– Пусть так! Если мне суждено вести войну, то предпочитаю, чтобы это было сейчас, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! Что вы можете предпринять против меня? Ударить с воздуха? («Истерический смех», – отметил Буркхарт в записи беседы.)
Вдруг происходит неожиданная перемена: Гитлер успокоился, полон миролюбия.
– Постоянные разговоры о войне – это глупость. О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на востоке, а леса – колония, только одна колония. Все остальное ерунда.
– Я не стремлюсь к господству, – продолжал он. – Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда: ничего. Все, что мне приписывают, – выдумки. Но мне нужна свобода рук на востоке. Повторяю еще раз – вопрос идет только о зерне и лесе. Я готов вести переговоры. (Именно этих слов и ожидал с нетерпением Буркхарт!) Когда же мне угрожают ультиматумами, меня лишают этой возможности!
Гитлер выводит собеседника на террасу, нависшую над обрывом. Монолог должен завершиться широким «пиано» на фоне гор, залитых лучами заходящего солнца.
– Как я счастлив, когда бываю здесь! – заявляет «фюрер». – Довольно я поработал, пора и отдохнуть. С каким удовольствием я остался бы здесь и занялся живописью. Ведь я художник!
Буркхарт прощается. Провожая гостя, Гитлер вдруг с теплотой вспоминает Галифакса:
– Я надеюсь с ним еще когда-нибудь встретиться… Я хочу жить в мире с Англией, заключить с ней пакт об окончательном урегулировании; я готов гарантировать ее владения во всем мире и сотрудничать с Лондоном.
– Не лучше ли тогда побеседовать непосредственно с кем-либо из англичан? – осторожно выбирает леску Буркхарт.
– Язык является слишком большим препятствием… (В действительности Гитлер в переговорах не заинтересован – только связали бы ему руки. Но поманить англичан соглашением, прощупать, как далеко они готовы пойти, – другое дело!) Может быть, найти кого-нибудь из англичан, говорящих по-немецки? Мне сказали, что бегло по-немецки изъясняется генерал Айронсайд?
У Буркхарта перехватило дыхание. Наконец-то он получил от Гитлера намек, который с нетерпением ожидают в Лондоне и Париже!
– Могу я передать, что у вас есть такое желание?
– Да, – подтверждает «фюрер». – Не могли бы вы сами направиться в Лондон? Если мы хотим избежать катастрофы, нельзя терять времени!
Где-то в конце беседы Гитлер сделал заявление, которое, по-видимому, являлось главной целью встречи со швейцарским дипломатом. К сожалению, публикуя текст, представленный в свое время Буркхартом, Форин оффис, надо полагать, из «скромности» опустил это место. Или, может быть, в разгар «холодной войны» – данный том английской дипломатической переписки вышел в свет в 1953 г. – издатели не хотели «компрометировать» Гитлера? Вот эта фраза, ставшая известной лишь через 15 лет после окончания войны, когда появились мемуары Буркхарта:
«Все, что я предпринимаю, – заявил напрямик Гитлер, – направлено против России; если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден договориться с русскими, разгромить Запад и тогда, после его поражения, направить все мои силы против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не морили голодом, как в прошлую мировую войну».
Итак, снова затасканная антисоветская карта, которую на сей раз Гитлер не просто выложил на стол, а швырнул в лицо своим западным партнерам. Этой фразой он как бы «объяснял» резкую антибританскую кампанию, которую вела германская пресса на протяжении всего лета: третий рейх стремится выполнить свою «историческую миссию» – уничтожить большевизм, тогда как Великобритания предоставила гарантии Польше, тем самым мешая Гитлеру двигаться дальше на восток! Как же тут было не возмущаться «глупостью» Запада! Далеко идущие предложения, высказанные близкими к Чемберлену лицами в доверительных переговорах с представителями рейха, давали «фюреру» основание полагать, что подобное заявление воспримут на Западе не только с «пониманием», но и с радостью. Как показали последующие события, он не ошибся.
Не надо обладать особой проницательностью для того, чтобы понять, почему свой демарш нацистская дипломатия приурочила именно к этому моменту. Дело в том, что 10 августа в Советский Союз прибыли английская и французская военные делегации для переговоров о пакте. Гитлеровцы всеми средствами старались помешать его заключению. С той же целью «фюрер» угрожал «договориться с русскими». Его заявление было чистым блефом, поскольку Советское правительство продолжало настойчиво добиваться эффективной договоренности с западными державами и в своих отношениях с Германией, несмотря на ее настойчивые усилия завязать политический диалог, тщательно избегало шагов, которые стали бы помехой для заключения пакта с Англией и Францией.
Выраженное Гитлером желание вступить в переговоры с кем-либо из авторитетных англичан Буркхарт воспринял как поворотный пункт в развитии европейского кризиса. Он спешит в Базель, где в обстановке строжайшей секретности принял в своем доме Р. Макинса и П. Арналя. Он изложил этим дипломатам для передачи Галифаксу и Бонне подробности своей встречи с Гитлером. Собеседники уже рисовали себе картину нового Мюнхена.
Неожиданно расчеты использовать визит Буркхарта для подготовки сделки с Гитлером рассыпались в прах. Один из французских журналистов в Данциге сумел узнать, что верховный комиссар вместе с Форстером вылетел в Берхтесгаден. На следующий день сенсационную новость опубликовала французская «Пари суар», затем ее подхватила мировая пресса. При этом высказывалась догадка, что «фюрер» вручил Буркхарту для передачи Чемберлену письмо с предложением присоединиться к походу против СССР. Закулисные контакты англо-французской дипломатии с Гитлером, когда в Москве шли переговоры о заключении трехстороннего пакта, вызвали бурное возмущение общественности. Поездка Айронсайда к «фюреру» не состоялась.
Как выяснилось после войны, описанная встреча Гитлера с Буркхартом происходила на фоне еще более засекреченных переговоров Геринга с тайными эмиссарами английского правительства.
«Дипломатическая кукла» вступает в игру
Древний замок Рокельштадт, четко выделяясь на бледном северном небе, застыл, словно погруженный в воспоминания. Его высокие башни, объятые лучами августовского солнца, отражаются в неподвижной глади озера. В Швецию осень приходит рано и приносит с собой тишину.
Замок расположен вдали от больших дорог истории, и мало кому могло прийти в голову, что именно здесь будут решаться судьбы Европы, а возможно, и целого мира, – Рокельштадт был намечен как место секретных англо-германских переговоров в начале августа 1939 г.
Над каменной громадой возвышаются две башни – греха и добродетели. Башня греха представляет собой высокое просторное помещение с многочисленными изваяниями, запечатлевшими мифы Востока. На стенах – таинственные иероглифы, изображения чертей и злых духов, а в воздухе–запах ладана. Мрачные лики, темные краски – все создает атмосферу средневековой мистики. Чем не подходящее место для закулисной политической сделки? И не мистикой ли являлась сама попытка повернуть ход истории вспять?
Затея была связана с именем Геринга. По сей день на Западе бытует версия, согласно которой он якобы был «против войны». Войны против кого? Этого буржуазные авторы стараются не уточнять. Летом 1939 г., когда тень войны уже надвигалась на Европу, Геринг, как пишет один из его английских биографов в опубликованной в 1974 г. книге, «отчаянно отыскивал какой-либо путь для того, чтобы переиграть Риббентропа, стремившегося к войне с Англией». Тучный рейхсмаршал даже разработал свою «стратегию сдерживания». Кого? Это тоже не уточняется. Обратимся, однако, к фактам.
В соответствии с этой «стратегией» Боденшатц, адъютант Геринга, установил тесный контакт с французским военно-воздушным атташе в Берлине полковником Стэленом. Отношения вскоре приобрели столь «близкий» и «доверительный» характер, что Боденшатц, к немалому удивлению Стэлена, нередко
