Стихотворение это – меньше всего простая зарисовка тогдашних событий: в нем довольно сложно и прихотливо преломились недостаточно отчетливые и в известной мере противоречивые представления молодого Блока о политической свободе. Но вряд ли можно сомневаться в том, что толчком к созданию «Митинга» послужила одна из типичных сцен тех горячих дней, которую поэт мог наблюдать непосредственно. Вот, например, записанный Е.П.Ивановым рассказ его приятеля Н.П.Ге: «Они стояли со знаменем, и оратор с тумбы говорил. Вдруг рожок. И из окон Семеновских казарм залп. Оратор упал, изо рта кровь; все разбежались…»
Каждый день приносил новое. Тринадцатого был создан Совет рабочих депутатов и состоялась грандиозная «общая сходка» во дворе университета. Четырнадцатого петербургский генерал-губернатор Трепов отдал приказ: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть». Пятнадцатого не вышло ни одной газеты и забастовали даже дворники; «город совсем обмер». Шестнадцатого закрылись все высшие учебные заведения.
Тем временем власти, колеблясь между объявлением военной диктатуры и введением хотя бы каких-то реформ» вынуждены были, пока не стало поздно, пойти на уступки. Спасая режим и династию, Витте буквально вырвал у царя манифест о «даровании населению незыблемых основ гражданской свободы» (речь шла о неприкосновенности личности, свободе совести, слова, собраний и союзов, о предоставлении Государственной думе, о созыве которой было объявлено еще в августе, прав законодательного органа).
«Дарование свобод» было отвлекающим маневром царизма, но своевременно догадались об этом очень немногие. Лишь большевистские листовки предупреждали, что манифест есть уловка, временное отступление самодержавия на новые позиции с целью выигрыша времени и перегруппировки сил.
Манифест был обнародован 18 октября. Он вызвал шумное ликование в лагере либералов. На него, естественно, живо откликнулись и широкие народные массы, поверившие царевым посулам.
Еще более широким и бурным потоком пошли манифестации и митинги. Произносились речи «самого крайнего направления», как докладывал начальник охранки. Зазвучала «Марсельеза». На здании Городской думы был водружен красный флаг. Однако же по демонстрантам продолжали стрелять. Подняла голову черная сотня, начались «патриотические» шествия с пением гимна, трехцветными флагами и портретами царя. В Москве черносотенцами был убит большевик Николай Бауман, и похороны его превратились в боевой смотр сил рабочего класса.
Очевидно, в первый же день «свободы» (или в один из последующих) сдержанный и молчаливый студент Александр Блок нес красное знамя во главе одной из манифестаций. Брюсов, прослышав об этом, не преминул заметить язвительно: «Блок ходил по Невскому с красным флагом».
Тем более знаменательны отклики Блока на царский манифест. В самый день его опубликования были написаны два стихотворения – «Вися над городом всемирным…» и «Еще прекрасно серое небо…». Оба они говорят о конце «древней сказки» самодержавия. Но решающее в них – нота не умиления или восторга по поводу происшедшего, но тревоги за будущее, боязнь обмана народных чаяний и надежд. Совершенно неискушенный в «конкретной политике» поэт словно предчувствовал кровь, залившую меньше чем через два месяца московскую Пресню, и палачество карательных экспедиций в той же Москве, в Прибалтике, в Сибири…
В обоснование своей тревоги он обратился к символике пушкинского «Медного всадника»:
Впоследствии Блок сделал пометку к заключительной строфе: «Плохо выражено». Но существо мысли совершенно ясно: по-настоящему еще «не сдавлен» ни один сустав старого мира.
Во втором стихотворении мысль эта выражена еще более отчетливо:
Молчавший на студенческих сходках, чуждый либерального краснословия, автор «Фабрики» душой и сердцем постиг самое главное – голод голодных и сытость сытых.
Итогом и вершиной его поэтических откликов на события 1905 года служат стихи, которые так и озаглавлены: «Сытые». Здесь впечатление от октябрьской забастовки столичной электростанции разрастается в емкий образ исторического затмения, заката всего старого мира.
