тонкого в кости.
Все вместе это придавало ей изящества, но и создавало впечатление невинности. Чак, к примеру, после первой ночи, проведенной с Линдой, признался, что, увидев подругу обнаженной, был просто поражен и даже хотел повременить с «интимом». Девушка показалась ему самим воплощением чистоты, на нее хотелось только смотреть. Хотя потом, конечно, у него подобных мыслей уже не возникало.
В ее положении были и свои плюсы. Мужчины не могли не обернуться, когда Линда появлялась на пляже в бикини. Есть женщины, на которых представители сильной половины человечества реагируют стремительно и однозначно, словно в мозгу звучит команда «секс». Глядя же на Линду, они неожиданно вспоминали, что женщины созданы не только для постельных утех, но и для возвышенных чувств и поклонения.
Однако были и минусы. Пока Линде не исполнилось пятнадцать-шестнадцать, впечатление, производимое внешним обликом, не вводило людей в заблуждение по поводу ее возраста. Но потом она как бы психологически переросла собственную фигуру. Внешне она и вправду напоминала подростка, особенно если надевала какие-нибудь старые вещи. К тому же Линда не красилась и все знакомые в один голос уверяли, что в ее чертах сохранилась некоторая доля детской наивности и доверчивости. Отчасти это льстило: даже когда тебе только двадцать три, приятно знать, что ты выглядишь моложе. Но теперь, похоже, судьба сыграла с ней злую шутку.
– Простите, – начала Линда сдержанно. Теперь поведение Джона стало ей понятно, а какие претензии можно предъявлять к человеку, если он искренне уверен, что имеет дело с ребенком? – Я бы хотела уточнить некоторые моменты. Дело в том, что вы, вероятно, считаете меня ребенком, но это не так. Я взрослый человек. Давайте знакомиться, Линда Кроу.
Теперь уже она протянула руку для приветствия.
– Очень приятно, мисс Кроу. – Джон, кажется, тоже поостыл.
Он ждал чего-нибудь подобного. Разумеется, в обществе взрослого мужчины эта маленькая обманщица захочет казаться старше своих лет. На деле ей около пятнадцати, может чуть больше, но какая девочка упустит шанс поиграть в настоящие отношения. Ведь, чего доброго, поверят, будут относиться как к взрослой! Мечта любого подростка. Сколько Ил когда-то потратила сил, косметики и времени, чтобы выглядеть хоть на год старше. Да, Джон знал этот фокус и не собирался на него поддаваться.
– И все-таки давай будем откровенны с самого начала. – Он добродушно улыбнулся. – Скажи правду: ведь тебе не больше шестнадцати, да? Не нужно лгать, ничего хорошего из этого не выйдет. Прости, я задел твои чувства, позволив себе заняться лечением, но, поверь, это было необходимо…
– Подождите. – Линда не совсем поняла ответ. Этот человек, что, не верит ей? – Я же говорю, что уже давно совершеннолетняя.
– А я говорю, совершенно зимняя, – усмехнулся Джон. – Послушай, перестань, только зря поругаемся, а нам с тобой здесь полмесяца жить бок о бок.
– Но для чего мне обманывать? – Линда даже руками развела, не удержалась.
Джон только улыбнулся в ответ, словно говоря: сама знаешь. Неясное беспокойство охватило Линду. А если он не поверит? Ведь теперь она в его власти, и на довольно долгий срок.
– Но я не лгу, мне двадцать три года! Был бы паспорт, я бы предъявила! Узнайте, где хотите. Кто такая Линда Кроу вам любой в Анкоридже скажет!
– Прости, но я почти ни с кем не общаюсь. – Джон уверенно провел в воздухе рукой, словно отсек себя от окружающих людей.
Вот же настырная! Не лгу, и все тут, хоть тресни! Даже Ил в свое время была более доказательна. Она, по крайней мере, не упиралась в стену рогом голословно. Джон снова почувствовал, что выходит из себя. Это же надо! За один-единственный вечер!
– Я даже владею акциями компании отца, – продолжала Линда. – И вообще, я просто не понимаю, какой мне смысл врать в подобных вещах, как будто от этого я скорее поправлюсь или дороги быстрее расчистят. Абсурд! Вы хотели откровенности, а сами обвиняете меня во лжи, причем совершенно неоправданно. Так ответьте, зачем мне врать?
– Зачем? – Джон криво улыбнулся. – Хорошо, если ты хочешь услышать это от меня, я озвучу твои мысли. Тебе хочется меня провести. Поиграть во взрослую женщину, покомандовать мной. Еще бы, остаться в хижине посреди гор со взрослым человеком – скучища, это же теперь шагу не дадут ступить без контроля. А я тебе говорю: можешь врать, сколько влезет, – не поможет. Будешь делать, как я сказал и что я сказал. Поняла?
Договорив последнюю фразу, Джон почувствовал, что хватил через край. И чего он так взъелся? Ведь Линда пока ничего такого не сделала, и вообще, может, она довольно милый ребенок, только уж очень хочет казаться взрослой. Определенно годы одиночества привели к окончательной утрате навыков общения. Ведь Линда пока не отказывалась подчиняться, даже словом не обмолвилась ни о чем таком. Ну, возмутилась насчет одежды. Что поделаешь, не может же в самом деле девушка обрадоваться, что ее раздел незнакомый мужчина? Джон смутился: получилось, он принял ожидаемое за действительное.
Линда, несколько обескураженная, собиралась с мыслями и молчала. Что тут ответишь? Он уже все решил, все осмыслил. Шестнадцать лет. И ведь не докажешь. Девочка и девочка, хоть убей!
Наконец она нарушила молчание:
– Я очень благодарна вам за мое спасение… – Голос ее дрогнул, сложно было подбирать слова. – И с радостью приму вашу помощь в моем лечении, но я прошу… прошу обращаться со мной соответственно моему возрасту. Повторяю: мне двадцать три года, идет двадцать четвертый. Если вас это не устраивает, ничего не могу поделать. Но я не потерплю общения в директивной манере.
Джон чувствовал, что девочка отчасти права. Действительно, кто дал ему право ею распоряжаться. Но уступи он сейчас, потом, глядишь, вообще будет не удержать. Да, с самого начала он повел себя неправильно и теперь уж деваться было некуда.
– Ты очень хорошо говоришь. – Джон кивнул в знак одобрения. – Но из нас двоих кто-то должен позаботиться о твоем здоровье. Сама ты еще мала для этого, потому позволь мне решать за тебя многие вещи, которые, быть может, родители дома тебе доверяют. У нас особые обстоятельства. Не будем препираться. Просто слушайся меня, и все. А что касается твоей одежды, то снять ее с тебя я был вынужден, чтобы выяснить, не сломаны ли кости, и растереть наиболее пострадавшие от холода участки кожи. Опять же ушибы. Думаю, ты захочешь, чтобы они быстрее прошли. А теперь перестань утверждать, что ты уже взрослая, и дай мне осмотреть руку и ногу еще раз. Потом мы вместе попытаемся выяснить, от чего у тебя поднимается температура.
Линда прямо-таки опешила от подобных слов. Замечательно! Две недели в навязанной роли младенца, который не отдает себе отчета в своих действиях. Она понимала, что спорить сейчас, да и позже, абсолютно бесполезно. А возразить ой как хотелось!
– Хорошо, как вам будет угодно. – Она снисходительно протянула больную руку. – Я попрошу только называть меня на «вы», оставьте за мной хоть эту привилегию.
– Посмотрим. – Джон подмигнул своей пациентке. – Итак, мэм, я должен вас осмотреть.
Дальше Линда только размышляла, почти не следя за происходящим. Снежная тюрьма, заточение. Да еще такое отношение! Разве она дала повод? Да, можно понять этого человека, ошибиться в ее возрасте недолго. Но он же просто не желает слышать ничего другого!
Периодически боль давала о себе знать, и Линда вскрикивала. Джон уточнял:
– Здесь болит? Так, а здесь?..
Сон подкрался незаметно. Вечер отнял последние силы, мозг уже отказывался работать. Без одежды так без одежды, не голая же она в самом деле лежит. Все-таки одеяло есть, хотя не мешали бы еще простыни, чтобы не кололось. Однако Линда так устала, что уже не в состоянии была даже попросить об этом. Кажется, она промямлила что-то вроде «шерстяное, не надо», но, возможно, только подумала.
– Ладно, температура подождет до утра. – Это были последние услышанные ею слова.
В следующий момент холодное полотенце легло на лоб. Запахло какими-то душистыми травами. Спать… И будь что будет, скорее бы только закрыть глаза.
4
Линда не сразу поняла разницу. На стенах висели те же шкуры, между ними все так же проглядывали бревна, дрова горели в камине, а потолок нависал так низко, только руку протяни. Но уже отчасти знакомые предметы выглядели как-то иначе, словно более радостно. И внезапно она поняла: просто вчера здесь царил полумрак, лишь свет ночника да еще огонь камина освещали помещение, и от того оно как будто сужалось. Теперь же комнату заливал яркий свет зимнего солнца. И все кругом словно преобразилось. Ушли таинственность, мрачность, а вместе с ними и враждебность.
Линда будто освоилась здесь за одну ночь, хотя в ее голове события вчерашнего вечера сохранились в весьма странной и обрывочной форме: фрагменты разговора с Джоном, его дурацкая ошибка относительно ее возраста и снятая с нее одежда. Все переплелось, спуталось, и уже было неясно, что же считать ошибкой: то ли отсутствие одежды, то ли сам разговор о ней… Уф! Линда не могла навести порядок в собственных мыслях, а очень хотелось. Четкими были только две вещи: его зовут Джон, и он считает ее малышкой. А где, собственно, он сам?
Линда еще раз окинула комнату взглядом и лишь сейчас заметила две двери. Одна, прямо напротив кровати, вела, по всей видимости, в кухню. Другая – с боку – неизвестно куда. Заглянуть в нее Линда не могла, поскольку для этого нужно было встать. Итак, в комнате никого, но есть два выхода.
– Джон! – позвала Линда.
У нее немного кружилась голова, и даже просто приподняться на руках казалось невыполнимой задачей.
– Джон, где вы?
Никакого ответа. Может, куда вышел? В любом случае лучше подождать, чем сейчас подняться и потом, упав в обморок, оказаться голой на полу. А Линда сейчас как никогда чувствовала, что ни на что большее, пожалуй, не способна. Обнаженное тельце на холодном полу в хижине Джона! Романтика, сил нет!
Кстати, пока есть время, стоит подумать о новых доказательствах ее возраста. Нельзя же в самом деле с этим смириться! А чем, собственно, она располагает? Никаких документов нет. Знакомых, которые могли бы подтвердить ее слова, тоже. Внешность? Ну уж как она выглядит, этому Джону известно не хуже нее самой. Скверно. Очень скверно. А начать снова что-либо утверждать голословно как-то нелепо…
Сегодня голова, что ни говори, была более ясная, чем накануне, и Линду стала мучить совесть. Этот человек выкопал ее из-под снега, принес сюда, растер обмороженные участки кожи, возился с хладным в прямом смысле слова телом, а теперь готов пожертвовать своим покоем ради нее. Ведь не зря же он живет в подобной глуши.
Ей стало стыдно. Стыдно и не по себе. С одной стороны, вроде не хочется, чтобы тебя считали маленькой. А с другой – Линда уже успела почувствовать себя ему обязанной. Ну, уступи уж, будь человеком! Выяснять отношения с первого дня, мелочно и скрупулезно выискивать доказательства стоит ли? Конечно, надо еще раз попробовать объяснить, а уж если не получится, так, значит, не судьба. И Линда облегченно вздохнула: всегда чувствуешь себя лучше, выработав линию поведения, словно обретаешь точку отсчета.
И тут она вдруг почувствовала, что одеяло не колется. Очень хорошо помня со вчерашнего вечера, как неприятно лежать под тяжелым слоем грубой шерсти,
