маленькой комнате с плотно занавешенным окном.
На ночь он выпил чуть не полфлакона валерьянки.
— Чем это воняет? — хмуро поинтересовалась Люська. Богдан долго не мог уснуть, в полудреме читал какие-то стихи по незнакомой книге, успевал удивляться: что за строки? Неужели сам во сне придумал? А потом, провалившись окончательно, почувствовал запах гнилой картошки, очутился на ящике посреди овощебазы, а напротив, на другом ящике, сидел небритый старик, прикрывал нечистой ладонью выбитый глаз:
— Ходит за тобой… И ходит… Гляди…
— Кто ты? — спросил во сне Богдан.
— Игнатьич… — Старик вздохнул. — Через меня ты в это дело встрял… Гляди…
На другое утро Денис одевался вдвое дольше, чем обычно, но Богдан не проявил недовольства. Наоборот, сообщил, что в субботу они идут в зоопарк; малой развеселился. Завязывая шнурки на высоких ботинках сына, Богдан спросил как бы ненароком:
— А что за тетю ты нарисовал с кактусом? Денис не сразу понял, о чем речь.
— Просто, — сообщил удивленно, когда Богдан сходил в комнату и принес рисунок. — Просто так. Красивая тетя.
— А где ты видел, что кактус цветет? Денис засмеялся:
— Это краска размазалась!
Всю следующую неделю Денис рисовал зверей, а Богдан спал спокойно. Выпал и растаял первый снег. Ни черная птица, ни похожее на кота существо больше не мерещились. Он занимался диссером, и ничем другим.
В пятницу Люська попросила Богдана забрать малого из садика. Дожидаясь, пока неторопливый Денис оденется, Богдан рассматривал пластилиновых мишек с бумажными ярлычками имен и подписанные шариковой ручкой гуашевые рисунки. Тема занятия была «Правила дорожного движения», на всех картинках имелись светофоры с глазками и ручками, дяди Степы в огромных фуражках, кое-где попадалось треугольное солнце в уголке листа и цветочки внизу. На рисунке Дениса, невнятном и довольно грязненьком, красовался самосвал и маленькая фигурка под огромными черными колесами.
— Деня… Что это?
— Это тетя, которая неправильно переходила дорогу, — очень серьезно сообщил художник. — Нам про такое рассказывали!
Молча проклиная дур-воспитательниц, запугивающих детей всякой ерундой, Богдан вывел сына во двор из пропахшего кашей коридора. Снова пошел снег и перестал; Денис медленно и обстоятельно рассказывал, что давали на обед, что на завтрак и что на ужин. Подходя к троллейбусной остановке, Богдан издали увидел толпу возле перехода; над толпой возвышался самосвал. Мигала синим милицейская машина, чуть поодаль стояла «Скорая помощь». Богдан сильнее сжал руку сына и потащил его прочь; во рту стоял отвратительный привкус. Взмокли ладони в перчатках из фальшивой кожи.
— …какое там жива, пополам переехало… — донеслось от остановки, где судачили женщины.
Подошел троллейбус.
— Пропустите с ребенком! — рявкнул Богдан неожиданно грубо и, крепко прижав к себе пискнувшего Дениса, ввинтился в переполненные душные недра.
— Ты ведь понимаешь, что это совпадение? — спросила Люська. — Ты огорчился из-за этой выдры Екатерины…
— Вот-вот, — подтвердил Богдан.
— А возле того перехода вечно всякая жуть. Дурное место. Месяц назад пацана сбили — перебегал…
Богдан тяжело вздохнул.
— Игнатьич, — Люська поморщилась. — Кстати, я ту птицу видела. Сидела на мусорном баке.
— Да?!
— Явно не ворона… Хотя большая. У нас похожая в селе под крышей жила.
— У нее глаза нет.
— Насчет глаза я не заметила, издали смотрела… Но явно покалеченная, едва летает. Знаешь, часто бывает: подранки не улетают на зиму, а пристраиваются где-нибудь в городе. Надо подкормить.
— Люська, слушай, это та самая, что у нас под крышей…
— Ага. Прилетела за триста километров к тебе в гости. Как же.
Насмешливый Люськин тон привел Богдана в чувство. Но на Денискины рисунки он опасался смотреть еще долго — почти две недели.
Богдан сидел за работой, когда вернулись с прогулки Люська с Денисом. Люська держала санки, Денис — старое одеяльце, служившее подстилкой. С мокрых полозьев падали на линолеум снежные кляксы.
— Замерзли? — спросил Богдан, запирая дверь.
— Ага, — сказала Люська странным голосом. — Немножко…
И взялась расстегивать на Денисе шубку, но Богдан уже знал: что-то случилось.
— Да нет, — ответила Люська на взгляд мужа. — Ничего… так. Деня, иди мой ручки…
Прикрыла за сыном дверь ванной:
— Видели мы этого… кота. Деня испугался… А дворничиха говорит, он здесь во дворе… Короче, вроде бы он таксу съел из второго подъезда.
— Кот?!
— Они говорят «чернобыльский мутант». — Люська невесело усмехнулась. — Знаешь что? Позвоню-ка я в «будку». Пусть приедут, заберут его. На фига нам во дворе такая гадость?
«Будка», служба по отлову бродячих животных, никакого кота-мутанта во дворе не нашла, зато попыталась забрать двортерьера Булата из третьего подъезда. Случился скандал, чуть ли не драка, хозяйка Булата кричала в лицо Люське оскорбления, Богдан едва сумел разрешить дело миром — заплатил «будочникам», и те убрались пустые. Китайский шарпей Бернард, пес соседа-прокурора, скалил вослед живодерам зубы и глухо рычал. Он ничем не рисковал: прокурорских шарпеев никто не отлавливал — себе дороже.
Люська долго плакала на кухне, Богдан утешал ее и не знал, как утешить. Наконец в час ночи улеглись; в пять утра Богдан вышел на кухню попить водички и, глянув в окно, увидел под единственным фонарем во дворе огромную тварь со стоящей дыбом шерстью…
Мигнул — чудовища как не бывало.
— Что это?
Богдан держал в руках новый рисунок Дениса, выпавший из-за неплотно прикрытой дверцы письменного стола. На рисунке были люди с круглыми головами, круглыми животами, с наведенными черной краской руками и ногами — много людей; некоторые сжимали в руках большие черные ножи размером с хорошую саблю. Люди стояли плечом к плечу, а в центре композиции помещался хиленький человечек в треугольном зеленом пальто и круглой шляпе. Руки человечка торчали в стороны — на каждой по пять длинных пальцев.
— Что это, Деня?
— Просто так, — уклончиво ответил сын. — Хулиганы.
— А в середине? Сын пожал плечами.
— Это не я случайно? — осторожно спросил Богдан. — В зеленом пальто?
— Может, и ты, — пробормотал Денис, глядя в сторону.
Одноглазый старик сидел на покосившемся ящике из-под овощей. На темной морщинистой ладони лежала картофелина — чистая, золотисто-коричневая, будто светящаяся изнутри.
