил свое сообщение Гарну. В то же время я очень хотел узнать, кому же молилась Гатея в Лунном Святилище, и что еще можно найти в этой стране — доброго, или злого — если получить свободу и изучать ее.
4
Хотя я был первым, кто испытал враждебность птиц, я вовсе оказался не последним. Когда мы углубились в лес и стали рубить огромные деревья, необходимые для постройки большого холма, который должен был послужить нам убежищем в первую зиму здесь, вокруг нас собралось огромное количество этих птиц. И однажды дети, которые пасли наших овец, вдруг стали кричать и размахивать палками. Оказалось, что птицы набросились на новорожденных ягнят, на которых мы возлагали большие надежды, ведь это был первый приплод в новой стране.
Гарну пришлось выделить для охраны стада охотников с луками, отрывая их от работы. Но птицы оказались дьявольски хитры и ловки, они ускользали от стрел самых метких стрелков. Недовольство и раздражение Гарна и людей против птиц все росло — ведь они стали постоянной угрозой для нас.
И в один прекрасный день мы вдруг поняли, почему птицы стали проявлять такую бешеную агрессивность. Гигантское дерево рухнуло под нашими топорами, подмяв собой густой кустарник и показав нам, что в нашей долине Лунное Святилище не единственное, оставшееся от Прежних.
Снова перед нами стояли колонны, открывшиеся нашим взорам после того, как густой кустарник был придавлен деревом. Теперь их было семь. Высотой в человеческий рост они стояли так близко друг к другу, что между соседними едва могла пройти человеческая рука.
Эти колонны были сделаны из грязно-желтого камня, совсем непохожего на те камни, из которых состояли горные хребты, служащие границами нашей территории. Поверхность колонн была гладкой, хотя они долго подвергались воздействию погоды и растений. Они казались сделанными из замерзшей жидкой грязи. В каждую из колонн была врезана пластинка, и на каждой из пластинок вырезан символ, причем ни один из символов не повторялся дважды.
И как только лучи солнца упали на эти колонны, поднялся дикий крик птиц. Они начали бешено кружиться в воздухе, и их движения были столь угрожающими, что Гарн отдал приказ отойти назад, оставив упавшее дерево лежать там, куда оно упало.
К счастью, как мы решили, птицы недолго предавались гневу. Они собрались в стаю и полетели на запад, не обращая ни малейшего внимания на нас. И они больше не вернулись. После трех дней свободы от этих надоедливых и крикливых созданий Гарн приказал вывезти дерево. Ему не нужно было предупреждать нас о том, что нельзя приближаться к этим колоннам, и о том, чтобы мы не углублялись в лес в этом направлении. нам самим не хотелось больше приближаться к этим колоннам.
Тяжелая работа по вспашке первых полей была завершена, первые зерна легли в землю. И все мы очень волновались, пока не показались первые всходы. Мы не были уверены, что наши зерна приживутся в чужой почве. И теперь только стихийные бедствия, которые хорошо известны тем, кто выращивает хлеб, могли помешать нам собрать первый урожай, пусть даже небольшой.
Несколько женщин под руководством Фастафеи, старой няньки Инны, а теперь домоправительницы Гарна, собирали дикорастущие плоды. Здесь были вишни, а также какие-то ароматные травы. Хотя звезды над головой здесь были совершенно иными, земля была во многом подобной той, откуда мы пришли.
Стены холла уже поднялись, конечно не из камня — камень был нам пока не по силам, — а из бревен. Это было одно большое здание, разделенное перегородками на отдельные секции для каждой семьи. Широкий центральный зал был предназначен для еды. Так было во всех кланах. В одном и другом конце длинного здания были сделаны большие очаги. Еще один был установлен в центре. Он был сделан по указаниям самого Стига, большого мастера по таким делам. Он сам отбирал камни из реки для того очага. Когда здание было подведено под крышу, мы устроили небольшой праздник по случаю окончания строительства первого нашего дома здесь. Младшего сына Стига выбрали для того, чтобы он влез на крышу и закрепил под коньком травы, собранные женщинами.
Для наших небольших стад мы сделали небольшие загоны. Мы еще не знали, насколько суровы зимы в этой земле. А тем временем, когда строительство было закончено, те из нас, кто мог охотиться, ежедневно ходили на охоту, чтобы запасти и насушить мяса на зиму. Рыбы в нашей реке оказалось очень много, и за сравнительно короткий срок мы засолили несколько бочек.
Это было время работы и мы не видели никого из других кланов. Я ждал возвращения Братьев. Но никто не прибыл к нам. Ни Братья, ни люди из клана Тугнеса, которым для этого нужно было бы пересечь горный хребет. Каждый раз, когда выпадала моя очередь патрулировать в горах, — Гарн все еще заставлял нас делать это, — я останавливался у Лунного Святилища, пытаясь обнаружить свидетельства того, что Гатея побывала здесь.
