И поэтому не был с остальными, когда постоянную вибрацию, заполнявшую коридоры корабля, перекрыл новый звук. Раф застыл, ледяной страх сковал его мышцы. Неужели сигнал катастрофы?
Он взглянул на лампу в конце короткого коридора. Нет, красного сигнала тревоги нет. Значит, это не опасность – но что тогда?…
Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: это не сигнал тревоги, нет, такой же звук сопровождал их в начале полета; они уже почти потеряли надежду услышать его снова. Удалось!
Пилот без сил прислонился к стене, глаза его жгло, руки дрожали. Он понял, что никогда на самом деле не надеялся на успех. Но у них получилось! РК-10 добрался до звезд!
– Подготовиться к прорыву, подготовиться к прорыву! – Это бестелесный голос капитана Хобарта; он почти неузнаваем от переполняющих его чувств. Раф повернулся и, спотыкаясь, направился назад в каюту, чтобы снова броситься на койку и привязаться.
Он скорее услышал, чем увидел, как Вонстед следует его примеру; впервые за долгие месяцы он молчал, готовясь к переходу, который вернет их в нормальное пространство, к звездам. Раф сломал ноготь, застегивая пряжки.
– Положение красное, положение красное, привязаться для перехода… – звучал со стены голос Хобарта. – Один, два, три… – послышался отсчет… – десять. Приготовиться!
Раф забыл, что такое переход. В первый раз он испытал это состояние под действием успокоительного. На этот раз хуже, чем в прошлый, гораздо хуже. Он пытался закричать, выразить протест против пытки, терзающей мозг и тело, но не смог испустить даже слабый стон. Это невыносимо…, можно сойти с ума…, или умереть…, умереть…, умереть…
Он пришел в себя, ощущая во рту вкус крови; болели глаза, Раф с трудом попытался сосредоточить взгляд и разглядеть слишком знакомую стенку. Слышался голос, отступал, снова приближался, заполняя воздух; наконец слова приобрели смысл, в них звучало торжество!
– Получилось! Мы сделали это, парни! Звезда класса Солнца, три планеты. Мы устанавливаем орбиту…
Раф облизал губы. Слишком трудно воспринять все сразу. Итак, они своего добились, половина рискованного предприятия осуществлена. Они вырвались из собственной солнечной системы, совершили большой прыжок, и теперь перед ними неизвестное. Оно в пределах их досягаемости.
– Слышишь, парень? – спросил Вонстед. Голос его больше не звучал жалобно, таким твердым Раф его вообще не помнил. – Мы прошли. И снова коснемся почвы! Почва… – он замолчал, словно погрузившись в мечтательность.
На корабле что-то изменилось. Устойчивое гудение, от которого болели уши, которое проникало в кости, когда корабль преодолевал чуждое гиперпространство, теперь сменилось довольным урчанием, словно корабль тоже радовался успеху их отчаянной попытки. Впервые за долгие утомительные недели Раф вспомнил о своих обязанностях. Они начнутся, когда РК-10 на огненной подушке опустится на новую планету. Он должен собрать и подготовить небольшой исследовательский флаер, сесть за приборы управления, поднять машину и вывести ее из корабля. Нахмурившись, он мысленно начал повторять все, что необходимо сделать, как только они сядут.
Из контрольной рубки поступала информация. Открыли иллюминаторы в обычное пространство, включены двигатели корабля, полет происходит под управлением космонавтов-пилотов. Целью их будет третья планета, на которой есть атмосфера и вода.
Те, кто не был занят на вахте, столпились перед экраном. Планета выросла из точки в шар размером с апельсин. Все забыли о времени; в глубине сердца никто не надеялся увидеть это чудо на экране. Раф знал, что в контрольной рубке ведутся непрерывные записи; корабль перешел на тормозящую орбиту; если повезет, это орбита приведет их на поверхность нового мира.
– Города…, это, вероятно, города! – Все завороженно смотрели на экран. Лабле, ксенобиолог, сидел, вцепившись в нижний край экрана; он, не отрываясь, смотрел на изображение; остальные обменивались замечаниями. Неужели на самом деле города?
Раф прошел по коридору к закрытому помещению, где находится машина и оборудование, за которое он отвечает. Последние часы ожидания самые тяжелые. Если только они смогут сесть!
В тренировочных полетах, которые теперь кажутся такими далекими, он ходил по ржаво-красным пустыням Марса, бродил в защитном скафандре по кратерам мертвой Луны, побывал и на крупных астероидах. Но каково будет ходить по земле, согретой лучами чужого солнца? Ожило воображение, о существовании которого не подозревали его начальники. Сказывалось наследие смеси множества рас. Раф ушел в каюту, сел на койку и смотрел на свои умелые руки механика, на самом деле не видя их; в сознании его возникали чудеса, которые он сможет увидеть через несколько часов, последних часов заключения в этом металлическом корпусе, который он уже привык ненавидеть.
Он знал, что Хобарту тоже не терпится сесть, но и ему, и остальным членам экипажа казалось, что они слишком медленно входят в атмосферу планеты. И только когда поступил приказ пристегнуться и подготовиться к посадке, все почувствовали удовлетворение. Корабль опускался под углом, переходя от ночи ко дню и снова к ночи, кружа вокруг неведомого шара. Больше они не могли смотреть на цель своего полета. Будущее целиком зависело от мастерства тех троих, что сидят за приборами, и больше всего от рассудительности и умения самого Хобарта.
Капитан вел корабль вниз на тормозящих ракетных двигателях, РК-10 встал на стабилизаторы, он превратился в огненный палец, устремленный в небо и окруженный облаками дыма от загоревшихся при посадке кустов.
Началось новое ожидание; измученному экипажу оно казалось бесконечным; нужно было проанализировать состав атмосферы, осмотреть окружающую местность. Но вот дан сигнал готовности, выдвинута рампа, и собравшиеся у люка еще несколько мгновений колебались, хотя путь перед ними был открыт.
За выгоревшим кольцом вокруг корабля раскинулась волнистая равнина, поросшая высокой травой, которая колыхалась на ветру. Свежий ветер очищал легкие от затхлого воздуха корабля.
Раф снял шлем и высоко поднял голову, обдуваемую ветром. Он словно купался в воздухе, смывая грязь долгих дней заточения. Сбежал по рампе, опередив небольшую группу собравшихся, и опустился на траву, потрогал ее руками, испытывая легкое потрясение от ощущения необычности.
Широкая полоса неба над головой не вполне голубая, как он сразу же заметил. Легкий оттенок зелени, и по небу движутся серебряные облака. Но, если не считать травы, они словно оказались в центре мертвого мира. Где же города? Или они были рождены воображением?
Немного погодя, когда первое ощущение чудесного чуть ослабло, Хобарт призвал всех к исполнению прозаических обязанностей, к устройству базы. И Раф занялся своими делами. Открыли запечатанный склад, кран переносил оборудование на поверхность. Наутро все уже будет снаружи.
Ночь провели в корабле, хоть и против своей воли. После испробованной свободы тесные каюты давили, действовали как порьма. Раф лежал на матраце не в состоянии уснуть. Ему казалось, что даже сквозь тяжелые плиты корабельной брони он слышит вздохи свежего ветра, призыв мира, который открытым лежит перед ними. Мысленно шаг за шагом он выполнял процедуры, за которые завтра будет нести ответственность. Разгрузка небольшой машины, сборка корпуса и двигателя. И незаметно уснул, спал так крепко, что утром Вонстеду пришлось его расталкивать.
Раф поспешно проглотил еду и еще до рассвета занялся работой. Но как бы он ни был поглощен ею, все время посматривал на почву, по которой ступали его башмаки, на высокую траву; с неослабевающей дрожью постоянно вспоминал, что это не его родная земля или трава, что здесь никогда раньше не стоял человек. Это новая планета в новой солнечной системе.
Сказались подготовка и многочисленные тренировки. К вечеру флиттер был собран, лишь двигатель еще лежал на поворотной площадке: Маленькая группа совершила вылазку и, вернувшись, рассказала о небольшом ручье, скрытом в углублении равнины, а Вонстед принес пушистого зверька размером с кролика, которого убил на берегу.
– Он совсем ручной. – Вонстед гордился добычей. – Глупый зверь просто стоял и смотрел на меня, когда я бросал камень.
Раф поднял маленькую тушку. Шерсть красновато-коричневая, густая и очень мягкая на ощупь. Грудка желто-белая, передние лапки короткие и удивительно напоминают руки. Неожиданно Раф пожалел,
