оставаться в стороне. Пожалуй, разразится общеевропейская война, крупнейшее столкновение сил со времен Наполеона. Джордж всегда считал, что между «цивилизованными» нациями война невозможна, — и вот она близка, она уже у порога. Он не мог этому поверить. Нет, Германия не желает войны, для Франции это было бы чистейшим безумием, и Англия, конечно, тоже не хочет воевать. Итак, великие державы вмешаются и не позволят. Чем там занимается сэр Эдуард Грей256? А, предлагает созвать конференцию… Пассажир, сидевший напротив, наклонился к Джорджу и ткнул пальцем в газету.
— Что вы на это скажете, сэр?
— Похоже, что дело очень серьезное.
— Война на носу, а?
— Ну, надеюсь, до этого не дойдет. Газеты вечно преувеличивают. Это была бы чудовищная катастрофа.
— Ничего, нам не грех немножко встряхнуться. Все мир да мир, так и заплесневеть недолго. Маленькое кровопускание — штука полезная.
— По-моему, до этого не дойдет. По-моему…
— Рано или поздно дойдет. Уж эти немцы, сами знаете… А только перед нашим флотом им не устоять.
— Все-таки будем надеяться, что воевать не придется.
— Как сказать. Я бы немцам показал, почем фунт лиха, да и вы, думаю, не прочь.
— О, я человек нейтральный! — засмеялся Джордж. — На меня не рассчитывайте.
— Хм! — буркнул его собеседник, поднялся и, выходя из автобуса, подозрительно оглядел этого непатриотически настроенного субъекта с такой неанглийской внешностью. Ну, ясно, иностранец, треклятый иностранец. Хм! Что он делает у нас в Англии, хотел бы я знать? Хм!
Джордж уже вновь погрузился в газету, не догадываясь, какую бурю чувств поднял он в груди сего весьма немолодого, но рьяного патриота.
— Послушайте! — воскликнул Джордж, едва успев поздороваться с Элизабет и Реджи. — Видели вы сегодня газету?
— Газету? — переспросила Элизабет. — А что там? Что-нибудь про тебя?
— Да нет же, на Балканах того и гляди начнется война, и похоже, что она затянет всех.
Реджи пренебрежительно фыркнул:
— А, пустяки! Чудак вы, Джордж, кто же верит газетным сенсациям! Да мы только вчера говорили об этом в профессорской и сошлись на том, что конфликт будет локализован и что Грей, вероятно, через день-два выступит с соответствующим заявлением. Все обойдется.
Элизабет выхватила у Джорджа газету и пыталась разобраться в непривычной путанице громких фраз.
— Так это, по-вашему, ложная тревога? — спросил Джордж, вешая шляпу и усаживаясь за столик.
— Ну, разумеется! — презрительно отозвался Реджи.
— А ты как думаешь, Элизабет?
— Сама не знаю, — Элизабет с недоумением подняла глаза от газеты. — Каким-то странным языком это написано, ничего не могу понять. Неужели в газетах всегда так пишут?
— Почти всегда, — сказал Джордж. — Но я рад, что это, по-вашему, просто раздуто, Реджи. Скажу по совести, заголовки меня напугали. Вот что получается, когда уходишь в свою скорлупу и не знаешь, что творится вокруг.
Все же он не вполне успокоился и на обратном пути распорядился, чтобы ему доставляли на дом ежедневную газету, пока он не отменит заказ. Он надеялся, что уже назавтра новости будут получше, но ошибся. Ничего хорошего не принес и следующий день. А потом пришло известие, что в России мобилизация и что главные силы британского флота вышли из Спитхедской гавани, будто бы на маневры, но с запечатанным приказом. Джордж вспомнил офицера береговой охраны, который однажды, выпив лишнего, проговорился, что у него в запечатанном пакете хранится приказ на случай войны. Быть может, через несколько дней этому офицеру придется распечатать пакет, быть может, он его уже распечатал. Джордж пытался работать — и не мог; отложил кисть и краски, взялся за книгу — и поймал себя на мысли: Австрия, Россия, Германия, Франция, а там, пожалуй, и Англия, — да нет же, нет, не может быть! Он не находил себе места и наконец пошел к Элизабет. Легкими мазками она набрасывала пестрый букет летних цветов в большой синей вазе. В комнате стояла тишина. Одно из окон было открыто, за ним виднелся сад, сдавленный со всех сторон высокими домами. В просвет между полосатыми черно-оранжевыми занавесями влетела оса и с жужжаньем устремилась к гроздьям винограда на большом испанском блюде.
— Что скажешь, Джордж?
Комната была такая безмятежно спокойная и Элизабет такая же невозмутимая, как всегда… Джордж вдруг и сам удивился своему волнению.
— Неспокойно мне, как бы не было войны.
— Ну, знаешь ли! Охота тебе поднимать панику. Ведь Реджи сказал, что это все пустяки, а у них в Кембридже всегда знают самые последние новости.
— Да, конечно, дорогая, но сейчас речь не о Кембридже, а о Европе. Уж если царь и кайзер пожелают развязать войну, они не станут спрашиваться у кембриджских профессоров.
Элизабет досадливо поморщилась, не отрываясь от мольберта.
— Что ж, — сказала она, прикусив кисть. — Я тут ничем помочь не могу. Впрочем, нас это не коснется.
Нас это не коснется! Джордж чуть помедлил в нерешимости.
— Пожалуй, пойду узнаю, что нового.
— Ну, иди. Я сегодня ужинаю с Реджи.
— Ладно.
В первые дни августа Джордж много бродил по Лондону, ездил в автобусах, без конца покупал газеты. Город казался мирным и безмятежным, как обычно, и, однако, во всем сквозило скрытое беспокойство. Быть может, это было лишь отражение внутренней тревоги Джорджа; быть может, всему виною было невиданное множество экстренных выпусков и непрестанные крики мальчишек-газетчиков; мальчишки останавливались в самых неожиданных местах, окруженные нетерпеливыми покупателями, и едва поспевали раздавать свежеотпечатанные листы. Те дни как-то слились в памяти Джорджа, и он не мог потом вспомнить последовательность событий. Две-три разрозненные сценки отчетливо стояли перед глазами, остальное расплывалось, исчезало, заслоненное видениями более страшными.
Ему запомнился обед в клубе Беркли, в отдельном кабинете: их с Элизабет и кое-кого из их друзей пригласил один богатый американец. Разговор то и дело возвращался к войне — будет ли она и какую позицию в этом случае займут Англия и Америка. Джордж все еще цеплялся за спасительную иллюзию, будто между высокоразвитыми промышленными странами война невозможна. Он изложил свою точку зрения американцу, тот согласился и сказал, что Уолл-стрит и Трэдниддл-стрит257 соединенными усилиями могут остановить даже звезды небесные.
— Если война все-таки разразится, — сказал Джордж, — это будет как стихийное бедствие: чума, землетрясение. Но, по-моему, все правительства в своих же интересах объединятся и предотвратят ее или хотя бы ограничат, чтобы дело не пошло дальше Австрии и Сербии.
— А вам не кажется, что немцы рвутся в драку? — спросил кто-то из англичан.
— Не знаю, просто не знаю. Да и что мы все знаем? Наши правительства не сообщают нам, что они делают и какие строят планы. Мы как слепые. Мы можем только гадать, но ничего не знаем наверняка.
— Похоже, что рано или поздно войны не миновать. Мир слишком тесен, чтобы вместить и Германию, которая требует больше места под солнцем, и Британскую империю, которая не желает сокращаться.
— С одной стороны неодолимая сила, с другой — неподвижная косная масса… Но сейчас речь не об Англии и Германии, а об Австрии и Сербии.
— Ну, убийство эрцгерцога просто предлог — это, наверно, было заранее подстроено.
