что он может стоять и не падать, то снова натянул веревку. Поскольку стул стоял возле Фитча, тому ничего не оставалось делать, как взобраться на него. Он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, а глаза у него чуть не вылезли из орбит, потому как Фитч понимал, что с ним случится, если он потеряет равновесие. Я же привязал свободный конец веревки за перекладину у стены и встал перед Фитчем, напустив на себя самый свирепый вид.
— Ты болван и кретин, — процедил я сквозь зубы, — неужели и вправду подумал, что я настолько глуп, что дам отвезти себя на поводке к Роделю? Думаешь, я так и поверил, что от моего появления Модести Блейз станет легче? Я отыщу Роделя. Через двадцать минут я свяжусь с людьми в Лондоне, Ливерпуле, Глазго, Кардиффе. Он играет не на своем поле, и его живо найдут. Может, я не успею помочь Модести, но зато успею прикончить мерзавца. Ну, а ты, Фитч, до тех пор останешься здесь, покачайся маленько на веревке…
Я чуть наклонил стул, и Фитч соскользнул с него. Потом я поставил стул чуть в стороне и направился к внутренней двери. Между двумя дверьми расстояние в четыре фута, и потому я мог притаиться и проследить в щелочку за Фитчем. От падения со стула он не сломал себе шею, да и петля была такой, что если на ней повиснешь, то задохнешься не сразу. Фитч чуть свесил голову, мышцы шеи напряглись до предела. Он качался, пытаясь дотянуться ногой до стула, который я умышленно оставил неподалеку. Я решил, что это у него получится, и потому закрыл вторую дверь и помчался по тропинке к автостоянке.
Дорис уже закрыла пивную, и на стоянке находился лишь «ягуар». Машина была заперта, но это задержало меня на десять секунд. На заднем сиденье валялись наручники на короткой цепочке. Они предназначались для меня в конце пути.
Я быстро вернулся в «спортзал», открыл внешнюю дверь, затем распахнул внутреннюю и пробежал мимо Фитча в мастерскую. Но в последний момент я вдруг резко затормозил и обернулся, глядя на него с большим удивлением. Он стоял на стуле на цыпочках, чуть наклонившись, и дышал с таким скрежетом, словно кто-то пилил фанеру. Лицо его распухло и стало багрово-синим. В его взгляде появилась странная глубина, и эти два колодца были заполнены ужасом.
— Шалишь, Фитч, — сказал я и снова столкнул его со стула. Он прохрипел было: «Послушай», но веревка захлестнула ему горло, и он закачался, судорожно работая ртом, словно продолжал говорить. Я двинулся от него со стулом в руках, затем остановился, словно у меня возникли сомнения. «Ладно, — процедил я так, как будто меня распирала ненависть, — если хочешь помедленней, так хрен с тобой». И я снова поставил стул неподалеку от него.
В мастерской я стал собирать вещички: положил в сумку пару-тройку ножей, кольт тридцать второго калибра, потому как это оружие очень уважает Принцесса, разные медицинские принадлежности, а также кое-что еще полезное в таких делах. Когда я вышел в зал, Фитч опять взобрался на стул, но весь дрожал и шатался, пытаясь сохранить равновесие. Я прошел мимо и буркнул:
— Желаю приятно провести время.
Он заговорил хрипло, словно человек, у которого хронический бронхит:
— Гарвин… обожди… Она в замке Гленкрофт… — Он продолжал шевелить губами, но у него кончился воздух в легких. Я медленно подошел к нему, взялся рукой за спинку стула и сказал:
— Хитрая сволочь.
Он с шумом вдохнул воздух. Лицо его было в пятнах. Если можно завопить шепотом, то именно это он и сделал:
— Святая правда… Замок Гленкрофт… Инвернесс.
Я понимал, что он не врет. Он даже не пытался поторговаться, потому как понимал, что на это у него не будет времени. Он просто выложил все, что знал, и теперь смотрел на меня дикими глазами, надеясь на чудо. Я сказал недоверчиво:
— Ты должен был, значит, отвезти меня в Инвернесс?
Он кивнул, потом кое-как выдавил из себя:
— Ехать всю ночь. Завтра к полудню… срок.
Ну что ж… Я провел в уме подсчеты. По времени и расстоянию все совпадало. Ну, а Фитчу сейчас было трудно состряпать какую-нибудь убедительную небылицу. Я подошел к стене, отвязал веревку. Фитч свалился со стула и лежал на полу, тяжело дыша. Я открыл свою сумку, вынул шприц. Он не пытался сопротивляться. Я вколол ему дозу. Три грана фенобарбитонала. Это означает долгий крепкий сон.
Обращение не из деликатных, но он проснется с головой на плечах и уже за это скажет мне спасибо.
Затем я вернулся в мастерскую и оттуда позвонил Венгу, который вел хозяйство в доме Модести Блейз. Он сказал, что хозяйка в своем загородном коттедже в Уилтшире. Я сообщил ему свои новости. Он маленько одурел. Я коротко изложил ему суть и велел, не теряя времени даром, мчаться ко мне и заняться Фитчем.
На Венга можно положиться. У него хватит ума отыскать ключи Принцессы от спортзала, он свяжет Фитча так, что будет виднеться только нос, и станет караулить его с пистолетом наготове целую неделю, если того потребуют обстоятельства.
Я положил трубку, взял сумку и отправился в бар. Леди Джанет сидела в гостиной и смотрела журнал. Сначала она осведомилась своим мягким мурлыкающим голосом:
— Ну, что случилось с твоим приятелем? — Потом взглянула на меня и вскочила так, что и не скажешь, что у нее протез:
— Вилли, что стряслось с тобой?
Я стал складывать в сумку карты и путеводители по Шотландии, успев только буркнуть:
— Извини, Джен. Свидание откладывается. У меня неприятности.
Я отыскал в путеводителе замок Гленкрофт. На него было отведено три строчки, и он описывался как укрепленный дом. Что ж, судя по всему, он не отличался размерами, просто старинный особняк с зубчатыми стенами.
— Ее высочество? — осведомилась Джанет. Так она величает Модести. Поначалу в этом обращении хватало ехидства, но потом они познакомились — когда Принцесса гостила у меня, — и все стало на свои места. Джанет по-прежнему называла ее за глаза «ее высочество», но уже в шутку, без подначки.
— Ее поймали, Джен, — сказал я. — Старые счеты. Ничего хорошего. Это люди, какие могут присниться только в кошмарном сне. Они увезли ее в замок Гленкрофт и завтра в полдень начнут резать ее на куски.
У Джанет, понятно, возникли разные вопросы, но она не стала ничего спрашивать. Я подошел к телефону, а она, положив руку на плечо, сказала:
— Но Принцесса ведь умеет за себя постоять.
Так-то оно так, если бы только знать наперед, что случится. Я это и сказал Джанет, пока искал телефон Дейва Крейторпа. У него есть самолет «бигл-пап», который стоит неподалеку от «Мельницы». Он уже не раз возил нас с Принцессой в разные места, и я молил Бога, чтобы Дейв был дома и согласился лететь или по крайней мере одолжил мне самолет, чтобы я сам слетал в Глазго.
Пока я ждал ответа, Джанет спросила:
— Кого ты хочешь найти, Вилли? И зачем?
Когда я объяснил ей, она разъединила телефон.
— Господи, у отца есть «бичкрафт барон» в Хитроу. Он прилетел на нем во вторник и пока что находится в Лондоне. Я сама доставлю тебя в Глазго.
Батюшки! Папочка-граф! Я не стал выяснять, позволит ли он ей такое, потому как подозревал, что она не станет утруждать себя просьбой. И в Хитроу никто не посмеет остановить ее, потому как она окинет их взглядом, в котором они сразу увидят десять поколений шотландских графов. К тому же «бичкрафт» развивает скорость до двухсот двадцати пяти миль в час, а «бигл» — в два раза меньше.
Я обнял и поцеловал ее. Вполне искренне. Она была такая свежая и милая, что поцеловать ее было одно удовольствие. Тут я позвонил уже в Глазго и с ходу дозвонился. Я велел Малышу Джоку Миллеру, чтобы он подготовил мне машину в аэропорту Глазго с двух ночи. Он сказал «Угу», и я положил трубку. Джок получал пенсию от Принцессы, потому как, работая на нее, нарвался на пулю, которая лишила его глаза. Теперь у него был гараж в Глазго. Он говорил редко, но если уж, как сейчас, вы слышали его «Угу»,
