дряни означает 'свободная вода', а стоит она целое состояние. Дорогостоящая пакость потекла из сумки на землю. Я смотрел, как Катерина, не выпуская детей, присела на корточки и попыталась вытряхнуть бутылку из сумки, пока жидкость не испортила остальное барахло. Раздалось проклятье. Я увидел кровь. Катерина хотела поставить Милли на землю, но та, будучи ребенком, не достигшим трех лет, и не подумала мыслить рационально; вместо этого Милли с удвоенной силой вцепилась в мать. Катерина сердито оттолкнула нашу дочь, та повалилась на траву и закричала. С каждым новым поворотом в сюжете я понимал, что предвижу ход событий, но не в силах его изменить. Все равно что наблюдать за столкновением машин в видеоподборке, посвященной дорожным происшествиям. Мне отчаянно хотелось броситься к ним и помочь, но разве я мог так поступить? Разве мог я внезапно появиться посреди Клапамского парка – спустя всего час после того, как я сообщил, что нахожусь в Манчестере?
– Присматриваешься к здешним няням? – хмыкнул позади меня голос.
Это был Дирк – он все еще досадовал, что его переиграли на дешевой гитаре из клееной фанеры.
– Да нет, просто наблюдаю за женщиной, которая пытается управиться с двумя маленькими детьми. Она вообще-то их мать. Э-э… я так думаю.
– Господи, и зачем только люди заводят детей? – вздохнул Дирк, глядя на самозабвенно дрыгавшую ногами Милли.
Я осознал, что согласно киваю, и устыдился того, как непринужденно предал своих детей.
– Ты только взгляни на это вопящее отродье. Я считаю, людям нельзя позволять заводить детей, если они не умеют с ними управляться.
Внезапно я вскипел. Да что он понимает?
– Она не виновата! – сказал я с яростью. – С двухлетками всегда нелегко.
– Только послушай, как она орет на бедную девчонку. Не удивительно, что та вопит в ответ.
– Так она, наверное, совсем потеряла голову. От недосыпа и всего остального.
– Да, похоже, мать-одиночка, – вынес вердикт Дирк и двинул обратно.
Теперь Катерина сидела на земле и плакала. Она выглядела совершенно опустошенной. Никогда прежде я не видел ее такой обескураженной. Из руки течет кровь, дети рыдают. А поскольку дело происходит в Лондоне, то люди проходят мимо, словно Катерина – наркоманка или алкоголичка. Неужели никто не подойдет к ней помочь?
– С тобой все в порядке, Катерина? – спросил я.
Она подняла глаза и от изумления даже прекратила рыдать.
– А ты откуда взялся?
Поскольку ответа на этот вопрос у меня не было, то лучше всего его просто игнорировать.
– Что у тебя с рукой?
– Да так, порезалась.
– Тогда понятно, откуда на асфальте кровь. – Я обмотал ее пальцы своим носовым платком. Катерина таращилась на меня так, словно я в одном лице был доброй феей и рыцарем в сверкающих доспехах. – Идиотка, я вижу, что порезалась. Чем ты занималась?
– Пыталась достать из сумки битое стекло.
– Вот и говори после этого о несчастных случаях.
Катерина улыбнулась, и я понадеялся, что момент, когда она могла еще раз спросить, что я вообще здесь делаю, миновал.
– Мы с папой видели зеленую птичку, – услужливо сказала Милли.
– Боже, она все никак не может забыть. Мы видели зеленого дятла месяца два назад. – Я завязал на платке узел. – Пойдем выпьем кофе, а Милли угостим хрустящей картошкой.
Катерина вытерла глаза, размазав тушь по щекам.
– Боже, Майкл, я так рада тебя видеть. Я потеряла Милли. Это было ужасно. Она отошла от эстрады, пока я переодевала Альфи, я побежала искать ее за кафе, но она, наверное, ушла в другую сторону… Я так испугалась. А потом опрокинулась коляска, разбилась бутылка, я порезала руку, дети вопили, и я не знала, за что хвататься…
– Хорошо, забудь про кофе, но как насчет стаканчика вина?
– А как же малыш?
– Разумно… ему тоже перепадет.
Я посадил Милли на плечи, и мы направились прочь от пикника. Если бы двухместная коляска была чуточку шире, я бы привязал Катерину рядом с Альфи и всю дорогу вез ее. Мы выбрали столик во внутреннем дворике паба. Альфи упоенно сосал из бутылочки, я потягивал пиво, а Катерина залпом влила себя вино. Казалось, все идет отлично – по крайней мере, на данный момент.
– Так почему ты сказал, что сейчас в Манчестере? – внезапно спросила Катерина.
Хоть я и положил в рот всего одну хрустящую картофельную пластинку, но сделал вид, будто у меня рот набит до отказа, и ответить я никак не могу.
– В Манчестере? – сказал я наконец. – О чем ты говоришь?
– Ты сказал, что находишься в Манчестере.
Повисла пауза. Я смотрел на Катерину так, словно она совершенно выжила из ума, но недоумение на моей физиономии сменилось выражением внезапного озарения.
– Нет-нет-нет. На Манчестерской улице. Я сказал, что нахожусь на Манчестерской улице. Это в Вест-энде.
Катерина выглядела смущенной.
– Но ты же сказал, что на Пикадилли.
– На площади Пикадилли.
Катерина рассмеялась над собственной глупостью.
– А я-то подумала, что тебя опять занесло на Север.
Мы добродушно посмеялись над этой путаницей, и я облегченно вздохнул, порадовавшись, что Катерина забыла, что Манчестерская улица находился в доброй паре миль от площади Пикадилли. Прежде чем она успела задуматься над этим, я сменил тему.
– А ты что делаешь на этой стороне реки? Неужели не боялась, что тебя остановят на мосту пограничники.
– Мы поехали смотреть новый дом Сьюзен и Пирса в Стокуэлле, но их не оказалось дома, поэтому мы решили немного прогуляться по Клапамскому парку. Правда, Милли?
– Мы с папой видели зеленую птичку.
– Да, хорошо, Милли. Ты уже говорила, – перебил я. – Возьми лучше еще один пакетик с картошкой.
– А ты? – спросила меня Катерина.
– Ну, покончив с делами на Манчестерской улице, я сел на метро, чтобы доехать до своей студии, но вдруг надумал пройтись по парку. И тут увидел вас. Совпадение, да?
– Да, только давай не будем говорить моей сестре. Она наверняка запишет это совпадение на счет какой-нибудь психической энергии.
– А что, неплохая мысль. Я скажу, что завернул в парк, потому что ощутил испускаемые тобой отрицательные флюиды. Конца объяснениям мы после этого не услышим.
Катерина захохотала, но в смехе отчетливо сквозили истерические нотки. Катерина пила второй бокал вина, Милли поедала третий пакетик хрустящего картофеля, а Катерина все больше походила на ту жену, которую я знал; от срыва у концертной эстрады не осталось и следа. Но тут в дело вмешался алкоголь, и из Катерины словно воздух выпустили – у нее не осталось сил даже на смех. Я вызвался поменять Милли подгузник, и мое предложение вызвало короткую улыбку. Я положил Милли на коврик для переодевания и принялся расстегивать ее мешковатые розовые штанишки.
– Майкл? – зловеще сказала Катерина.
– Что?
– Я недовольна.
– Что, прости?
– Я недовольна.
